был приглушенный, тут же затихший крик.
Глава сорок пятая
– Не бойтесь! – прокричал Бен. – Держитесь вместе, и тогда вы всегда будете вместе. Это не больно. И это не долго.
Его голос казался жалким на фоне неба, где звезды сверкали, словно воплотившееся одиночество. Дом светился, усыпальница, мраморные стены которой утолщались, сливаясь со снежным ландшафтом. Его голос наверняка способен пройти через окна, какой бы слой льда их ни покрывал, однако ответа изнутри не прозвучало. Наверное, они слишком его боятся, чтобы ответить, впрочем, он все равно не знал, кто кричал, сколько человек и почему.
– Все будет хорошо, вы пройдете через это, если будете помогать друг другу, – прокричал он, и тишина отразила его слова, вернув ему. Насколько он понимал, несет он полную чушь. Ему хотелось верить, что он старается подбодрить своих, когда на самом деле старался подбодрить самого себя.
Бен пристально смотрел на окно кабинета, словно жжение в глазах могло растопить белизну. Он уже видел, какого рода перерождение ждет Эллен и детей – Уэсты ему показали. Он счел их восхитительно прекрасными, но что еще он мог бы сказать о них? Только то, что Уэсты погибли, убиты явлением, которое, по-видимому, использовало их живые тела, чтобы оставить символ своего присутствия, и Эллен с детьми тоже скоро станут таким символом – их тела станут, во всяком случае. Это неизбежно, старался он убедить себя, однако это его не оправдывало. Они умирают, потому что он притащил их в Старгрейв – из-за того, что он тот, кто он есть. Они умрут, потому что его возвращение каким-то образом спровоцировало пробуждение.
Он не знал, что так будет. Возможно, на нем сохранился отпечаток того, что Эдвард Стерлинг вывел из-под влияния полуночного солнца, и именно это изначально и гнало Бена приехать сюда. Возможно, неукротимо желая возвратиться к своим истокам, этот отпечаток использовал его тоску по родителям и дедушке с бабушкой, чтобы привести его назад, заставить сделать первые наброски тех узоров, которые позволили присутствию из леса закрепиться в мире. А присутствие безжалостно, лишено эмоций, у него нет иной цели, кроме как воспроизводить себя. И вот теперь оно добралось до Эллен с детьми, и они ничего не значат для него – только материал, который можно использовать. Гибель Старгрейва не ужаснула Бена – это была воплощенная идея, потому она могла внушать лишь благоговейный трепет, – а вот последняя мысль ужаснула. Он вдохнул, наполнив легкие, как ему показалось, кусками льда.
– Эллен, – прокричал он так громко, что его, наверное, услышали бы на дальнем конце Старгрейва, если там еще остался кто-нибудь, способный слышать, – скажи, что ты еще здесь!
Тишина. Звезды подергивались, словно пытаясь избежать прикосновения тьмы, и это было единственное движение над головой. За спиной, в лесу и вокруг, он ощущал некое необъятное шевеление.
– Не подходи, – пробормотал он вполголоса, подумав, что Эллен, возможно, не захотела ему отвечать, потому что он напугал детей. – Эллен, дай мне услышать твой голос, а не то я ворвусь в дом, – выкрикнул он, удрученный мыслью, что подобная угроза может подействовать.
Мертвая тишина. И тут же его слова из угрозы превратились в последнюю надежду для семьи. Он помчался к дому, падая, оставляя синяки на руках, синяки, болевшие так, словно он прижимал к телу лед. Рывком подняв себя на ноги, он подбежал к кухонному окну. Заколотил по стеклу кулаками, не заботясь о том, что порежет руки, если оно поддастся. Однако стекло, покрытое коркой льда, даже не дрогнуло, но одного заметного результата он добился: морозные узоры встрепенулись, тут же отхлынули назад и немедленно принялись воспроизводить себя снова там, где Бен повредил их.
Он бешено озирался по сторонам, высматривая, чем бы разбить стекло. Рядом стоял чайник, из носика которого торчали сосульки. Бен выхватил его из углубления, которое тот проделал, пока был горячим, и кинулся обратно к окну. Он не добежал несколько футов, когда поскользнулся и выбросил вперед руку с чайником, ударив в окно с многократно увеличенной силой. Но даже это не помогло, лишь снова прозрачные узоры принялись восстанавливать себя. Дом оставался непроницаемым, словно айсберг, и таким же безжизненным, подумал Бен.
Эта мысль едва не лишила его способности соображать. Он понял, что тупо таращится на чайник в руке, словно этот тусклый серый предмет мог дать дельный совет. Бен отшвырнул его в сторону, и тот упал рядом с машиной, погребально звякнув жестью.
С бессмысленной ненавистью Бен уставился на машину, раззявившую капот, на бесполезный чайник, на углубление, оставленное тем как единственное достижение в жизни. Он вспомнил, как Эллен плескала из него на замок машины, не желая сдаваться, и дети стояли рядом с ней, словно ее надежда помогала им согреться. Бен набросился на несчастный чайник, собираясь зашвырнуть его подальше в тщетной попытке выразить свой гнев и беспомощность, и тут до него дошло, что этот предмет, похоже, подсказывает ему возможный способ действий. Даже если уже поздно спасать Эллен и детей, возможно, у него имеется средство уничтожить то, что уничтожило их.
Он позабыл, что замок на багажнике наверняка замерз. Когда он вставил ключ в скважину и повернул, тот просто сломался. И эта новая победа льда взбесила Бена. Он принялся яростно пинать крышку багажника, пока металл не встал горбом, и в образовавшуюся щель можно было просунуть руку, после чего Бен, скрипя стиснутыми зубами, запустил пальцы под крышку, дергая и выкручивая ее. Когда она наконец поддалась, полоска металла справа от замка со скрежетом вывернулась, а ободранные в кровь пальцы Бена задрожали. Однако в них еще оставалась сила, чтобы ухватить за ручки две пятилитровых канистры с бензином и вытащить их из багажника.
Десять литров могли показаться сущим пустяком по сравнению с присутствием, живущим в лесу, однако Бен каким-тот шестым чувством понимал, что достаточно лишь уничтожить его центр, в точности так, как чайник растопил снег. Достаточно! Он обязан попытаться – обязан доказать себе, что он не просто часть того паразита, который поглотил жизнь Старгрейва. Бен бросил на дом прощальный взгляд, почему-то не теряя бессмысленной надежды, как не теряла ее Эллен, хотя дом стоял совершенно тихий. Покрепче взявшись за ручки канистр и не обращая внимания на боль, похожую на мучительный озноб, Бен двинулся по грунтовой дороге.
Похоже, лес был готов к его приходу. Когда заметенные снегом огороды остались позади, пространство, отделявшее его от кромки леса, как будто расширилось, и ряды деревьев в глубине начали украдкой отступать. Впечатление
