Мы с Сандрой под столом передали Джонсону по гинее.
– Боюсь, я несколько отстал от современной жизни, – признался капитан. – И к тому же в этом мире принят, как я понимаю, точный учет, а ведь я, как ни крути, далек от жизни… Да и корабль наш не имеет порта приписки.
«Зато морского опыта у вас сколько», – подумал я про себя.
– Но, по крайней мере, я умею его водить, – улыбнулся Дарем. – Случись так, что я совсем выйду из употребления, мне стоило бы выучить вас некоторым хитростям. Опыта у вас маловато, ну что такое жалкие пять-десять лет. Собственно, потому я и не отправлял вас спать.
– Спасибо, капитан, – произнес я, и мне на колени, тихо звякнув, улеглись две монеты.
– Ничего, мне было приятно, – наклонил голову капитан. – О, а вот и библиотекарь. Друг мой, как у нас дела?
– Все хорошо, – буркнул библиотекарь, присаживаясь.
Он был мрачен, но не слишком: видимо, все обошлось лучше, чем могло бы, и огромная наша библиотека не подмокла.
– Простите меня, капитан Дарем, но все-таки лучше было бы предупреждать о таких вещах. Нам просто повезло, что книги уцелели. Только что закончил осматривать шкафы, кажется, все хорошо, но первый с кормы по правому борту вот-вот даст течь. Там же трещина в филёнке! Еще один такой шторм, и мы не досчитаемся всей поэзии Востока.
– Это очень хорошо, что вы заметили, – серьезно отозвался Дарем. Так серьезно, что мне даже показалась нотка издевки: я уже привык к язвительным репликам Сандры и искал теперь второе дно во всем, что слышал. – Надо немедленно послать туда плотника. В ближайшее время обещаю вам хорошую погоду.
– Как я понимаю, наладить отношения с каким-нибудь банком вы мне поможете, – сказал нам капитан. – Теперь второй вопрос: не напрасно ли вы приохотили матросов к кинофильмам? Ведь мы как-никак книжный корабль?
Голос его звучал теперь гораздо тверже, и я уже сжимал в кармане вторую свою монету, ожидая развязки.
– Мало того что ваши вахты ходят и разговаривают цитатами из фильма, так ведь и моя вахта попала под дурное влияние товарищей! Они даже пытаются взобраться на экран и в силу своей природы принять участие в действии!..
Капитан осекся, Сандра захихикала, я не сдержал улыбки, а Джонсон расхохотался.
– Ну все, каюсь, я проговорился. Да, конечно, я тоже это смотрел. И все же некоторое время был на вас сердит. Что за самоуправство? Разве вы не понимаете, как тонко наше равновесие, как легко нарушить его влиянием этой разухабистой истории на простые умы матросов?
Мы протянули руки к Сандриным коленям, но поскольку из чистой вежливости не решились коснуться ее ног ладонями, монетки звякнули сильнее, чем следовало.
– Простите, что вмешиваюсь, – поднял бровь капитан, – но чем вы там все время звените?
– Так, небольшое пари, – призналась Сандра.
– Мы все остались при своем, – уныло отметила Сандра, усаживаясь на планширь для заседания трубочного клуба. – Подзаработать не вышло.
Погода была уже совершенно штилевой, мы задумчиво болтались над баночкой в Северном море, вода вокруг была нежно-бирюзовой, видно было сквозь нее, как над самым дном ходит калиброванная макрель. Нога моя заживала, я уже почти не хромал; проснувшаяся доктор Эмма определила, что перелома не было, простой ушиб, и предложила какую-то вонючую мазь, которая быстро помогла. Мне не было жаль, что я не заработал: я ведь и не проиграл. Поэтому я промолчал.
– Да, непростой человек наш капитан, – задумчиво сказал Джонсон, – совсем непростой.
Александра Тайц
Девица Мэрион и все, кто ее ждет
«Стук в дверь пробудил ее из забытья. Мэрион оглянулась. Темные ресницы затрепетали испуганными бабочками, в зеркале блеснуло оливковое плечо, взметнулся каштановый водопад волос. „Что вам угодно, сударь? – обратилась она к незнакомцу. – Кто вы? Как вы сюда попали?“»
Мэрион закончила предложение и вздохнула. Стук продолжался. Поразительно, насколько у людей меняется понятие о приватности, стоит им поселиться в кампусе. Сразу почему-то становится нормальным ломиться к соседу, если, например, закончилась соль. Или сигареты. Или алкоголь. На ее памяти был даже случай, когда у соседа ничего не закончилось, просто ему пришла в голову фантазия обсудить последнюю серию «Коллег». Что-то ему стало вдруг непонятно во взаимоотношениях Мэйзи и Джузи. В три часа ночи. Get yourself a life, право же!
Приеду домой, думала Мэрион, рывком запахивая халат (плечи у нее были вовсе не оливковые, а белые, бледные такие плечики), приеду домой и вообще ни с кем не буду разговаривать. Лет пятьдесят. А потом посмотрим.
Она бегло оглядела себя в зеркале, достала из сумки помаду, накрасила губы (все еще стучит, надо же) и повернула дверную ручку.
– Нннну?
– Девица Мэрион, помоги в беде бедному страннику!
Разумеется, Николас. Разумеется, в одних трусах. Разумеется, сшитых из голландского флага. Патриот.
– Николас, это тавтология, не стыдно? И у меня нет наличных.
Мэрион отлепила Николасовы пальцы от косяка и захлопнула дверь.
Немного подумала, снова открыла и крикнула в удаляющуюся сутулую спину:
– На твоем месте я бы ходила в длинном плаще, таком, знаешь, широком.
– Почему? – заинтересованно спросил Николас. Он, кажется, совершенно не обиделся.
– По анатомическим соображениям, – отчеканила Мэрион, снова захлопнула дверь, заперлась на задвижку, скинула халат, посмотрелась в зеркало, расчесала короткие светлые волосы, надела дырчатую шаль, снова посмотрелась в зеркало, немножко покрутилась, вернулась обратно за стол и продолжила.
«Мэрион ждала объяснений, сложив на груди руки. Вошедший неловко поклонился, потом резко выпрямился и молча посмотрел прямо в глаза девушке. Внезапно Мэрион бросило в жар. Глаза незнакомца воспламенили древний огонь…»
Мэрион запнулась. Воспламенили огонь, дожили. Здесь предполагалась любовная сцена: необузданная страсть с первого взгляда, она падает в обморок, Ричард (или Эдмунд?) берет ее на руки, потом они трахаются. Предаются страсти, поправила себя Мэрион. На фоне Эйфелевой башни, в окружении… Черт его знает, чем окружают себя падшие женщины. Роз и шоколада?
Мэрион, разумеется, смотрела кино «Мадам Бовари» и в принципе представляла себе, как должна была бы выглядеть эта сцена. Беда была в том, что Мэрион не могла себе представить, что она, Мэрион, падает без чувств при виде незнакомого чувака, среди бела дня вломившегося к ней в студию. И уж тем более было невозможно представить, как она предается страсти. Или перепихивается. Или даже просто занимается сексом с кем-либо, кроме той абсолютно неотразимой златокудрой девы, которую она ежедневно видит в зеркале. Точно, сообразила Мэрион. Она будет лесбиянка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
