В шатер вбежал рыжебородый молодой человек с красным грифоном на сюрко. Раскрасневшееся лицо и запыленная одежда показывали, как он торопился.
— Государь, — сказал он, — я Робер де Дюра из свиты кардинала Перигорского. Вчера я доложил тебе обо всем, что мне удалось увидеть в английском лагере. Нынче утром меня опять туда допустили, и я увидел, что их повозки отъезжают в тыл. Государь, они бегут в Бордо!
— Так я и знал, клянусь Богом! — в ярости крикнул герцог Орлеанский. — Пока мы тут болтаем попусту, они проскользнули у нас между пальцами. Или я вас не предупреждал?
— Замолчи, Филипп, — сердито приказал король. — Но ты, юноша, видел это своими глазами?
— Да, государь, и прискакал прямо из их лагеря. Король Иоанн смерил его мрачным взглядом.
— Не понимаю, как честь позволила тебе раздобыть такие сведения подобным образом! — сказал он. — Однако не воспользоваться ими мы не можем. Не страшись, Филипп, до вечера, думается мне, ты досыта насмотришься на англичан. Обрушимся на них у брода, это даст нам большое преимущество. А теперь, благородные господа, прошу вас поспешить на свои места и исполнить все, что мы решили. Выступай с орифламмой, Жоффруа, а ты построй отряды, Арнольд. Да будут нам в сей день покровом Бог и святой Денис!
Принц Уэльский стоял на том пригорке, откуда Найджел накануне оглядывал долину. Вместе с Чандосом и капталем де Бушем он внимательно следил за французским войском вдалеке, а за спиной у него вереница повозок спускалась к броду через Мюиссон.
Позади принца негромко переговаривались между собой четверо рыцарей на конях и в полном вооружении, но с открытыми забралами. Любому воину было бы достаточно одного взгляда на их щиты, чтобы тут же назвать каждого по имени, ибо все четверо успели снискать славу во многих битвах. Пока они ожидали распоряжений, ведь каждый командовал той или иной частью войска. Худощавый молодой человек слева со смуглым сосредоточенным лицом был Уильям Монтекью, граф Солсбери, в свои двадцать восемь лет уже ветеран Креси. Об уважении, каким он пользовался, свидетельствовало хотя бы то, что принц поручил ему командовать арьергардом — в отступающей армии пост очень почетный. Беседовал он с седым, довольно пожилым человеком, чьи суровые черты напоминали львиные, а молочно-голубые глаза, обращенные на врагов, сверкали яростью. Так выглядел знаменитый Роберт Уффорд, граф Суффолк, который участвовал во всех кампаниях на континенте, начиная с Кадсенда. Рядом с ним высокий рыцарь, на чьем сюрко блестела серебряная звезда, Джон де Вир, граф Оксфордский, молча слушал Томаса Бошана, дюжего, добродушного, румяного вельможу и испытанного воина, который, наклонясь к нему, похлопывал железной рукавицей по его наколеннику. Они были старыми товарищами по оружию, ровесниками во цвете лет, равные и славой и опытом. Вот кто ждал распоряжений принца, сидя на конях позади него.
— Жаль, что ты не схватил его, — гневно сказал принц, продолжая разговор с Чандосом. — Хотя, пожалуй, разумнее было поступить по-твоему и внушить им мысль, будто мы отступаем.
— Бесспорно, он успел доставить эту весть, — ответил Чандос с улыбкой. — Едва повозки тронулись с места, как гляжу: он уже скачет вдоль опушки.
— Нет, ты хорошо придумал, Джон, — промолвил принц. — Что может быть утешительнее, чем использовать против них собственного их лазутчика? Если они не двинутся на нас, не знаю, как мы продержимся еще день, ведь на все войско не отыщется и корки хлеба. А если оставить эту позицию, где мы найдем вторую такую?
— Они попадутся на нашу наживку, благородный принц! Они проглотят крючок! Ведь в эту самую минуту Робер де Дюра оповещает их, что наш обоз двинулся к броду, и они поторопятся перехватить нас прежде, чем мы переправимся через реку… По кто это скачет сюда? Что-то случилось?
Всадник галопом взлетел на пригорок, спрыгнул с седла и упал перед принцем на одно колено.
— О чем ты просишь, милорд Одли? — сказал Эдуард.
— Государь, — произнес рыцарь, не вставая и смиренно склонив голову перед своим полководцем. — Я прошу милости.
— Встань, Джеймс, встань! Так чего же ты хочешь? Прославленный странствующий рыцарь, зерцало рыцарской доблести на все времена, встал и обратил на своего господина темные глаза, пылающие на загорелом лице.
— Государь, — сказал он, — я всегда верно служил моему королю, твоему отцу, и тебе и буду служить, покуда жив. Любимый господин мой, открою тебе, что уже давно я дал обет: если когда-нибудь мне доведется участвовать в битве под твоим началом, я буду впереди всех или погибну. Посему молю, милостиво дозволь мне с честью оставить мое место среди других, дабы я сам решил, как поступить, чтобы достойнее выполнить мой обет.
Принц улыбнулся, прекрасно понимая, что обет обетом, дозволение дозволением, но лорд Джеймс Одли все равно окажется в первом ряду.
— Поезжай, Джеймс, — сказал он, пожимая ему руку, — и да ниспошлет Господь, чтобы нынче ты превзошел отвагой самых отважных… Джон, ты слышишь? Что это значит?
Чандос повел хищным носом, точно орел, издалека почуявший битву.
— Без сомнения, государь, все обернулось так, как мы надеялись.
Издали донесся громовой клич. И еще, и еще.
— Глядите, они двинулись! — вскричал капталь де Буш.
Они давно уже видели блеск доспехов конницы, выстроенной перед французским лагерем. И теперь, когда до их слуха донеслись звуки множества труб, блеск этот стал меняться, то вспыхивая ярче, то почти угасая.
— Да, да! Они движутся! — воскликнул принц.
— Движутся! Они движутся! — пронеслось по рядам. И затем, подчиняясь внезапному порыву, лучники за живой изгородью вскочили, а рыцари позади них взмахнули копьями и мечами, и дружный, оглушительный вопль, полный воинственного восторга, донес их вызов приближающимся врагам. И тут же наступила такая тишина, что удар лошадиного копыта или позвякивание сбруи казались неестественно громкими. Затем в этой тишине начал нарастать глухой рев, обретая все большую силу по мере приближения французского войска.
Глава XXVI
Как Найджел совершил свой третий подвиг
Четверо лучников лежали среди кустов перед живой изгородью, укрывавшей их товарищей. Там в длинной линии находился их собственный отряд — почти все те, кто отправился с Ноллесом в Бретань. Четверо в кустах были начальники — старый Уот из Карлайла, рыжий йоркширец Нед Уиддингтон, лысый мастер Бартоломью и Сэм кип Эйлуорд, вернувшийся после недельного отсутствия. Все они жевали хлеб и яблоки — Эйлоурд привез их полную сумку и щедро поделился со своими изголодавшимися товарищами. У старого Уота и йоркширца глаза глубоко запали, а щеки ввалились, круглая же физиономия Бартоломью перестала быть круглой, под глазами набрякли мешки, кожа дряблыми складками свисала под подбородком.
