У них по-своему устроены мозги. Даже этот текст они могут использовать как теоретическое обоснование своего зверства. Увы, делаешь топор для плотника, чтобы дом строил, а он оказывается в руке Раскольникова – русского, искренне мечтающего улучшить жизнь любимой Родины: топором по голове.
…Стать русским может ребенок любой национальности, если ему отроду читают Пушкина («Каштанку», «Конька-Горбунка»)[200] и колыбельную поют по-русски.
Но и русский по крови малыш не станет русским, если отроду перед ним голубой экран с Симпсонами и Маппет-шоуами (если шоу склоняется).
Увы, это мало кого волнует. Жизнь в вашу эпоху, Владимир Владимирович, так устроена, что Пушкин не приносит дохода… престижа.
Дети нашей многонациональной страны стремительно осваивают компьютер, мобильник, курс валют, крутящий момент, октановое число – это прибыль, престиж, успех, цепь на шее, перстни, пирсинг.
У нас теперь язык легкий и понятный: дай, беги, хочу. Это как мур-мур и мяу-мяу – все от пупка и ниже. А выше? Если у человека нет в голове «Бориса Годунова» и «Гамлета» – он как компьютер без Word’а: арифмометр, калькулятор, порножурнал.
Исчезает язык общения. Остается язык потребления. А если так – то удобнее английский: легче покупать, легче понять инструкцию.
Уход русской культуры в небытие стремителен. Она исчезает гораздо быстрее, чем сокращается население. Какой там Пушкин! – мальчики и девочки (русские по паспорту) не знают, куда впадает Волга. Ваше правительство уничтожает образование[201]. Воспротивиться этому могло бы общественное мнение. Но его нет или оно бессильно.
Ждать, пока созреет общественное мнение, некогда. (При таком развитии событий оно не созреет никогда.) А от толпы нечего ждать добра. Да и черт с ней, с толпой, ее не убедишь. Власть (вы, Владимир Владимирович) должна немедленно все ресурсы и ум нации бросить на спасение. Как все силы бросают врачи, чтобы остановить фонтан крови; а маникюр, перхоть – это когда-нибудь потом.
Не уверен, что вы меня понимаете.
Это трагическая ситуация – поезд летит к пропасти. И это трагическое непонимание – машинист спит.
«Популяция», «поголовье» – все это говорит о том, что мы почему-то согласны, чтобы нас считали на штуки. Популяция – так можно и о мышах.
А если по ду́шам? Извините, что снова повторю: если считать по Достоевскому и Пушкину – то сколько нас? Десять миллионов? Или пять? Или всего-то сотня тысяч?
Иностранец называется по государству. Во Франции – француз, в Испании – испанец. А наш человек называется не по стране, а по языку – русский.
И вот знание этого языка (остатки языка) сведено к умению читать этикетку, решать кроссворд.
Кто же это – русский человек?
Если считать по крови (как Гитлер евреев), то человек, чьи дедушки и бабушки русские, – русский.
А если его дедушки-бабушки еще детьми оказались во Франции, папа-мама родились в Париже; и вот он – русский по крови, но не знающий ни слова по-русски, думающий по-французски, не читавший Достоевского даже в переводе, банковский клерк – кто он? По крови – русский на сто процентов, а по-нашему – ноль.
Верю, что вы не расист, Владимир Владимирович. Но хотелось бы знать: Левитан-художник и Левитан-диктор («От Советского Информбюро») – они для вас евреи или русские? Спрашиваю только для того, чтобы помочь уяснить проблему.
Сам язык подсказывает: русский – это не кто, а какой. Какой ты – то есть что у тебя в душе, в голове.
Пушкин (эфиоп, который наше все) – ошибался. Помните его знаменитый «Памятник»:
…И назовет меня всяк сущий в ней язык: И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий Тунгус, и друг степей калмык.
Финн уже не назовет, как вы понимаете. У финнов от русского языка осталось лишь «водка», «наташа», «сколько». О тунгусах и калмыках точных сведений нет; все зависит от родителей и учителей; но радужных надежд питать не приходится.
Когда ваши министры и советники говорят «мы въехали в рынок» – они даже не понимают, какой яркий образ возникает. Рынок – это «хаммер», «лексус», «порше». Попробуйте въехать в них на «жигуле» или «запорожце» – что от вас останется?
Рынок, Владимир Владимирович, как это свойственно новому русскому, вылетел на встречную и въехал в нас. Нас теперь надо выпиливать из смятой в лепешку консервной банки, надо скорую помощь. Успеет? Или, качая головами, врачи скажут: «Травма, несовместимая с жизнью».
Коров, лошадей считали по головам. Поголовье – это о скотине. Даже крепостных крестьян (рабов) считали по душам. Даже мертвых. И до сих пор сохранился атавизм – старорежимное «на душу населения». Но всё, что подсчитывают «на душу», относится к поголовью: продолжительность жизни, килограммы хлеба, литры водки, квадратные метры. А где душа?
Считаем свой уровень по ВВП, но Пушкин туда не входит.
Людям по телевизору ежедневно объясняют, кто сегодня наше все (в новостях – вы, в кино – бригада). А в промежутках на экране шевелятся и улыбаются благоухающие телеса, белозубые, без перхоти, запаха, жира, «где надо – гладко, где надо – шерсть» (Бродский). Купи это! – и станешь таким (такой), как на экране. Нам хотят придать товарный вид.
Пока ребенок едет по улицам русской столицы, в его глаза вбиваются тысячи плакатов «Купи-купи-купи! это-это-это!» А если б вы, Владимир Владимирович, не дай бог, спустились в метро – все станции, все вагоны заклеены: «Съешь! Выпей! Покури!» В душу ребенка закладывают, а лучше сказать, запихивают и трамбуют… Кто-нибудь слышал от ребенка: «Купи мне книжку»?
А в буржуйской Швейцарии, где, как нам внушают, все думают только о деньгах – в электричках на стенах вагонов цитаты из лучших романов лучших писателей. Летишь по рельсам из Женевы в Цюрих; хочешь – глядишь в окно на виноградники и озера, хочешь – читаешь цитаты над окнами.
Писатели разные. Надписей сотни. Но общее – одно: все цитаты умные, добрые, человечные; и ничего про деньги, никаких «купи!», «выпей!», «оттянись!»[202].
Вся Россия (читающая) внимала Достоевскому. А что думают купцы первой гильдии – никого не интересовало. Купцы жертвовали на искусство, на приюты, на больницы (в Москве – Боткинская, Морозовская…), но они не учили нацию, как жить, чему верить, что такое хорошо, что такое плохо. А кому Россия внимает сейчас?
В ХIХ веке были и несметно богатые люди, и знаменитые эстрадные певички. Но в голову не приходило брать у них интервью: что едят, с кем спят, где купаются? А у нас и эфир, и газеты ежедневно забиты интервью с богачами и певичками. Для думающих нет места. Это, мол, никому не интересно. А кто решил, что это никому не интересно?
А потом выясняется (в армии), что призывники не умеют читать. Потому что дураки? Или потому что грамотные не нужны – поэтому и не платим зарплату учителям.
Богачи умеют деньги зарабатывать – и отлично. Но указывать путь – нет. За эти годы мы убедились, что они не могут вести страну. Их интерес – только деньги, не люди.
Если считать нас в потребителях, то мы сокращаемся на миллион в год.
А если считать нас в читателях – тогда на сколько? Если считать читающих этикетки – нас все еще много. А сколько людей читают серьезные книги?
Не знаю, читали ли вы, Владимир Владимирович, знаменитую книгу Брэдбери «451° по Фаренгейту»?
В ней государство преследует читателей, казнит без суда. Государство сжигает книги. Стены квартир – сплошные телеэкраны, а там – или сериалы, или погони и убийства в прямом эфире. Все одурачены и агрессивны. Мыслящих остались единицы.
Это изображен не фашизм и не Россия. Это не диссидент написал. Это описана Америка, США. Благополучный Брэдбери в демократической богатой стране предвидел такое будущее.
Он ошибся. Оказалось, что сжигать книги не надо. И казнить за чтение не надо. Оказалось, что телевизора с «Аншлагом» и «Домом-2» достаточно, чтобы люди перестали читать, перестали быть людьми.
Доброта, совесть, честь – эти понятия уходят в прошлое. Эти понятия, как ни странно, основаны не на свободе, а на запретах: не делай зла, не лги…
Мы уничтожили запреты. Мол, все должно расти естественно. Сила, грубость, деньги, эрекция – все это очень естественно. А в результате получаются животные, но не в смысле собаки (у них есть любовь, ритуалы, преданность), а животные в смысле опарыш.
Бедные богатые! Они покупают себе виллы, яхты, великих футболистов. Миллиардер может купить Репина, Рембрандта, Ренуара, и спрятать от людей, и любоваться в одиночку. Может купить дворец и закрыть его от людей. Но никакой мультимиллиардер не может купить и спрятать от нас «Войну и мир», «Капитанскую дочку». Они не могут купить себе великих писателей. Даже если бы захотели – не смогли б.
А мы владеем ими бесплатно. Но только пока мы – русские. Утратив язык, не сможем купить себе русскую литературу ни за какие деньги.
Все вокруг разговаривают по-русски, и кажется, будто всё в порядке – вот он, наш родной язык, вроде бы все владеем.
