Сестра передает эту просьбу кюре Берье, но тот сообщает, что все больные в приходе в таком состоянии, что об их переносе не может быть и речи.
— Тогда отвези меня в больницу, чтобы я мог умереть среди бедных.
— Но тебя тоже нельзя сейчас перевозить. Когда тебе станет лучше, я выполню твою просьбу.
Головные боли усиливаются, их невозможно вытерпеть. 17 августа Паскаль просит Жильберту позвать врачей для консилиума. Доктора с ученым видом отменяют предписанные ранее минеральные воды и назначают больному пить молочную сыворотку. Все это напоминало бы фарс, если б речь не шла о жизни и смерти. Паскаль с сомнением воспринимает очередной рецепт. Он боится того, что может умереть в любую минуту. Нужно, чтобы рядом с ним находился священник — ведь нельзя же умереть без причащения! Кюре Берье в отлучке, Жилберта приглашает другого священника, а пока готовит все необходимое для этого таинства.
Поздней ночью Паскалю становится совсем плохо. Он не в силах сдержать крики и стоны, все тело сотрясают дикие конвульсии. Обессилев, он застывает на кровати столь неподвижно, что родные и домочадцы принимают его за умершего. Жильберта с болью смотрит на неподвижное лицо брата. Бедняга, он так и не причастился Святых Тайн. Но что это? Паскаль открывает глаза, он в ясном сознании! Очевидно, Бог решил вознаградить его. И в эту минуту, словно в театральной пьесе, появляется кюре Берье. Он протягивает умирающему причастие.
— Вот Тот, к кому вы так стремились.
Паскаль находит в себе силы приподняться и принять святые дары. На вопросы священника о таинствах веры он с глубоким благоговением отвечает:
— Да, месье, я верю всему этому всем своим сердцем.
Перед тем, как снова начались конвульсии, Паскаль успевает сказать:
— Да не покинет меня Бог никогда!
После этого он окончательно теряет сознание. Агония длится еще сутки. В ночь с 18 на 19 августа 1662 г. мучения Паскаля прекращаются навсегда.
ПЕСТЕЛЬ Павел Иванович (1793–1826) — декабрист, полковник, командовал Вятским пехотным полком. О его смерти см. статью «БЕСТУЖЕВ-РЮМИН».
ПЕТР I (1672–1725) — российский император. Бурная жизнь реформатора достаточно рано подточила здоровье Петра I. Более всего его донимала уремия. В последний год жизни он ездил лечиться на минеральные воды, но и во время лечения занимался порой тяжелой физической работой. Так, в июне 1724 г. на Угодских заводах Меллеров он собственноручно отковал несколько полос железа, в августе присутствовал при спуске фрегата, затем отправился в долгое и утомительное путешествие по маршруту: Шлиссельбург — Олонецк — Новгород — Старая Русса — Ладожский канал.
Вернувшись домой, Петр, согласно распространенной версии, получил свидетельства адюльтера между своей женой императрицей Екатериной и 30-летним Вилли Монсом, братом бывшей фаворитки Петра Анны Монс. Монса обвинили во взятках и хищениях и по приговору суда отрубили ему голову. Когда Екатерина заикнулась было о помиловании, Петр в гневе разбил зеркало тонкой работы, в дорогой раме. «Вот прекраснейшее украшение моего дворца. Хочу — и уничтожу его!» Екатерина поняла, что гневные слова супруга содержат намек на ее собственную судьбу, но сдержанно спросила: «Разве от этого твой дворец стал лучше?» Петр все же подверг супругу тяжелому испытанию — он повез ее смотреть отрубленную голову Монса…
Болезнь обострилась, и большую часть последних трех месяцев жизни Петр проводил в постели. В дни облегчения он вставал и выходил из помещения.
В конце октября он участвовал в тушении пожара на Васильевском острове, а 5 ноября заглянул на свадьбу немецкого булочника, где провел несколько часов, наблюдая за танцами и иностранными свадебными обрядами. В том же ноябре царь участвует в обручении своей дочери Анны и герцога Голштинского. Празднества по этому случаю продолжались две недели, иногда на них бывал и Петр. В декабре он тоже присутствовал на двух торжествах: 18-го отмечался день рождения младшей дочери Елизаветы, а два дня спустя он участвовал в избрании нового «князь-папы» вместо умершего Бутурлина.
Пересиливая боль, царь бодрился, составлял и редактировал указы и инструкции. В связи с делом Монса он 13 ноября издал указ, запрещавший обращаться к дворцовым служителям со всякого рода просьбами и выдавать им посулы. Указ грозил служителям, принимавшим челобитные, смертной казнью. За три недели до смерти Петр занимался составлением инструкции руководителю Камчатской экспедиции Витусу Берингу. Нартов, наблюдавший царя за этим занятием, рассказывает, что он, царь, спешил сочинить наставление такого важного предприятия и, будто предвидя скорую кончину свою, был весьма доволен тем, что завершил работу. После этого он вызвал адмирала Апраксина и сказал ему: «Худое здоровье заставило меня сидеть дома. Я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно, и что другие дела предпринять мешали, то есть, о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию».
В середине января 1725 года приступы уремии участились, а затем стали просто ужасными. Нарушение функций почек привело к накоплению в крови азотистых шлаков, к закупорке мочевыводящих путей. По свидетельству современников, несколько дней Петр кричал так громко, что было слышно далеко вокруг. Затем боль стала столь сильной, что царь только глухо стонал, кусая подушку. Скончался Петр 28 января 1725 года в страшных мучениях.
Тело его оставалось непогребенным сорок дней. И все это время Екатерина, провозглашенная императрицей, дважды в день плакала над телом мужа.
ПЕТРАРКА Франческо (1304–1374) — итальянский поэт. Незадолго до кончины Петрарка получил в подарок от Бокаччо «Декамерон» и загорелся идеей перевести на латынь историю Гризельды.
Когда перевод был готов, Петрарка отдал его переписчикам, чтобы его красиво переписали и затем отослал во Флоренцию вместе с письмом.
«Я солгал бы, — писал он, — если б сказал тебе, что прочитал всю твою книгу, потому что она очень большая, да и предназначена для народа — написана по-итальянски, работы же у меня много, а времени мало».
Это было последнее его письмо, он решил больше уже никому не писать. Valete amici, valete epistolae![67]
Его ждала «Одиссея». С пером в руке он продирался сквозь текст несчастного Леонтия ища «аромата и вкуса» великой поэзии. В открытое окно глядела усыпанная звездами июльская ночь. Кваканье лягушек сливалось с гомоном веча на Итаке. Как раз начинал свою речь Лейокритос, сын Эвенора, когда перо выпало из рук Петрарки и тоненькой полоской начертило на белом листе бумаги свой последний путь.
Так нашли Петрарку на следующий лень, 19 июля 1374 года, в канун его семидесятилетия, — голова поэта, лежала на раскрытой книге. Это было мечтой всей его жизни — умереть над книгою с пером в руке. Vivendi scribendique unus finis.[68] Некоторых не устраивала такая тихая смерть в одиночестве.
Рассказывали, что Петрарка умер в окружении семьи и друзей, держа обеими руками руку верного Ломбарде де Серико. В тот момент, когда он закрыл глаза, присутствующие заметили, как из-под балдахина ложа вылетело прозрачное облачко, выскользнуло из комнаты, село на крышу дома, снова поднялось и наконец исчезло.
ПИЛСУДСКИЙ Юзеф (1867–1935) — польский политический и военный деятель, маршал. Пилсудский был фактическим руководителем Польши с 1926 по 1935 г., хотя формально занимал пост военного министра и с 1928 по 1930 г. пост премьер-министра. Адъютант Пилсудского Мечислав — Лепецкий вел подробный дневник, благодаря чему сохранились свидетельства о последних днях маршала. Приведу отрывки из этого дневника (начиная с 4 мая 1935 г.)
«Маршал уже самостоятельно не вставал с постели — совершенно утратил силы. С трудом даже удерживал в руках ложку. Сегодня, как ни закрываю глаза, вижу немой укор во взгляде Маршала, брошенный как-то мне в момент, когда из его дрожащей руки выпал стакан. Он сказал тогда: «Ну, видите сами… Нет Зюка[69]». А я в ответ: «Такое с каждым может случиться, пан Маршал». Но думал иначе…
Думал я и о том, святая Мария, что Маршал Пилсудский и на этот раз не ошибается, что уже слышны шаги приближающейся Перемены. Хорошо помню ту ночь. Сквозь окно в комнату несмело просочился свет пробуждающегося дня…
Я сидел у ночного столика у кровати Маршала и раскладывал пасьянс. Маршал уже даже не смотрел, но старая привычка делала для него этот факт приятным. Молчал и только временами ойкал. В какой-то момент поднял руку и показал на висящую над кроватью фотографию своей матери. «Панна Билевич, — сказал он. Это была девичья фотография пани Марии Пилсудской. — Любимая мамочка, очевидно, уже ждет своего Зючка. И тетя Зуля ждет и Бронись ждет… И столько моих солдат готовится к параду…» До сих пор я всегда старался плохие мысли Маршала перевести на шутку. То смеялся, то говорил что-то, из чего вытекало, что мне они казались совершенно вздорными. Но сейчас абсолютно не нашел нужных слов…
