В комнате звучит музыка. Это саундтрек к фильму «Реквием по мечте». С ума спрыгнуть — пороть собираются под музыку? Или это, чтобы она заглушала крики? Нет, жертвам вставили кляпы, куда большие, чем я испытала на себе, я бы от такого задохнулась наверняка.
Девушки не противятся, даже сами вставляют ноги в кандалы, открывают рты для кляпов. Я знаю, что последует, видела ролики в Интернете. Неужели, чтобы понять Ларса до конца, я должна вытерпеть вот это, увидеть, как терзают женские тела? Что я должна представить: себя на месте этих девушек или Ларса с большой плетью?
— Хильда, Ларс часто здесь бывает?
— Никогда.
Я в ужасе ахаю:
— А если он узнает, что я была?!
— Не скажешь, не узнает. Смотри, это разогрев…
Тела девушек действительно просто облили маслом, и мужчины взялись за многохвостки.
Я невольно подмечаю, как они обрабатывают спины девушек.
— Твой Ларс любил связывать и подвешивать. Он тебя подвешивал?
Я обратила внимание на прошедшей время в ее фразе, но все равно фыркнула:
— Нет. Может, пойдем уже?
— Смотри.
Мужчины взяли настоящие плети, это не многохвостки, а скорее малые кнуты, во всяком случае, между двумя ударами они даже щелкают в сторону. Работают по-настоящему слаженно, удар у одного совпадает со щелчком у другого, этот громкий хлопок заглушает стоны распятых. Тренировались, что ли?
Я поворачиваю голову, чтобы поинтересоваться у Хильды, и вижу, как та беспокойно смотрит на входящего в помещение мужчину:
— Б…! Только Леннарта не хватало…
Понятно, появление этого атлета в планы Хильды никак не входило. Леннарт качок, из тех, что не представляют, чем еще можно заниматься, кроме спортзала. Мышцы больше похожи на гири, обтянутые кожей, торс обнажен, и хорошо видны синие вены.
Хильда шепчет мне:
— Пока не обращай внимания, сейчас уйдем.
А дуэт двух кнутов продолжается. Мужчины остановились, чтобы поприветствовать вошедшего, добавили масла на тела жертв и принялись охаживать их снова. Теперь уже никакой музыки, только удары и хлопки, а еще стоны девушек, которые не могут заглушить даже кляпы. Но в этом вдруг обнаруживается своя прелесть. К собственному вящему ужасу я понимаю, что… мне даже нравится! Взмах — хлопок, взмах — удар…
И тут я допускаю страшную ошибку. Мое лицо скрыто маской, но блестящие глаза выдают интерес. Этот интерес давно заметила Хильда, но ее можно не бояться, а вот что увидел тот, кого она назвала Леннартом, плохо, очень плохо.
Леннарт не порет, он только смотрит, и также внимательно, как Хильда, наблюдает за мной. Хильда явно напряглась… У порющих перерыв между подходами. Девушки чуть притихли, их стоны стали слабее, головы повисли, из-за кляпов из ртов течет слюна. Мне это страшно не нравилось на фото или в роликах. Теперь вот, вживую. Бедолагам не вытереть и не сглотнуть.
Уйти бы, но мы не успеваем.
Леннарт направляется к нам! А остальные замирают. Это явно не сулит мне ничего хорошего. Так и есть:
— Какие у нас новенькие девочки… Хильда, где ты ее взяла?
— Не для тебя.
— Да ну? — Леннарт присаживается передо мной на корточки. Пока у него хорошее настроение, но взгляд не оставляет сомнений в намерениях. — А мне кажется, что она хорошая саба…
За кого он меня принял, за такую же, которой достаточно дать тысячу евро, чтобы потом истязать в свое удовольствие?
Я понимаю, что стану третьей под плетью, и не только. Конечно, меня может спасти имя Ларса, но я запрещаю себе даже думать об этом! Я должна справиться сама.
То, что происходит потом, словно не со мной. Леннарт положил руку на мое левое колено, прихватив пальцы лежащей на ней руки. За то моя правая рука вдруг хватает его за волосы, резко оттягивая голову назад, а колено ловко подпирает подбородок снизу, даже зубы у бедолаги клацают. Еще чуть нажать, и шейные позвонки хрустнут. И сразу, пока не дернулся, лицо к лицу, глаза в глаза:
— Я разрешала тебе разговаривать с собой?
Я отталкиваю от себя его голову, в полной тишине он сначала плюхается на зад, но тут же поднимается на колени:
— Ух ты какая!
Рука Леннарта снова тянется ко мне. Но я уже нащупала стек, и кожаная полоска обжигает эту руку, заставляя отдернуться, а конец стека мгновенно упирается ему в щеку:
— Еще сунешься, проткну насквозь, вылезет через зад.
Боковым зрением замечаю, как беззвучно разевает рот Хильда, замерли все вокруг, даже распятые девушки перестали стонать. Мгновение, пока идет борьба взглядов, тянется вечно. Если я сдамся, меня распнут и просто снимут шкуру плетками вместе с латексом, в который затянута. Но я столько пережила за последние недели и особенно дни, что не страшно уже ничего, я действительно готова порвать его зубами. И отхлестать, кажется, тоже готова.
Одновременно мелькает мысль, что в таком состоянии пороть нельзя, топ не должен быть зол и тем более вымещать злость на боттоме. Порка не выход отрицательных эмоций…
Не знаю, что он увидел в моих глазах, боюсь, что именно эту замену бешенства холодным расчетом, но опустил голову:
— Да, госпожа.
Хильда поднялась, я следом за ней, пора уносить ноги, игры возможны до какого-то предела.
— Ты проводишь сессии?
За меня отвечает Хильда:
— Пока нет.
— Я первый.
На меня накатывает очередная волна черт знает чего, я вдруг с силой отпихиваю каблуком его плечо:
— Пошел вон, раб!
В этот миг блещет вспышка камеры, видно, кто-то, опомнившись, решил сделать снимок. Как хорошо, что я в латексе и большой маске.
Мы с Хильдой уходим, гордо выпрямив спины. Вот вам!
Вслед раздается восторженное «Вау!», и снова вспышка.
Уже за пределами комнаты Хильда качает головой:
— Ну, ты даешь!
— У меня не было выбора. Ты меня на вшивость проверяла?
Она смотрит внимательно:
— Я хочу, чтобы ты была в Теме. Из тебя вышла бы классная госпожа.
— Нет, я просто разозлилась, а этого нельзя.
— Я заметила. Ты была готова его уничтожить, но сама себя остановила. А они обалдели! Ты, правда, не хочешь попробовать?
— Нет.
— Ладно, потом поговорим.
— Нет, Хильда. Я вообще жалею, что во все это влезла. Ничего так и не узнала, никто о Пауле ничего не знает… У кого еще можно спросить?
— Поехали ко мне, кое-что расскажу.
Мне хотелось заорать, мол, нельзя ли было без этого подвала?! Но я понимала, что в ответ услышу только насмешки.
— Давай, лучше погуляем. На воздух хочется.
— Переодеться надо.
Мы переодеваемся у нее и действительно выходим на улицу.
Стокгольм ярко освещен и увешан рождественской рекламой. Выбираемся с Люндагатан и, не сговариваясь, направляемся в сторону дорожки над самым обрывом над набережной Сёдер-Мэлар-странд. Обычно там толпы туристов, но, во-первых, завтра Сочельник, и все толкаются в центре на рождественских распродажах, туристы в том числе, во-вторых, уже вечер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
