Но постепенно отношения наладились и массовые потасовки стали редкостью. Были, конечно, псы, которые не могли видеть друг друга без того, чтобы не сцепиться, – например, Лассесен и Ханс. Но мы это уже знали и присматривали за ними.
Собаки быстро привыкли к своим палаткам и своему месту в палатке. Мы спускали их с привязи утром, как только вставали, и снова привязывали вечером перед кормежкой. Они хорошо усвоили этот распорядок, и у нас не было с ними особых хлопот. Собаки сами собирались, когда мы приходили вечером, чтобы посадить их на привязь. Каждый пес точно знал своего хозяина и свою палатку, поэтому, как только наступало время и собаки видели своих опекунов, они тотчас понимали, что надо делать – визжа и радостно тявкая, они окружали хозяина и весело направлялись к палаткам.
Один день собаки получали тюленье мясо и сало, другой – сушеную рыбу. Как правило, и то, и другое ели без капризов, но все же мясо им нравилось больше. Почти всю зиму у нас лежали на снегу тюленьи туши. Понятно, они были предметом усиленного интереса. Эта площадка стала чем-то вроде Фрамхеймского базара. И не всегда здесь бывало мирно. Клиентов много, спрос велик, отсюда и оживление, частенько царившее на базаре. Основной запас тюленины хранился в «мясной палатке». В ней лежало штабелями около 100 разделанных туш.
Как я уже рассказывал, мы окружили эту палатку двухметровой стеной от собак. Хотя они ели вдоволь и знали, что склад – запретное место (а может быть, именно поэтому), они всегда поглядывали на палатку жадными глазами. Многочисленные следы когтей на стене ясно говорили, чтО́ там происходит, когда никто не глядит в ту сторону. Особенно сильно склад притягивал суку по кличке Снюппесен. Эта ловкая и шустрая собака могла рассчитывать на успех. Она никогда не ходила одна на промысел, обязательно увлекала за собой своих кавалеров Фикса и Лассе. Но они уступали ей в умении прыгать и довольствовались ролью зрителей. Пока Снюппесен прыгала через стенку – правда, ей это удалось только дважды, – кавалеры бегали кругом и подвывали. Заслышав их голоса, мы сразу понимали, что происходит, и кто-нибудь шел туда с палкой. Чтобы поймать Снюппесен на месте преступления, требовалась хитрость. Завидев человека, кавалеры переставали выть, и она смекала, что надвигается опасность. Видно, как то тут, то там выглядывает ее рыжая лисья морда. Естественно, собака не мечтала о встрече с палкой. Обычно нам все же удавалось изловить и наказать ее. Заодно немного доставалось и Фиксу с Лассе. Пусть они не сделали ничего дурного, но ведь могут и сделать. Зная, что им грозит, они на почтительном расстоянии наблюдали, как наказывают Снюппесен.
Палатка, где хранилась сушеная рыба, всегда была открыта. На рыбу никто не покушался.
Солнце совершало свой дневной путь все ниже и ниже над горизонтом. Вернувшись после устройства последнего склада, мы его видели совсем мало. 11 апреля оно показалось и сейчас же исчезло. Наступила Пасха – здесь, как и в других уголках земного шара, – ее полагалось отпраздновать.
Праздник выразился в том, что обед был поплотнее обычного, только и всего. Мы не принаряжались и ничего не затевали. В такие праздничные дни по вечерам у нас играл граммофон, каждый получал по стаканчику грога и по сигаре. Впрочем, граммофон мы берегли, зная, что он нам скоро надоест, если заводить его слишком часто. Зато в тех редких случаях, когда мы им пользовались, он доставлял нам большое удовольствие.
Все облегченно вздохнули, когда прошла Пасха. Уж очень устаешь от этих праздников. Они надоедают даже там, где развлечений больше, чем на барьере, а здесь и подавно кажутся слишком долгими. Наш быт был теперь вполне налажен, работа предстояла легкая и приятная. Главной задачей на зиму была подготовка снаряжения для похода на юг.
Нашей целью было достичь полюса. Все остальное играло подчиненную роль.
Полным ходом шли метеорологические наблюдения. Мы проводили их в 8 утра, 2 часа дня и 8 вечера. Нас было так мало, что я не мог никого выделять для ночного дежурства. Да и что за жизнь это была бы, если бы в такой маленькой комнате все время шла работа, не давая людям покоя.
Я считал особенно важным, чтобы каждому было хорошо и уютно, тогда все будут здоровы и весной с жаром возьмутся за выполнение конечной задачи.
Мы вовсе не собирались проводить зиму в праздности, напротив. Работа необходима для хорошего настроения. Поэтому я требовал, чтобы в отведенные для работы часы все были чем-нибудь заняты. Кончится трудовой день – делай, что хочешь. Правда, надо было еще, насколько позволяли условия, следить за порядком в доме. Поэтому мы постановили, что каждый несет недельное дежурство. В обязанности дежурного входило подметать пол каждое утро, выбрасывать окурки из пепельниц и так далее.
Чтобы у нас, особенно там, где стояли кровати, было побольше чистого воздуха, условились не держать под койками ничего, кроме обуви, в которой ходишь. Для платья у каждого было по два крючка – вполне достаточно для повседневно употребляемой одежды. Все лишнее мы держали в мешках для платья, которые выносили наружу. Таким образом нам удавалось поддерживать относительный порядок в доме. Во всяком случае мы не сидели по уши в грязи. Хотя я сомневаюсь, чтобы строгая хозяйка не нашла бы, к чему придраться.
У всех были свои постоянные обязанности. Престрюд с помощью Йохансена занимался астрономическими и гравитационными наблюдениями. Хассель заведовал углем, дровами и керосином. Он отвечал за то, чтобы нам хватило топлива. Глава Фрамхеймской дровяной и угольной лавки, естественно, носил титул директора. Возможно, это и вскружило бы ему голову, если бы ему одновременно не приходилось выполнять обязанности рассыльного. Дело в том, что Хассель не только принимал заказы, он должен был лично доставлять товар. И он блестяще со всем справлялся. Ему даже удалось провести своего главного клиента, Линдстрёма, так что за зиму он сэкономил немало угля.
На долю Хансена выпало содержать в порядке главный склад и приносить оттуда все, что требовалось. Вистинг отвечал за снаряжение, следил, чтобы ничего не брали без спроса. За порядком в тамбуре и около дома наблюдали Бьоланд и Стубберюд. Линдстрёму достался самый тяжелый и неблагодарный в такой экспедиции участок – кухня. Пока еда хороша, никто ничего не скажет. Но стоит коку нечаянно испортить суп, и уж он наслушается. У Линдстрёма было одно великолепное качество. Недаром он называл себя обтекаемым. Я думал сперва, что он подразумевает свое телосложение, но потом понял: ему все как с гуся вода.
Девятнадцатого апреля мы видели солнце в последний раз, когда оно ушло за наш горизонт – гряду на севере. Оно было ярко-красным, окруженным огненным заревом. Это зарево погасло только 21 апреля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
