И следом тощее рыжее всклокоченное, с перекинутой через плечо… Адилькой!
Наверное, мое чувство самосохранение сегодня ушло в клуб без меня, корзалып! Я очень смутно помню, как отшвыриваю удерживающего меня Саяна, кидаюсь на это рыжее… по-моему даже рычу, стуча его по морде. Как успеваю в последний момент подхватить падающую у него из рук Адильку, чтобы положить ее аккуратно на землю, быстро убедиться, что она живая… А потом подскочить и залепить кулаком в рыжую морду еще несколько раз, чтобы тощий гад прилег на землю рядом с моей женой. А затем пинать его ногами до тех пор, пока меня не оттащили полицейские.
Еще смутно помню, что рядом со мной звучали выстрелы, кто-то кричал…Но в голове туман и одна единственная цель — убить… убить того, кто куда-то пер мою жену!
Тали:
То, что друг моего мужа — дебил, я убедилась еще раз, пока бежала впереди целой команды спецназа. Не помню, тля, как я их обогнала, потому что когда я вылезала из машины, они уже бежали в направлении невысокого домика. И именно оттуда я слышала крик Сайяна:
— Стой, Шад!
В темноте очень сложно разглядеть, что именно происходит там, у дверей этого домика. Вроде четыре силуэта. Или пять? Сайяна я узнала сразу — высокий, светловолосый, он стоял и смотрел на такого же высокого перестарка в шляпе, целящегося в него из пистолета. Я даже не поняла, когда успела вытащить свое оружие. И я попала! Клянусь Матерью, я не могла промазать с расстояния тридцать-сорок метров даже в темноте! Но, тля, я стреляла ему в правую руку, а он, перекинув пистолет в левую, выстрелил в меня. Это мне надо было его взять живым, а вот я ему живой была не нужна. Поэтому целился он в живот… И тоже попал.
Хорошо, не в голову, тля!
Бегущие за мной полицейские теперь оказались впереди, а я осторожно присела с краю дороги, прислонилась спиной к дереву, закрыла глаза и принялась дышать. Нет, я была спокойна за свое здоровье. Просто слегка больно. Бывает. Не впервой, тля! А вот ребенок… Хотя, на таком сроке, что там с ним будет? А рука инстинктивно оказалась на животе, защищенном тонким, но плотным бронежилетом. Надела, выбегая с яхты, практически инстинктивно. А он взял и пригодился. Спас.
Только, если все же… Если… Мысль старалась окончательно не оформляться, потому что думать о таком не хотелось. Но если?.. Смогу ли я себя пересилить, чтобы воспользоваться своим мужем и сделать второго?
Все, что происходило между нами, каждая ночь, каждая улыбка, каждая его шутка… Все, тля, было ложью! Все…
Мне казалось, что он становится ближе, роднее. А он как был чужим, так им и остался. Пусть теперь убивается над своей бывшей невестой, вместе с ее нынешним мужем. Только деловые отношения. У меня с моим мужем теперь только… Тошно-то как!
— Тали?! Тали, прости! Ты как?
Я приоткрыла глаза, чтобы увидеть взволнованное лицо Сайяна, зачем-то пытающегося расстегнуть на мне рубашку.
— Ты ранена? Он в тебя попал? У тебя шок? Тали, ты только не молчи, пожалуйста, не молчи!
— Приедем на яхту, я тебя выдеру!
— Угу, — с какой-то подозрительной готовностью согласился он. — Все, что только захочешь… Куда он попал? Он же попал! Ты согнулась и схватилась за живот, я видел! Тали?!!
— Да все нормально, иди прыгай вокруг своей девчонки, дай мне посидеть спокойно.
Никогда раньше не видела на его лице сразу столько эмоций, да еще так часто сменяющих друг друга. Волнение, облегчение, снова волнение.
— Зачем мне прыгать вокруг чужой жены, когда у меня есть своя?
— А зачем тебе падать на колени перед своей женой из-за чужой?! — не выдержав, выдала я свою основную обиду. Ту, которая ела меня изнутри уже несколько часов.
— Ты иногда такая умная, а порой… совсем ничего не понимаешь, — убедившись, что я не ранена, Сайян стащил с меня защиту, изучил на ней небольшую вмятину, уже почти незаметную. А потом уселся рядом, чуть позади, чтобы обнять меня за плечи… Тля, чтобы просто посидеть со мной, обнявшись!
— Как бы мы с тобой дальше жили, если бы между нами была Адиль? Если бы с ней что-то случилось и я постоянно себя за это винил? Ну сама подумай, как можно жить, зная, что из-за тебя погиб человек?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Прекрасно можно жить… Тля, чудесно!
— И потом, как я должен был бы тебе доказывать, что она для меня в прошлом? Как мне лечить тебя от твоей ревности, если ты собиралась просто уничтожить саму причину?
— Уничтожать ее мне приказано в крайнем случае, если она откажется сотрудничать, — выдала я, вновь закрыв глаза. Как же я устала. Чудовищно устала. Как же я хочу спать…
— Она не откажется. Наверное. Если что, с Шадидом попробую договориться. Ты только больше меня к ней не ревнуй, пожалуйста.
— А ты лучше доказывай, что она для тебя в прошлом. Убедительнее. Чтобы я поверила… А то моду взял, из-за чужих жен перед собственной на колени падать.
Сидеть в тепле его рук оказалось неожиданно спокойно и уютно, особенно учитывая весь сегодняшний сумасшедший день и…
Уже почти засыпая, я поняла, что меня куда-то несут. А ведь надо вернуться и продолжить допросы… Или ну их? Имею я право выспаться после успешной операции?
Глава 41
Адиль:
А ведь я была почти уверена, что чокнутый профессор собирался меня убить. Это у него на лице было написано большими буквами. И что такое приключилось с рыжим лаборантом, когда он заскочил в мою тюрьму и выскочил из нее, тоже было понятно — этот не смог. Вот так просто вколоть человеку смертельную дозу… я бы тоже не смогла.
Но раз я все эти мысли думаю — значит, я жива? А почему тогда темно?
И тут разом вернулся целый букет ощущений — как и предполагалось, в основном, неприятных.
Дико болела голова, глаза не открывались, во рту раскинулась самая засушливая пустыня, тело снова онемело, не слушалось и при этом отчаянно саднило — все, от костей до самого маленького кусочка кожи на кончиках пальцев. А еще гудело в ушах, и в руку кто-то вдруг воткнул раскаленный кинжал!
Я не выдержала и вскрикнула, правда, получилось лишь слабое мычание сквозь сжатые зубы. Боль чуть-чуть ослабла, а гул в ушах постепенно стал распадаться на отдельные голоса.
— Интоксикация очень высокая…
— Выяснили, что за препарат ей ввели?
— Быстро, быстро!
— Доза почти летальная, еще бы немного, и…
— Вовремя девочку доставили…
— Бике Зуфия, пенантол пятьдесят миллилитров внутривенно… и сразу мильсуфен… — Кто-то сообщил ее родственникам?
— Муж? В приемном покое? Скандалит? Дайте ему успокоительного. Что значит, не хочет? Значит, введите внутримышечно, и пусть не мешает работать!
Кто-то скандалит в приемном покое… чей-то муж. Интересно, чей?
А я, наверное, в больнице. Ну да, конечно, в больнице, а кинжал в руке — это капельница. Значит, можно больше не волноваться, просто немного потерпеть. Жаль, не получается ничего сказать, а то попросила бы воды.
Но если не получается, то, наверное, лучше постараться поспать. Отвлечься от боли и уплыть с ласковую дремотную темноту…
— Ну-ка, не спать. Не спать! Открой глазки, девочка, вот так, умница. Нельзя спать, понимаешь меня? Потерпи немножко, скоро станет легче. А спать нельзя. Хочешь водички? Вот так, молодец.
Глаза я старательно открыла, но кроме туманных силуэтов все равно ничего не разглядела. Зато сухость во рту вдруг сменилась благословенной прохладой. Оказывается, вода может быть такой вкусной! Слаще щербета.
А голос, между тем, все говорил, говорил, подбадривал, требовал чего-то, не давал уснуть, отвлекал от боли. Постепенно и в глазах стало проясняться, но я так устала. Хотелось, чтобы голос замолчал, чтобы меня оставили в покое и дали спокойно умереть, раз спать нельзя. Веки налились тяжестью и закрывались сами собой, мне казалось, что стоит позволить им опуститься, и все само собой исчезнет — и усталость, и боль, и назойливый чужой голос.
И он вдруг исчез. Но взамен зазвучал другой… такой родной, близкий, что я через силу разлепила ресницы.
