«Гэндальф! — воскликнул мысленно хоббит. — Это ты? Ты снова здесь? А я думал…»
«Что Олорин в обиде на тебя? Он — да, в обиде, если только такие, как он, вообще способны обижаться. Но будь спокоен — я вернулся! Я вернулся туда, где прожил свои лучшие годы — в Средиземье, увы, но в облике Гэндальфа, который любил вас, мои милые чудаки-хоббиты, и которого, хочется верить, кой-когда с почетом принимали и у тебя на родине… Но оставим это! Я помогу тебе — перстень Авари и браслет Черных Гномов далеко не просты, они подскажут тебе, с какой стороны появится Олмер, — их создатели вложили в них чувствительность ко всему враждебно-нечеловеческому, так что не думай, что перстень Форве — красивая игрушка, а браслет — лишь смертельная угроза тебе. Эльфы-Авари навсегда запомнили дни владычества Саурона и, хотя они тебе об этом не сказали, готовились к дню появления его преемника все эти три столетия. Перстень сменит цвет при приближении этого Вождя, из голубого станет багровым, а в браслете появится огонек, показывающий направление. Не знаю, зачем Подземные Короли дали тебе не обычный браслет-убийцу, а способный ощущать Тьму, один из двенадцати, сделанных в незапамятные времена самим Отриной. Может, потому что у тебя на груди был его клинок? Мой тебе совет — не спрашивай, откуда мне известно о ваших приключениях, — жди Олмера! И да направит твою стрелу Манве! А теперь прощай, мои силы иссякают, трудно столько времени говорить с тобой, когда ты не спишь…»
— Фолко, Фолко, да очнись же наконец! — тормошил друга Малыш. — Что с тобой? Что ты бормочешь?
Хоббит пришел в себя; отдышавшись, он рассказал гномам о случившемся.
— Здорово! — восхитился Торин. — А у нас, интересно, такие же браслеты?
— Наверное, нет, — предположил Фолко. — Гэндальф говорил — они редкость… И он не знает, почему мне дали такой.
— Ну, наши шансы растут! — потер руки Торин. — Знать, порой бывает толк и от призрачных голосов. Значит, уходим?
— Уходим, — кивнул Фолко, — я потолкую еще с Отоном — и тогда уйдем.
После всего происшедшего предводитель отряда стал особенно выделять хоббита среди прочих. Рана на его щеке заживала, правда, должен был остаться шрам, но капитан лишь беззаботно махнул рукой, когда хоббит, улучив момент, решил все же еще раз объяснить свой поступок — что называется, на холодную голову. Фолко надеялся, что ему удастся, не вызвав подозрений Отона, добиться так необходимого им задания вне лагеря.
И все же, несмотря на лихорадочное возбуждение, его не переставала донимать мысль: они даже не попытались понять, что же может притягивать Олмера к этой яме. Фолко явственно ощущал присутствие там древней и недоброй силы, но природа ее оставалась для него тайной. Он мучился, догадываясь, что, быть может, корень неразгаданной никем из магов силы Вождя именно здесь, но что толку? Никто не знал, что именно являл собой этот Небесный Огонь и что, в сущности, это было такое.
После того, как пришел ответ Олмера и друзья наконец решили, как они будут действовать, время, казалось, застыло. Хоббит ходил как во сне; он что-то делал, кому-то отвечал, и часто невпопад. В голове раскаленным гвоздем сидело только одно — Вождь появится через одиннадцать дней… уходить через десять… Вождь появится через семь дней — уходить через шесть… Он перестал есть, почти перестал спать — вид еды внушал отвращение, что было уж совсем не похоже на хоббита; ночами, не отступая, грызли тревожные мысли: нет ли где незамеченной ими роковой ошибки?
А в отряде все шло своим чередом. Менялась охрана около ямы, регулярно уходили в лес назначенные на рубку дров, порой от скуки показывали удаль хазги или истерлинги, отдавал какие-то распоряжения Отон… Все это происходило в неком странном, туманном, словно затянутом дымкой от Фолко мире; его же собственный — сжался, исчез, в нем не осталось ни гор, ни лесов, ни людей — лишь скачущая, скачущая сквозь неведомые пространства жуткая и непонятная фигура Вождя, странным капризом судьбы накрепко притянутая к жизненному пути хоббита.
— Завтра уходим, — глухим от волнения голосом сказал Торин, когда наступил двенадцатый день означенного в письме Вождя времени его выступления. — Фолко! Все ли готово? Что с Отоном?
— Все в порядке, мы назначены в дальний южный секрет, — откликнулся хоббит. — Я уложил мешки — провизии негусто, но выбирать не из чего, хорошо еще, что хоть это досталось.
— Ну, помоги Дьюрин, — дрогнувшим голосом сказал Малыш. — Давайте-ка спать, завтра день тяжелый…
Он завернулся в плащ и лег к огню; его примеру последовал и Торин; Фолко знал, что ему все равно не заснуть, и остался сидеть, поддерживая огонь.
Однако на сей раз хладнокровие изменило даже Малышу; поворочавшись с боку на бок, он приподнялся на локте и повернулся к хоббиту.
— Фолко! А ты уверен, что его вообще можно убить?
— Кого? — сперва не понял хоббит, погруженный в свои невеселые размышления. — Ах, Его!..
— Ну да! — горячо зашептал Малыш. — Вот я помню, все колдуны нам толковали одно: не знаем, мол, откуда его сила! А вдруг ни мечом, ни стрелой его не взять? Ведь того, древнего, кто сидел в Мордорском Замке — его ведь убить было невозможно!
— Так что теперь? — с некоторой злостью в голосе перебил друга хоббит. — Выбора нет. Вот пустим стрелу — и все узнаем. Ну, а если ты прав… Что ж, тогда я нам не завидую. Но делать нечего — раз начали, поворачивать уже поздно. Конечно, быть может, у Кэрдана Корабела или Трандуила, не говоря уже о Короле Вод Пробуждения, это могло получиться лучше, чем у нас… Но раз их здесь нет, нечего и горевать по этому поводу.
— Ты прав, — уныло согласился Малыш и лег, укутавшись с головой.
Ночь тянулась медленно, нельзя было даже скрасить томительное ожидание красотой звездного неба — плотные тучи спустились необычно низко, даже луна едва-едва пробивалась сквозь их непроницаемый покров. Перекликнулись часовые, и тут что-то горячо толкнуло хоббита в правое запястье. В недоумении он поднял рукав — браслет Черных Гномов побагровел, в глубине серого металла словно билось скрытое пламя; и желтоватый лучик, внезапно пробившись из этой раскаленной глубины, заплясал перед глазами хоббита, постепенно вытягиваясь и опуская острие к земле; еще минута — и огненная стрелка, поколебавшись, уверенно застыла, показывая на юго-восток.
Фолко несколько секунд тупо смотрел на огнистое чудо, отказываясь верить происходящему. Слова Гэндальфа он помнил крепко, но поверить все же не мог; его рука панически рванулась за пазуху, туда, где хранился перстень Форве; голубой камень в свете костра показался непроницаемо-черным, а на ритмические взмахи золотистых крыльев мотылька, спрятанного в нем, накладывались какие-то смутные тени, еще чернее мрака, извивающиеся, подобно змеям; и вот через мягкое сияние похожих на осеннюю листву огней в перстне пролегла неширокая темная полоска, она не колебалась — ее острие показало также на юго-восток.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
