П. Гонзага. Эскиз декорации «Тюрьма». ГМУА.
Князь Юсупов давно знал, что его друг, главный декоратор Императорских театров Пьетро Гонзага, мечтает о воплощении в камне собственных архитектурных идей. Ведь театральные декорации живут совсем недолго — холсты рвутся, краска осыпается. К тому же и многочисленные завистники делали все, чтобы уничтожить художественное наследие первого и самого знаменитого из мастеров театральной живописи, работавшего на театральной сцене России на рубеже XVIII и XIX веков.
Знал о недолговечности собственных творений и сам Гонзага. Не случайно в летние месяцы он много лет подряд работал ландшафтным архитектором в парке Павловска у вдовствующей императрицы Марии Федоровны, куда его пристроил в свое время князь Юсупов. Парковые ансамбли, созданные Гонзага в Павловске, поражали воображение восхищенного зрителя почти полтора столетия, вплоть до Великой Отечественной войны, когда многие из них уничтожили немцы, вырубив значительную часть парковых насаждений. Гонзага работал в Павловске и как архитектор, но спроектированные им павильоны, увы, не заняли заметного места в сложившемся усадебном комплексе.
П. Гонзага. Копия декорации «Тюрьма». ГМУА.
Князю Юсупову очень хотелось иметь у себя в подмосковной хоть что-нибудь, украшенное гением Гонзага. К сожалению, художник был сильно перегружен в Императорском театре. Мастер работал быстро, но ему приходилось собственноручно писать или прописывать начатые другими декорации к большому числу новых постановок. Уехать в Москву даже по приглашению князя Юсупова он не имел права без дозволения Конторы. Театральное начальство явно не благоволило поездкам мастера в Москву.
Впрочем, Николай Борисович всеми правдами и неправдами добивался своего. Когда в Таганроге скончался император Александр I, то князь в качестве Верховного Маршала будущей коронации, на которого также возлагалась и организация прощания с почившим императором в Москве, вытребовал во вторую столицу Гонзага. Пока еще не найдено документов, подтверждающих, что зимой 1825 года ему довелось побывать в Архангельском и увидеть законченным одно из немногих собственных архитектурных творений.
Это был усадебный театр, уже тогда носивший название «Театра Гонзага». Первоначально Николай Борисович предполагал приспособить под театр старый манеж голицынской усадьбы, затем заказал проект театра О. И. Бове, но потом обратился к Гонзага. В январе 1817 года с мастером Тимофеевым заключается договор на выполнение алебастровых капителей и баз, а уже к началу 1818 года театр был полностью отделан.
Архангельское. Здание театра Гонзага. Фотогр. начала XX в. ГМУА.
Предполагается, что при его строительстве использовался первый, кирпичный этаж, построенный по первоначальному проекту О. И. Бове. Технический надзор за работами осуществлял Е. Д. Тюрин, а непосредственно руководил строительством крепостной архитектор князя В. Я. Стрижаков. Интерьеры отделывались под руководством С. П. Мельникова.
Маленький, очень уютный зрительный зал театра благодаря своеобразному архитектурному решению производит впечатление монументального сооружения времен Древнего Рима, а отнюдь не квелого александровского ампира. Во многом этот эффект достигается соблюдением определенных пропорций. Рампа сцены высотой 6 метров имеет 8,15 метров ширины. Глубина сцены — 12 с половиной метров.
Пьетро Гонзага. «Разрез театра». ГМУА.
Само здание уникально по сохранности. В нем практически все подлинное. Вообще-то отдельно стоящие театральные здания когда-то составляли неотъемлемую часть всякого крупного усадебного ансамбля России, но только в Архангельском театр дошел до наших дней с таким комплектом декораций, осветительных приборов, наконец, даже кресел зрительного зала.
В июне 1818 и 15 января 1819 года от Гонзага в Архангельское поступили две партии декораций. Николай Борисович сразу задумал здание как театр декораций, «музыки для глаз», что представлялось удобным и его собственной крепостной труппе, которая ставила преимущественно камерные постановки и дивертисменты. Всего Гонзага сделал для архангельского театра 12 перемен или, как еще говорили, смен декораций и занавес.
Декорациями великого мастера гордилась Европа. В Италии их берегли как музейную редкость, но там все они погибли в пожарах. В дореволюционной России хранился уникальный памятник декоративного искусства, но…
Праздник в Архангельском. Фотогр. конца XIX в. ГМУА.
Известно, что памятники уничтожали не только большевики. Последние князья Юсуповы относились к своим владениям достаточно бережно, но все же рассматривали их как вполне утилитарное жилье, а не выдающиеся памятники старины. Они без особого сожаления приносили жертвы прогрессу. Среди жертв оказался и уникальный архангельский театр Гонзага. В нем князья Юсуповы графы Сумароковы-Эльстон сочли целесообразным разместить… электростанцию — одну из первых в Подмосковье. Фасады театра при этом, правда, не трогали[285].
Не слишком повезло и переменам декораций Гонзага. Точнее — не повезло совсем. Из 12 смен случайно были найдены в 1920-х годах только четыре неполных комплекта и знаменитый занавес. Остальное оказалось пущено князьями на палатки, устанавливавшиеся в усадебном парке летом для торжественных ужинов… Хоть стой, хоть падай. «До превращения Архангельского в музей-усадьбу, — пишет профессор С. В. Безсонов, — декорации были заброшены, и последние владельцы настолько их не ценили, что значительную часть изрезали на палатки, которые устанавливали в парке при устройстветоржественных ужинов в летнее время»[286]. Справедливости ради надо заметить, что находку и сохранение уникальных декораций Гонзага в равной степени приписывает себе и Ф. Ф. Юсупов-младший, вспоминавший, что «в 1912 году я устраивал в жилых комнатах современные удобства и некоторое время жил тут же. Потому стал разбираться в кладовых и чуланах и открыл сокровища. На чердаке в театре нашел пыльный рулон холста — это были декорации Пьетро Гонзага. Я развернул их и вывесил на сцене — так они смотрелись лучше»[287].
Крачковский. Программа концерта в театре Архангельского 1 июня 1896 г. ГМУА.
В «Путешествии из Москвы в Петербург» А. С. Пушкин с грустью писал об упадке русской дворянской культуры на рубеже 1-й четверти XIX века: «Подмосковные деревни также пусты и печальны. Роговая музыка не гремит в рощах Свиблова и Останкина; плошки и цветные фонари не освещают английских дорожек, ныне заросших травою, а бывало уставленных миртовыми и померанцевыми деревьями. Пыльные кулисы домашнего театра тлеют в зале, оставленной после последнего представления французской комедии. Барский дом дряхлеет. Во флигеле живет немец-управитель и хлопочет о проволочном заводе…»[288].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
