Приступим к обсуждению списка первоочередных задач и целей фронтовой разведки, леди и джентльмены…
ПЕРЕВЕРНУТЫМ СТИЛЕМ. ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Готовясь развернуть фронтовые операции по освобождению двух планет от трансмутантов и не успевших вымереть местных жителей, генерал Андр Сварт принял несколько существенно важных управленческих решений, затрагивающих не только вопросы разведки и оценки оперативно-тактической обстановки. Предпринять ему, его войсками предстояло многое из того, что составляет сущность современных боевых действий.
По существу процесс командования войсками состоит в последовательном принятии серии управленческих, менеджерских решений в жестких рамках объективных причин и установившихся практически непреложных субъективных взаимоотношений со средой жизнедеятельности. В данном смысле военный менеджмент имеет гораздо больше общих черт, чем различий с системой принятия экономически обоснованных решений гражданскими менеджерами.
Системным образом руководство армиями, группами армий, флотами, флотилиями ничем не отличается от авторитарного хозяйственного управления промышленными корпорациями и акционерными компаниями. Причем настоящая системность распространяется сверху по иерархии от руководящих органов до низовых звеньев и структурных подразделений
Вовсе не случайно в армии можно часто услышать, как воинскую часть, полк, батальон, какое-нибудь подразделение называют хозяйством капитана А., майора Б. или хозяйством полковника В.
Также отнюдь не является лингвистической случайностью, когда боевые действия именуют работой. И войска, добивающиеся поставленных целей, образно описывают как машину войны. А цели и объекты, подлежащие уничтожению, подразделяют по принципу рентабельности применения тех или иных систем вооружения.
Тем самым в языке масс-коммуникативным путем выявляется общий принцип в хозяйственном и войсковом управлении, предписывающий получение заведомо предсказуемого однозначного технологичного результата и высокорентабельной отдачи от вложенных в дело сил и средств.
На достаточно высоком цивилизационном уровне профессиональное управление военными делами есть инструментально обеспеченный технологический процесс, предусматривающий производство конечного продукта абсолютно соответствующего заданным критериальным параметрам.
Из истории военного искусства хорошо известно, что проблема управляемости войск при подготовке к боевым действиям и во время ведения таковых изначально острейшим образом встала перед древнейшими полководцами и государственными руководителями.
Первым естественно напрашивавшимся шагом на пути к технологизации войны и повышения отдачи от военного менеджмента стало введение принципа воинской, точнее, исполнительской дисциплины. Тогда, как и поныне, воинская дисциплина, исполнение приказов достигались с помощью социальных мер поощрения и наказания.
Вторым естественным социальным методом развития управления и контроля, дожившим до наших дней, явилась профессионализация армии. Принципиально необходимо, чтобы оружие находилось в руках профессионалов, а командовали ими те, кто умеет их профессионально использовать.
В глубокой древности малораспространенная профессионализация армии нашла свое социально-психологическое воплощение в конституировании профессиональной группы военных вождей, то есть офицеров-менеджеров различного ранга и появления класса военных профессионалов в лице ветеранов. Как, к примеру, дело обстояло в армии республиканского Рима, социально-политически весьма далекой от профессионализма, поскольку в доимперские времена она комплектовалась на милиционной основе
Собственно, профессионализм бывалых воинов и дисциплина, обеспеченная различными способами, долгими древними веками и темными средневековыми столетиями составляли два основных слагаемых успеха в сражениях и военных кампаниях древности.
Не вдаваясь в подробный анализ исторического развития военного искусства, нельзя не упомянуть о том, как по прошествии веков усложнялись боевые задачи родов войск применительно к вооружениям, какими они оснащались по мере развития цивилизации.
Появление и распространение метательного огнестрельного оружия, инженерных средств, фортификационных укреплений, массированное комплектование армий к началу XVIII столетия и в течение того самого Века Просвещения вызвало в военной науке своего рода долговременный управленческий кризис.
Тех времен просвещенные военные мыслители пытались объяснить возросшую степень неуправляемости армий и предложить пути выхода опять же за счет повышения исполнительской дисциплины. Так появилась линейная тактика, штабная организация и подробные диспозиции, как и чего следует делать, в какой последовательности наступать, обороняться, выдвигаться воинским объединениям, частям, подразделениям. Как следует поступать полководцу, куда ему смотреть и на что обращать свое пристальное внимание.
Когда на вооружении не имелось надежных средств связи, наблюдения, бесперебойной разведки, отсутствовал транспорт повышенной проходимости, не существовало системы непрерывного обмена достоверной информацией между боевыми элементами — управление сражением, внесение коррективов в ход боя представлялось делом далеким от реальности. Отсюда в армиях множества государств распространилась прусская методология, стремившаяся придать боевым действиям механистический, следовательно, и предсказуемый планомерный характер с запрограммированным технологичным результатом.
Никого не нужно убеждать, что в те малоразвитые времена о нынешних и будущих боевых технологиях не могло быть и речи. Тогда больше предугадывали, рассчитывали заранее, планировали, не имея возможности ежеминутно вносить текущие поправки в развитие событий, всецело распоряжаясь силами и средствами.
Тогдашнего полководца, сидящего с подзорной трубой на барабане на вершине холма, пытающегося что-то разглядеть в пороховом дыму, вполне можно с обывательской и дилетантской точки зрения уподобить тренеру нынешней футбольной команды.
Сидит он у нас на скамеечке запасных, нервничает, подпрыгивает, руками размахивает, капитану команды рожи корчит. И повлиять-то на происходящее на поле наш тренер способен лишь косвенным образом, сделав две-три замены полевых игроков, бегающих, гоняющих мячик по зеленому газону. А они плевать хотели на тренерскую диспозицию…
Кому-нибудь футбольный матч в целом весьма напоминает баталию XVIII–XIX веков. Оно так, да не так, дамы и господа хорошие!
Если бы не было преднамеренного управления, не составлялись подробные многословные диспозиции, не отправлялись десятки офицеров с приказаниями в войска, ведущие сражение, ни император Наполеон Бонапарт, ни фельдмаршал Михаил Кутузов, ни принц Евгений Савойский — не смогли бы выиграть ни одной баталии или военной кампании, руководя действиями десятков тысяч, сотен тысяч солдат и офицеров.
Мнимая хаотичность вооруженного противоборства огромных людских масс, противоречиво стремящихся к взаимно противоположным целям, в старые времена частенько подводила военных мыслителей к идее о сверхъестественной малопредсказуемости и спонтанности боевых действий.
Чем дальше эти мыслители находились от тех, кто принимает военные решения, тем меньше они были способны понять и объяснить системный характер и структурную планомерность войны, остающиеся таковыми по наше время.
Например, генерал-майор Карл Клаузевиц в бытность свою директором военного училища в Берлине теоретически додумался до асимптотического эпифеноменального утверждения, будто война является продолжением политики.
Звучит вроде бы весомо и солидно. В прусском духе по Клаузевицу военный порядок проистекает из политического хаоса. Тут тебе в совокуплении античная мифология и философия. Вы только подумайте!
Потому-то сей философский трюизм в неприличном экстазе восторженно воспринимают дилетанты, ни бельмеса не желающие понимать, насколько системно и структурно боевые действия и политическая жизнедеятельность различаются между собой.
Лев Толстой отличился в военном мышлении не меньше, чем Карл Клаузевиц. Сочиняя понемногу исторический роман, поручик в отставке Толстой сообразил применить к объяснению войны политэкономическую классику физиократов.
Если у политэконома Адама Смита невидимая рука рынка спонтанно определяет спрос и предложение, то у беллетриста Льва Толстого, вероятно, иная, неразличимая его глазу либертарианская длань вольно руководит полками и военачальниками.
Бог его знает, отчего они поступают так, а не этак в суматохе, сутолоке, сумятице и неразберихе сражений. А в этих тупоумных диспозициях, что пишет и пишет всякая немчура, простому русскому человеку от сохи и косы, нет, братцы, никоих резонов разбираться.
