Я зашел в парикмахерскую. Не идти же домой в таком виде! Жена перепугается.
Кресло было свободно. Сел. Девушка скептически оглядела меня.
— Вам что — подстричь бороду?
Ее коллега — пижонистый парнишка — прыснул со смеха. И откуда они тут такие?
Раньше что-то подобных не было. Помню — работали всегда здесь важные люди, пожилые, опытные, культурные. Я разгладил бороду, взглянул в зеркало. Ужаснулся.
На меня смотрел старый-престарый дед, седой, морщинистый, грязный. Сам себя испугался. Мой взгляд остановился на листке календаря. Там чернела цифра 2!
Немного выше — надпись: май. Боже мой! Где же я провалялся целую зиму? Посмотрел на год! Ужас! Оказывается, не полгода, а три с половиною года прошло!
Девушка сердито спросила:
— Так что будем делать?
— Побрить. И подстричь.
— Как? По-человечески?
— Да-да, — не стал я спорить. — Пусть будет по-человечески…
И вот в зеркале я вижу нормального человека.
— Вот, — подобрела девушка, — красивый же дядька, можно еще и за девушками поухаживать…
Я оставил ей рубль и поскорее рванул на улицу. Когда подходил к своему дому, еле держался на ногах. Что скажет жена, как встретит?
Дверь открыла незнакомая женщина. Она подозрительно взглянула на меня, недовольно спросила:
— Вам кого?
— Как? — удивился я. — Я пришел к себе домой.
— Домой? — побледнела женщина, отступая назад. Увидев у меня руках ружье, она вскрикнула и хряпнула дверью прямо перед моим носом. — Что вам угодно? — завопила из-за дверей. — Я позвоню в милицию!
— Успокойтесь! — как можно вежливее отозвался я. — Не разбойник я. Позовите Килину Макаровну.
— Какую Килину Макаровну? — притихла женщина. Насторожилась.
— Да какую же? Куренную, хозяйку квартиры.
— Такое скажете! — ответила она. — Ее уже два года нет…
— Как это нет? — воскликнул я, и сердце мое замерло от ужасного предчувствия.
— А так. Померла она.
— Померла?..
— Муж ее куда-то исчез. Ворюга был и пьяница. У нее забрали квартиру, конфисковали имущество. Она с горя и померла.
— А дочка? — упавшим голосом спросил я.
— Галя?
— Да… Галя…
— Забрали куда-то… в интернат. А позже еще куда-то. В Киеве она или в другом месте — не знаю. А кто вы? Зачем вам о том знать?
Я не ответил. Убитый горем, вышел на улицу. Килина померла. Галя где-то бродит по миру без отца-матери. Что же это? Куда мне теперь?
Кравчина! Надо к нему, к начальнику милиции. Он ведь организовал ту проклятую охоту. Верно, он и распутает тот проклятый клубок…
— Вам кого? — спросил дежурный милиционер, поднимаясь из-за стола.
— Начальника. Товарища Кравчину.
— Можно. Только зачем с ружьем?
— А мне оно ни к чему, — растерялся я. — Это… случайно. Купил.
— Оставьте, — строго сказал дежурный. — Идите. У начальника никого нет.
Я несмело переступил порог. Кравчина поднял голову, отшатнулся.
— Ты?
— Я, друг, — убитым голосом ответил я. — Спаси меня!
— Спаси? — переспросил Кравчина зловеще. — Три года где-то пропадал, а теперь — спаси?
— Я ничего не могу понять. Я схожу с ума…
— Зато прокурор давно понял. На тебя объявлен всесоюзный розыск. Хищение на сотни тысяч рублей. Вот так!
— Какое хищение?
— Какое бывает хищение? Я и не думал, брат, что ты такой хват! Пусть там бутылку-две… для дегустации, для друзей, а то… миллионер нашелся! Так государство в трубу вылетит с такими работничками! Садись, рассказывай, где был, с какими шлюхами спустил денежки?
Я сел, обалдело глядя на него.
— Поверь, я ни копейки не брал' — Ревизия была. Все раскрыли.
— Главбух постарался, — вспыхнул я. — Еще тогда я знал, что он на руку нечист…
— Ну-ну! На человека не вали. Потом разберемся. Меня интересует одно: где ты шлялся? Почему такой вид? Лохмотья. Пропился? Все до копейки?
— Посмотри на меня. Я ведь в той самой фуфайке, что тогда надел.
— Когда «тогда»?
— Да как ехали мы на охоту. Когда ты заварил кашу с дурацким кабаном, будь он трижды проклят!
— Кабан не виноват! Кстати, я все же подстрелил поросенка, — похвалился Кравчина. — Тебя не нашли. Решили — уснул где-то в кустах. На следующий день охотники обшарили весь лес. Как в воду канул. Посчитали — вепрь сожрал. А тут главбух хай поднял. Говорит, Куренной ловкую операцию провел. Хищение. А сам, мол, исчез. Ну — ревизия. Эге, сказали мы, теперь ясно, куда он подался. Рванул куда-то в Гагры или на Дальний Восток, гуляет с девками!
— Ни словечка правды нет в том, что ты сказал!
— Вот я и хочу услышать от тебя правду. Давай начинай Я рассказал ему все. Как на духу.
Кравчина не прерывал. Только кивал головою и поддакивал. Иногда поглядывал на меня, рисуя карандашом на бумаге узоры, галочки, чертиков. В глазах у него поблескивали иронические искорки. Когда я кончил, он спросил:
— Все?
— Все.
— А при чем тут я?
Как это при чем?
— А так. Эту историю можешь рассказывать психиатрам. Если они поверят. А мне нужна правда.
— Но ведь это все правда! — горячился я.
— Это такая правда, как кошачье сало, — сердито возразил Кравчина. — Вижу, что ты за три года ничего путного не придумал. Три года на то, чтобы придумать дешевый мистический детектив. Нет, братцы мои, со мною такое не пройдет. Не пролезет такая липа! Придется тебя отправить на казенный харч!
— Как же так?
— А так. Стервец ты, Андрей Филиппович! Килину Макаровну жаль. Хорошая, добрая женщина была. А из-за такого поганца пропала.
— Не вы ли всё у нее забрали? — гневно крикнул я.
— Закон. Суд. Все законно. Если бы от меня зависело, а то Капшук.
— Все хороши! Есть, пить — хорош был Куренной. А несчастье — в кусты!
— Дружба дружбой, а закон, братец мой, закон — нерушим! Да что я с тобою болтаю?
Не знаю, зачем ты пришел ко мне. Разжалобить?
— Выяснить правду.
— Я уже тебе сказал. А теперь хочу видеть твое раскаяние. Будем считать, что ты пришел с повинной. Облегчение выйдет. Подумай. Не горячись. Вспомни, где был. С кем? Где деньги?
— Я все тебе рассказал.
— Угу! — захлебнулся от смеха Кравчина. — Значит, на том свете был?
— Был. На том или на каком-то другом — не ведаю. А что видел отца и всю родню — это святая правда.
— Угу. И чашу захватил с собою?
— Захватил. Стой, стой! А где же она?
Я пошарил в кармане. Там что-то было. Дрожащей рукою я вытянул чашу. Положив на ладонь, рассматривал ее, словно чудо. Она! Значит, правда? Правда!!!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
