— Здесь и снимки имеются.
— Ах, дорогая, вам ли верить этим снимкам?
…ее величество поджали губы, вспоминая историю прошлогоднюю, курортную, когда выяснилось, что она была не столь осторожна, как ей казалось. К счастью, его величество к этому роману отнеслись с пониманием, во всеуслышание объявив снимки — грязною газетной инсинуацией…
Впрочем, нынешние он просмотрел, брезгливо скривился — напомнили они ему подвиги молодости на Серых землях…
…и следовало признать, что ракурс взят весьма выразительный. Аврелий Яковлевич возвышается черною зловещей фигурой, руки на могучей груди скрестив. И рядом с ним лучший актор Познаньского воеводства смотрится жалко: грязный, измученный, облаченный в белую какую-то тряпку, не то саван, не то жертвенное одеяние.
…а если… прадед писал, что порой и штатные проверенные ведьмаки ступали на хельмовы дороги. Прадед таких прямиком на костер спроваживал, и дед традицию перенял, правда, велел перед сожжением душить, потому как сильно кричали, пугали народ, внушая ненужные мысли о чрезмерной жестокости королевского правосудия.
Себастьян Вевельский, то ли сообщник, то ли все-таки жертва, обеими руками держал обглоданное ребро… и выражение лица его было таким, что короля передернуло.
Впрочем, пробежавшись по статейке, его величество успокоились.
— Определенно, — медленно произнес король, складывая газетенку, — ересь… подумайте, дорогая, если бы им нужен был труп, они отправились бы на кладбище. У Аврелия Яковлевича и лицензия имеется, выбрали бы кого посвежей… а оне возле Цветочного павильона раскопки устроили…
…и лужайку попортили. Хотелось бы думать, что не из ведьмачьей блажи, а по делу…
…признаться, на Цветочный павильон принцессы давно жаловались, дескать, неспокойно в нем, то шорохи, то шумы… ведьмаки, правда, в голос утверждали, что шорохи сии с шумами вкупе — исключительно материального происхождения, мышами рожденные, и благословляли павильон каждые полгода, а принцессы все одно жаловались… у старшенькой вон кошмары случались…
…нет, пусть разбираются и с конкурсом этим, и с конкурсантками, и с павильоном.
…но жалованье акторам поднять придется, а то ж пойдут бродить в народе слухи, что, дескать, едино от скупости королевской и голода дошли оне до жизни этакой…
Его величество, приняв решение, закрыли глаза. И на странности, и в принципе, продолжая прерванную полудрему. Снилась ему очаровательная конкурсанточка в белой кружевной пене. Она вздыхала, розовела, притворно смущаясь и лепетала, что счастлива служить своему королю…
…сны сии были куда приятней сплетен о разрытых могилах.
В свою комнату Себастьян вернулся на рассвете. Изгвазданный халат пришлось отдать Аврелию Яковлевичу, который весьма издевательским тоном пообещал халат сей хранить у самого сердца.
Зато снеди принес.
Помимо ребрышек, в заговоренной сумке его обнаружились вяленая грудинка, щедро пересыпанная толченым барбарисом и зернами тмина, холодная осетрина, сушеное мясо и пирожки с луком и яйцами. Себастьян раз за разом открывал заветную сумку, вдыхал аромат снеди и блаженно жмурился.
Прекрасного настроения его не испортила ни почти ледяная вода — Клементина пребывала в святой уверенности, что конкурсанток необходимо закаливать, пусть и принудительно, — ни ранняя побудка. Рог прохрипел в половине седьмого, и тотчас дверь попытались открыть.
Панночка Белопольска потянулась в постели и томным голосом поинтересовалась:
— Кто?
— Панночка, откройте, — раздался серый тусклый голос.
Горничная.
Следует сказать, что прислуга в Цветочном павильоне была престранною: горничные все, как одна, молчаливы, некрасивы и одинаковы, будто бы разные отражения одного и того же человека. Обязанности свои они исполняли старательно, пожалуй, излишне даже старательно, но вот…
— Сейчас. — Тиана босиком прошла к двери и вытащила стул, подпиравший ручку. — Рано сегодня… я-то рано вставать не люблю… дома-то, бывало, засидимся с дядечкой за картами… вы не подумайте, что я сильно играю, но ему-то скучно, вот и за компанию-с. Он мне всякого интересного рассказывает, а я сижу, слушаю… кто его еще, кроме меня, послушает? Его жена — та еще змеюка! Он на ней ради приданого женился… дурное это дело — приданое потратилось, а жена осталася…
Горничная ничего не ответила. Она привычно помогла одеться, а если и удивилась тому, что волосы панночки Белопольской были влажноваты, то виду не подала. Слушала разговор? Ой, вряд ли… Молчаливая она, сосредоточенная на своем, зачарованная будто бы. Ничего. Аврелий Яковлевич выяснит. Допросит косточки ночные, а там дальше и видно будет… но все одно подозрительно.
— Панночка, — горничная все-таки заговорила, — нельзя закрывать дверь.
— Почему?
— А вдруг пожар?
— Так я тогда открою, — резонно возразила панночка Белопольска, позволяя обвязать себя широким поясом, расшитым аквамаринами и янтарем. — Но я не привыкшая, чтоб ко мне в команту да двери нараспашку. Ходи, кто хочет, бери, что видит… вы не подумайте, что я про вас… да и… у меня репутация! А тут мужики шастают…
— Что, простите? — Горничная от удивления обронила щетку.
— Мужики, говорю, шастают. Мне ночью не спалось… решила прогуляться… я-то хорошо дом знаю, не заблужуся, у меня на новые места память ой до чего хорошая! Дядечка завсегда говорил, что мне только разочек пройти надобно…
…а с чего это серая девица посерела пуще прежнего?
Любопытно.
— Ну я и решила пройтися, чтоб сон нагулять. Дома-то мне б принесли молочка с медом. После молочка с медом спится славно, а тут… только гулять. Ну и выглянула я…
— И что?
— И ничего. Темень такая, что хоть глаз выколи! И еще зеркала эти! Жуть! Я-то зеркал не боюся, но такое от… будто бы глядит кто на меня с той стороны…
Горничная вздрогнула и губу прикусила, словно велела себе молчать.
— Но я не из пугливых, я-то во всякую этакую чушь не верю ни на мизинчик! И пошла себе… шла-шла… а там гляжу — мужик!
— Где?
— Да в коридоре!
— Здесь?!
— А где ж еще?! Стоит, головой крутит… смотрит… и так не по-доброму смотрит… я тихонько и отступила. Оно ведь нематериальное — чушь, а материальный мужик — это очень даже сила. И как знать, чего у него на уме?
— Как? — зачарованно переспросила горничная.
— А никак! Вдруг бы он на мою честь девичью покусился бы? Я к себе и кинулась… дверь заперла… и сидела тихонько, только потом заснула. Я ж говорю, моцион — он для сна весьма себе пользительный. — И панночка Белопольска выразительно зевнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});