— Ладно уж, в последний раз…» Так писал — в восторженном ключе — репортер «Известий». И неожиданно попал в самую точку: действительно, Рыков делал фундаментальный доклад перед большой аудиторией в качестве председателя Совнаркома в последний раз. Позже ему приходилось только каяться или отбиваться. А в те дни съезд развивался по рыковским лекалам. В докладе он говорил об индустриализации, которая поможет и селу, и городу. Делегаты приняли два варианта пятилетнего плана: минимальный (для подстраховки) и оптимальный. Позже этот маневр назвали «оппортунистическим». Съезд принял и программу коллективизации сельского хозяйства. В колхозы предполагалось вовлечь 18–20 % крестьянских хозяйств, 85 % (включая колхозы) — включить в различные виды кооперации. Очень скоро все эти цифры пришлось выбрасывать в корзину. Какие уж там 18 % «колхозизации»! Но Рыков отводил для более широкой коллективизации две-три пятилетки.
Первое время после отставки с посла предсовнаркома РСФСР Рыков не показывал виду, что встревожен этим сужением ответственности и полномочий, к которым давно привык. Как глава правительства СССР, он все равно стоял выше структур РСФСР. Решение поменять Рыкова на этом посту явно принималось поспешно — и кандидатуру подобрали крайне неудачную. Сергей Сырцов был, несомненно, боевым товарищем, которого не останавливало кровопролитие, когда он шел к поставленной цели. Боролся с белоказаками, участвовал в подавлении Кронштадтского восстания. Считался мастером «разговаривать с народом». Под руководством Сталина возглавлял (правда, недолгое время) Агитпропотдел ЦК, но в ближний круг генерального секретаря не вошел. До своего назначения председателем Совнаркома РСФСР возглавлял Сибирский крайком — и, как считалось, боролся и с правым, и с левым уклоном, хотя некоторое тяготение к правым в его политике просматривалось. Главными его достоинствами для столь высокого назначения (а Сырцов почти автоматически стал кандидатом в члены Политбюро) были авторитет среди партийного руководства РСФСР и отсутствие связей с Рыковым. Последнего Сырцов называл «человеком, допустившим правые ошибки и ведущим неправильную политическую линию». Но очень скоро оказалось, что сам Сырцов гораздо самоувереннее и опаснее для сталинской группы, чем компромиссный и опытный Алексей Иванович. Амбиции у него были наполеоновские. Достигнув высоких степеней, Сырцов повел себя как слон в посудной лавке. Он начал открыто критиковать сталинский курс, с которым Рыков (по крайней мере, на словах) уже примирился. Ускоренные темпы индустриализации его не устраивали, а основ дипломатии товарищ Сырцов не ведал — и, подобно младотуркам, открыто считал себя сменой старшему поколению руководителей. Сталин очень скоро крепко разочаровался в этом назначении: уж лучше бы Рыкова оставили. В середине мая 1929 года Сырцова назначили предсовнаркома РСФСР, а уже в апреле 1930-го он сколотил вокруг себя, по канонам сталинской историографии, «право-левацкий блок Сырцова — Ломинадзе». Ломинадзе занимал тогда пост первого секретаря Закавказского крайкома, до этого работал в Нижнем Новгороде. Их единомышленником считался бывший комсомольский вождь, активный журналист Лазарь Шацкин, автор нашумевшей правдинской статьи «Долой партийного обывателя», в которой нападал на «молчаливое большинство», слепо следующее директивам начальства. По сути — на «сталинское» большинство. В прессе последовали гневные публикации, осуждавшие Шацкина. Эти люди видели в пробивном, жестком Сырцове лидера, который способен всколыхнуть ситуацию. И председатель Совнаркома РСФСР демонстрировал независимость не только от главы союзного правительства Рыкова, но и от ЦК. Уверенности в себе ему было не занимать (заметим, что этого качества в дни борьбы со сталинской группой не хватило Рыкову и Бухарину).
![]()
— Правда ли что Рыков перестал заикаться?
— Совершенно верно, потому что ему не дают заикнуться.
А. И. Рыков. 25 апреля 1930 года. Рисунок Валерия Межлаука [РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 169. Л. 90]
Не советуясь с секретариатом ЦК, он рассылал партийным организациям письма с критикой коллективизации. Сырцов и его единомышленники собирались поставить вопрос о смещении Сталина, утверждая: «Я покушаюсь не на руководство, а на принцип непогрешимости руководства». Формулировать свои задачи он умел — так, что при определенных обстоятельствах за ним могли пойти рядовые партийцы. Кстати, Сырцов был соседом Рыковых по кремлевской квартире — и бывало, что они встречались в неофициальной обстановке. При этом попытка оперативно «привязать» Рыкова — тогда еще возглавлявшего союзное правительство — к блоку Сырцова — Ломинадзе не удались. 4 ноября, на совместном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, против Сырцова резко выступил Орджоникидзе, его поддержали все остальные ораторы — и бузотера сняли с должности. Активность Орджоникидзе понятна: он был дружен с Ломинадзе, и это позже не раз аукнулось товарищу Серго. Представителей «группы» решили немедленно удалить из ЦК, в нарушение устава, без созыва пленума. На том совещании звучали и косвенные обвинения «правых» в связах с этой группой, но Рыков резко отмел эти наветы, назвав Сырцова и компанию «предателями». Действительно, позицию Сырцова скорее можно было связать с «левачеством». Правда, тогда в группе Сталина стала популярна идея о широком антисоветском фронте — от Троцкого до Бухарина. И, в принципе, этот форум мог стать роковым для Рыкова. Но председателю Совнаркома удалось одержать тактическую победу. В постановлении ЦК «О фракционной работе Сырцова, Ломинадзе и других» его фамилия не прозвучала. Но вошла такая формулировка, несомненно, тревожная для Рыкова: «Эти фракционные подпольные группы организовали „лево“-правый блок на основе общей политической платформы, совпадающей во всем основном с платформой правых оппортунистов».
В итоге Сырцова исключили из ЦК и не более.
Только в 1937 году его арестовали. Сотрудничать со следствием этот гордый человек не стал, признательных показаний не дал. Расстреляли его поспешно и редко вспоминали — вплоть до реабилитации в 1957 году.
![]()
Сергей Сырцов. 1920-е годы [РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 54. Д. 37. Л. 60]
В ситуации, когда партию сотрясала борьба за власть, появление таких Сырцовых было почти неизбежным: у него просто сработал инстинкт драчуна, борца, охотника. Осенью 1930-го на посту председателя Совнаркома РСФСР Сырцова сменил Даниил Сулимов, много работавший на Урале. Ему удалось продержаться на посту около семи лет, но его политическая карьера также закончилась арестом. Словом, крупный руководитель, удержавшийся на своем месте пять лет и более, был редкостью. А Большой террор внес в «текучку кадров» роковую специфику. А найти для руководства Совнаркомом РСФСР фигуру, равную Рыкову по влиянию и весу в партии, власти так и не смогли.
Но и на союзном уровне Рыков терял позиции — с апреля 1929 года это было все ощутимее. Его «поджимал» собственный заместитель, сравнительно недавно пришедший в органы союзной исполнительной власти, — Серго Орджоникидзе, быстро набиравший вес. Решением Политбюро от 16 мая 1929 года Рыкову предоставили трехмесячный отпуск — и потому, что он действительно страдал от переутомления, и чтобы на время исключить председателя Совнаркома из политических ристалищ.
Что до энергичного товарища Серго, он, безусловно, входил в группу Сталина и расходился с Рыковым во взглядах на индустриализацию. В то же время их объединяло желание беречь людей для работы, независимо от оттенков их политических взглядов. Карательные меры Орджоникидзе поддерживал только под давлением фактов или политических обстоятельств. Среди технарей потомок обедневших грузинских князей, несмотря на отсутствие дельного образования, не выглядел профаном. После отставки Рыкова он, возглавив грандиозный Наркомат тяжелой промышленности, станет главным управленцем индустриализации. Сталин верил в его энергию, в его умение находить общий язык с самыми ершистыми инженерами. Казалось, что на карандаше у товарища Серго каждый станок, каждый мотор. Сохранилось немало идиллических воспоминаний об управленце Орджоникидзе. «Он знает в лицо уйму людей, с бесчисленным количеством металлургов переписывается. Любой мастер или инженер, приехавший в Москву с новостройки, может побеседовать с наркомом. Доступ всегда открыт», — писал академик Иван Бардин, один из основоположников советской черной металлургии. Сработались с Орджоникидзе и такие творческие натуры, как Андрей Туполев, Сергей Ильюшин и Александр Яковлев — отцы-основатели советской авиации. Словом, он во многом напоминал Рыкова, но был рьяным сторонником форсированной индустриализации и действовал в этом направлении куда энергичнее вечно сомневавшегося во всем Алексея Ивановича. Орджоникидзе не стал председателем Совнаркома лишь по одной причине — по национальной. Генеральный секретарь ЦК был грузином, если бы грузин стал еще и главой правительства — это, несмотря на популярность Серго, могло бы вызвать нежелательные кривотолки. Будучи альтернативой и противовесом Рыкову, Орджоникидзе до конца своих дней сохранял добрые отношения с Алексеем Ивановичем, не относился к нему как к прокаженному. Думается, Орджоникидзе понимал, что, по существу, заменил Рыкова, возглавив промышленность, — и не хотел, чтобы его заподозрили в подсиживании товарища.
