– Я так и думала, – холодно ответила Жермена, – я только хотела показать, что вы не справитесь со мной, если вздумаете бороться. Кроме того, хочу сообщить, что хорошо вас знаю, даже лучше, чем вы предполагаете. Другие ваши преступления меня не касаются, пусть они останутся на вашей совести, если вообще таковая у вас имеется. Предоставим разбираться правосудию, у него вы под наблюдением, и вас опять посадят в тюрьму, если я того захочу.
– Я позову на помощь, я закричу, здесь недалеко люди, с вами запросто справятся, вы полетите в воду с гирей в двадцать кило на лапке! Нечего меня шантажировать!
– Можете кричать и грозить сколько угодно. Я здесь не одна, за кабаком наблюдают мои люди. И если со мной что-нибудь случится, вас немедленно отправят куда следует. Так что прекратите болтать и отвечайте.
– Чего вы, наконец, от меня хотите?
– Знать, что вы сделали с Маркизеттой.
– Ох, Господи! – прохрипела старуха.
– И с ее двумя детьми.
– Ах, Боже мой, Боже мой, – хрипела старая негодяйка и думала: «Кто мог ей рассказать? Ведь никому ничего не известно. И если я признаюсь, тот… убьет меня».
– Я не знаю никакой Маркизетты… Нет, не так… Я не могу сказать… На старости лет мужа на каторгу, а меня навек в тюрьму…
– Если признаетесь, я хорошо заплачу, а отмолчитесь – сегодня же окажетесь за решеткой!
– Боже… Боже… – вдруг старуха перестала хныкать и прислушалась. Потом сказала: – Сюда идут…
– Молчи! Тихо, – сказала Жермена повелительно.
Действительно около двери послышались голоса и топот ног.
Мамаша Башю сидела притихшая, как животное, почуявшее гнев хозяина. Жермена подошла к зарешеченному окошку с дощатой задвижкой, приложила ухо и прислушалась. Некоторые слова доносились отчетливо. Говоривших было не меньше трех. Один сказал:
– То, что вы предлагаете, сделать очень трудно, чтобы не сказать – невозможно… Будут секунданты, доктор…
Другой ответил:
– Дорогой Ги, когда я берусь за дело, то предусматриваю решительно все. Если захотите мне повиноваться, человек умрет без всякой опасности для вас.
Жермена поняла, что в проклятом месте замышляется убийство и о нем не стесняясь договариваются. Она сказала мамаше Башю:
– Пять тысяч франков за полное молчание, или каторга мужу, а вам – пожизненная тюрьма, если сболтнете хоть слово!
– Буду нема как рыба, – ответила напуганная преступница.
Жермена потихоньку открыла заслонку форточки. Около двери действительно стояли трое.
Один из них был неизвестен девушке, но когда она разглядела других, то чуть не вскрикнула. То были Ги де Мальтаверн, которого накануне ей представил в театре Мондье, и виконт де Шамбое, подозрительный тип, не внушавший ей доверия после путешествия в Италию.
Ги де Мальтавер заговорил опять:
– Наконец, дядюшка, объясните, что вы задумали.
– Все очень просто уладится, дорогой Ги.
В голосе, без сомнения измененном, Жермена уловила знакомые интонации Мондье, и это ввергло ее в еще больший ужас. Тот, кого Мальтаверн назвал дядюшкой, по виду совершенно не походил на графа, но голос, голос…
Она вслушивалась, стараясь не пропустить ничего, явно замышлялось что-то подлое и страшное.
Дядюшка продолжал:
– Ваш противник, Ги, через пять минут будет здесь, один. Чтобы не беспокоить мать, он поехал поездом, взяв этюдник, так, будто намерен писать этюд. Секундант и доктор должны прибыть в ландо к двери кабака, но кучер у них – мой человек, и он опрокинет экипаж в версте отсюда. Пока они доберутся пешком, дело будет уже сделано.
– Это, конечно, ловко придумано, но тем не менее дуэль-то состоится.
– Для вас никакой опасности она не представит. Я беру на себя подменить пистолет. Я выбрал именно его, потому что на шпагах художник прекрасно умеет драться. Да со шпагой и не смухлюешь.
Жермена нестерпимо волновалась, продолжая слушать. Она сообразила, что Ги де Мальтаверн, сразу ей очень не понравившийся, был тот, кто ранил Мишеля.
Дядюшка продолжал:
– Пистолеты стану заряжать я. В одном будут и пуля и порох, в другом только порох. Я умею очень ловко убирать пулю в последний момент. Вам я, естественно, подам заряженный, а противнику – холостой, и вы сможете с полной гарантией вышибить мозги тому, кто мне очень мешает. Вот и все.
– Отлично, дядюшка! Вы действительно умнейший и опытный человек.
– Тихо! Сюда идут. Это он.
Молодой человек, скромно одетый в черное, подходил в сопровождении Лишамора, красного от спозаранок выпитого вина.
Приезжий поклонился и казался удивленным, увидав лишь троих, тогда как полагалось быть по меньшей мере шестерым.
Жермена едва не упала в обморок, узнав Мориса Вандоля. Друг, который ее спас… Жених Сюзанны!.. Морис, кому Мондье, в обличье весьма подозрительном, готовил убийство! Этому преступлению не бывать! Она не допустит, даже если придется броситься между ними, чтобы спасти друга.
Лишамор скромно удалился. Дядюшка, видя явное замешательство Вандоля, с любезной улыбкой сказал:
– Поскольку ваши секунданты еще не прибыли, чем поставили нас в неловкое положение, позвольте же мне слегка нарушить дуэльный кодекс[121]. Мы честные противники и не должны оставлять в затруднении хорошо воспитанного человека. Позвольте представиться: месье Тьери, банкир в Париже, с виконтом де Шамбое, мы оба – секунданты месье Мальтаверна.
Обходительность, деликатно-любезное предложение подкупили Мориса.
– Вы, право, весьма предупредительны, месье Тьери. Вероятно, с моими секундантами действительно что-то произошло в пути, иначе они бы не опоздали, прошу за них извинения.
– Не беда, подождем еще полчаса, если надо, а пока можем побеседовать о посторонних предметах. Я даже рад, что благодаря случаю могу пообщаться со знаменитым художником.
«Негодяй! Играет с ним как кошка с мышью, – подумала Жермена. – Что же мне делать?.. Господи! Научи меня! Помоги мне!»
Время шло. Положение Мориса становилось все более двусмысленным, он нервничал, особенно потому, что замечал насмешливую улыбку на губах противника.
Наконец, не выдержав, Вандоль обратился к мнимому Тьери:
– Честное слово, месье, если мы уже нарушили правила, можно, пожалуй, согрешить и во второй раз; я всецело доверяю вашей порядочности и предлагаю: вы будете руководить всем поединком, я, следовательно, обхожусь без секундантов, а месье де Шамбое станет ассистировать месье де Мальтаверну, если, конечно, оба не возражают против этого…
Мальтаверн слегка поклонился в знак согласия, а Мондье незаметно хитро взглянул на него, как бы желая сказать: «Видишь, он сам лезет в петлю».
– Охотно принимаю предложение и постараюсь быть достойным вашего доверия, – ответил будущий убийца.
