- Дед мой из крестьян, отец из рабочих, - сказал я, - а сам я учитель истории, окончил университет и сейчас я пытаюсь помочь вам, но встречаю такое сопротивление от людей, обреченных на революционное уничтожение, что мне кажется, что вы все с революционерами заодно. Ретроградство губит не только науку и искусство, ретроградство губит государства.
- Хорошо, давайте говорить по-деловому, - предложил Столыпин. - Какова моя судьба?
- Незавидная, - ответил я, - царское равнодушие погубит вас, а затем царская семья погубит и себя, ввязавшись в ненужную России войну и приютив на своей спине Григория Распутина.
- Насколько оправдано ваше предположение о том, что на мою семью на Аптекарском острове будет произведено покушение, - спросил Столыпин.
- Я это знаю точно. Главное, не вспугнуть их. Тогда они изменят планы и это еще опаснее, - сказал я.
Хорошо, я приму меры, но мое предложение о том, чтобы вы были миом личным советником остается в силе, - сказал премьер, - а сейчас идите, вас ждет другой Распутин.
Глава 24
Встреча с Григорием Распутиным проходила в отдельном кабинете ресторана. Он всегда выбирал рестораны кафе-шантанного типа с кордебалетом или с цыганами.
- Эх, друг ты мой разлюбезный, садись вот сюда, самое лучшее место для тебя приготовил, - суетился Распутин, усаживая меня, - эй, человек, налей-ка гостю лучшего вина.
Половой, а по-современному, официант неслышно появился и взялся за блестящее горлышко бутылки шампанского, торчащей из серебряного ведра со льдом. Рукой я остановил его и показал пальцем на графинчик с водкой, которая тоже стояла на льду, потому что графинчик стоял запотевшим и "пускал слезу" . Для закуски я положил себе в тарелочку грибки соленые, грузди с лучком и кусочек сочной буженины.
- Ну что, со свиданьицем Распутиных, - захохотал Григорий и поднял свой бокал с неизменной мадерой. - Дай Бог, чтобы не последняя была.
Мы выпили и принялись степенно закусывать, но Григорию не терпелось сразу приступить к делу:
- Отец Петр, помогай давай, мы с тобой и Богу служим, и императору с императрицей...
- Положим, служишь ты, - остановил я его, - а я тут сбоку припеку. Императрица готова довериться первому встречному, а человеку грамотному и с рекомендациями доверия нет.
- Дак ведь и я тоже не без рекомендаций царице был представлен и отрекомендован высокопоставленными лицами так, что в советники, почитай что главные, выхожу, - не удержался от хвастовства Григорий.
- Вот и советуй ей, а чего ты от меня хочешь? - спросил я.
- Так вот вы все грамотные, учитесь наукам вашим, а как кто неученый к вам за помощью обращается, так вы от тех и нос воротите, - обиделся Григорий.
- Ты вот грамотных в уважение не ставишь, а сам не знаешь, чего ты хочешь, - отпарировал я. - Если чего-то хочешь конкретно, то скажи сразу, а если сказать не можешь, то посиди и подумай, а я еще рюмочку анисовой под осетринку пропущу. И смотри ведь водка какая - ну чистая слеза, и горечь дает быстро проходящую, после того как хлебушка ржаного понюхаешь и как вкус рыбки оттеняет...
- Ладно, давай еще выпьем, - согласился Григорий, - трезвый язык как костяной, а по пьянке человек складно говорить начинает и все, что на душе есть, так и выскажет. А по мне так вино сладкое лучше. Водок-то всяких я свою бочку выпил, пора и меру знать.
Мы, молча, выпили и закусили. Потом еще налили и закусили. Григорий мужик крепкий, но хмель всегда приходит быстро, создавая эйфорию, а потом проходит, переводя эйфорию в состояние сверхкритичности, когда с человеком говорить совершенно невозможно.
- Ладно, скажу тебе прямо, - снова начал Григорий, - цесаревича лечить надо, а я не лекарь. От баб все пошло. Начали говорить, что в постели со мной они Бога видят и что сходит на них благодать Божья. А я, когда их пользую, ничего окромя тела ихнего не вижу. А раз им нравится, то я не дурак убеждать их в обратном. Ох, и доставалось мне за баб. И кольями били, и в воде топили. Выжил и даже сильнее стал. Доктора меня разные осматривали. Говорят, что мужик, который недалеко от обезьяны ушел, женскому полу нравится больше, чем красавцы всякие писаные. Хуаны Казановы тоже не красавцы были, а силу над женщинами имели немеряную. А почему? Да потому что охнуть им не давали, сразу за причинное место и в постель...
- Хватит врать, - сказал я, - Дон Хуан и Джакомо Казанова были грамотными людьми и владели наукой обольщения...
- А ты сам-то эту науку знаешь? - возразил мне Григорий. - Мне тут как-то студент, недоучившийся по медицине, науку преподавал. Эти, про кого ты говоришь, не такие уж красавцы были, обхождение имели, но знали, что женщину сразу нужно брать за мягкое или круглое место. Это Богом специально так создано, чтобы руки мужские к ним липли. К местам этим.
- Да ты понимаешь, темнота, что образованная дама и баба простая тебе по роже съездит, если ты сразу их лапать начинаешь, - засмеялся я.
- Правильно, - рассмеялся Распутин. - Думаешь, я по роже не получал? Получал. И Хуан с Казановой огребали по полной норме, но в большинстве случаев мы получали то, что хотели. Женщины они тоже люди живые, а если о тебе еще слава идет, плохая или хорошая, тут уж редкая устоять может. Так вот, баб-то я ублажать умею, руки накладывать тоже могу. Любого человека по голове или по телу погладь, молитву прочитай, да слова сочувственные скажи, и человеку сразу полегчает. Любому. А ведь у каждого в руках энергия разная. Стаканы я двигать не могу, вода от взгляда моего не кипит, но вот поглаживанием людей понемногу лечу. А тут пацаненок маленький. Ничего еще не соображает и не знает, кто я такой, и ведь не внушишь ему, пока он даже разговаривать не умеет. Вот на белые халаты реагирует и орет, изгибается весь. Я докторов отогнал, успокоился он, а анализы-то все хуже становятся. И на меня уже с подозрением начинают глядеть, того и гляди со двора погонят, а не хотелось бы от кормушки с икрой отрываться. Вот и помогай мне, а я уж тебя не обижу
- Ну, ты, Григорий, и наглец, - остудил я его, - в благодетели ко мне напрашиваешься? А не думаешь ли ты, что мне это вообще не нужно? Ты хочешь все сделать шито-крыто, а меня за это могут в кандалы заковать и на Сахалин по этапу отправить. Вот ты и пойдешь сейчас к твоему папеньке царю и маменьке императрице и скажешь, что врачевать наследника мы будем вдвоем, и ты будешь охранять меня от всех любопытных и куда не надо нос свой совать, не будешь. Понял? На других условиях мы с тобой дружбу водить не будем.
- Ох, Петр, непростой ты монах, твердость у тебя кержацкая от старцев, - сказал Григорий, - и у меня такая же твердость была, всю пропил да про... Знаю, что авторитет свой подрывать буду, но перед царем и царицей в ноги повалюсь, скажу, что мы вдвоем сила большая. Поможешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
