Сущности ли это или свойства и одинаково другие [роды] сущего, или же все они вместе, и единым будет и определенное нечто, и такое-то качество, и такое-то количество, и все остальное, что означает какой-либо один род сущего? Однако нелепо, а скорее невозможно, чтобы появление чего-то одного (physis) было причиной того, что сущее есть один раз определенное нечто, другой раз – такое-то качество, третий раз – такое-то количество, четвертый – такое-то положение в пространстве.
Во-вторых, из какого не-сущего и сущего состоят существующие вещи? Ведь и не-сущее имеет различные значения, поскольку сущее имеет различные значения; и не быть человеком – значит не быть определенным нечто, не быть прямым – значит не быть вот таким-то, а не быть длиной в три локтя – значит не быть такого-то размера. Так вот, из какого сущего и не-сущего получается множественность вещей? Он имеет здесь в виду ложное и природу ложного называет не-сущим, из которого и из сущего он выводит множественность вещей. Поэтому и говорилось, что надо предположить здесь нечто ложное, как геометры предположительно принимают длиной в стопу линию, которая не такова. Дело, однако, здесь обстоять так не может. Ведь и геометры не принимают предположительно ничего ложного (ибо [условно принятая] посылка не входит в силлогизм), и из такого рода не-сущего вещи не возникают и по уничтожении не превращаются в него. Но так как о не-сущем в различных случаях говорится в стольких же значениях, сколько имеется категорий, а помимо этого, может быть речь о не-сущем в смысле ложного и о не-сущем как о сущем в возможности, то возникновение происходит из этого последнего, а именно: человек – из того, что [еще] не есть человек, но есть человек в возможности, и бледное – из того, что [еще] не бледно, но есть бледное в возможности, – одинаково, возникает ли что-то одно или многое.
При исследовании того, каким образом сущее может быть многим, явно имеют в виду сущее в смысле сущностей, ибо выводимое [здесь из начал] – это числа, линии и тела. Однако же нелепо при выяснении того, как сущее может быть многим, рассматривать лишь суть [вещей], а не качество или количество. Ведь не неопределенная двоица и не большое и малое суть причина того, что имеется две белые вещи или много [разных] цветов, запахов или фигур, ибо если бы они были причиной этого, то только что перечисленное было бы числами и единицами. Но если бы разобраться в этом, то можно было бы усмотреть и причину множественности сущностей, ибо причина здесь – одна и та же или сходная. Ведь отклонение от [правильного] пути привело и к тому, что в поисках противолежащего сущему и единому [начала], из которого и из сущего и единого они выводили существующие вещи, было положено в основу отношение, а именно неравенство, которое не есть ни противоположность сущему и единому, ни их отрицание, а есть такого же рода сущее, как суть вещи и качество ее.
При этом надо было бы исследовать и то, каким образом соотнесенное множественно, а не только едино; они же исследуют, как возможны многие единицы помимо первого единого, но, как возможно много неравного помимо неравного [как такового], они не исследуют. И однако, они в своих рассуждениях пользуются [множественностью неравного] и говорят о большом и малом, многом и не многом, откуда числа, о длинном и коротком, откуда линия, о широком и узком, откуда плоскость, о высоком и низком, откуда имеющее объем, а также указывают еще больше видов соотнесенного. Так в чем причина того, что этих видов много?
Итак, необходимо, как мы говорим, предположить для каждой отдельной вещи сущее в возможности. А излагавший это учение, кроме этого, показал, что́ такое в возможности определенное нечто и сущность, но не как само по себе сущее, а именно что это отношение (как если бы он назвал качество), которое не есть ни единое или сущее в возможности, ни отрицание единого или сущего, а есть нечто одно из существующего; и если он искал, как возможна множественность вещей, то гораздо больше необходимо было, как уже сказано, исследовать не только то, что́ относится к той же категории, – как возможно много сущностей или много качеств, но и каким образом множественно существующее вообще: ведь одно сущее – это сущности, другое – свойства, третье – соотнесенное. Относительно прочих категорий есть еще и другое затруднение: как они образуют множество (поскольку качества и количества не существуют отдельно, они суть множество оттого, что субстрат становится множеством и есть множество, во всяком случае необходима какая-то материя для каждого рода, только невозможно, чтобы она существовала отдельно от сущностей); впрочем, относительно определенного нечто есть смысл спросить, как оно образует множество, если только не усматривать в чем-то [одновременно] и определенное нечто и такого рода сущность; а затруднение состоит скорее в том, каким образом множественны сущности, существующие в действительности, а не каким образом существует одна.
С другой стороны, если определенное нечто и количество не одно и то же, то [такими рассуждениями] не указывают, каким образом и почему множественно существующее, а указывают лишь, каким образом множественно количество. В самом деле, каждое число обозначает нечто количественное, а единица – если только она не мера – означает нечто количественно неделимое. Если, таким образом, количество и суть вещи – разное, то [этими же рассуждениями] не указывают, из чего эта суть и как она множественна; а если количество и суть вещи одно и то же, то утверждающий это наталкивается на много противоречий.
Можно было бы остановиться и на том, откуда берется уверенность, что числа действительно существуют [отдельно]. Тот, кто признает идеи, имеет основание считать числа некоторой причиной для существующего, раз всякое число есть некая идея, а идея каким-то образом есть для всего остального причина его бытия (допустим, что они исходят из этой предпосылки). Что же касается того, кто так не думает (поскольку он видит внутренние трудности относительно идей, так что по этой причине он не признает числа [идеями]), а признает число математическое, то почему до́лжно ему поверить, что такое число существует и чем оно полезно для других вещей? Тот, кто говорит, что такое число существует, не объявляет его числом чего-либо (для него оно нечто самосущее), да и не видно, чтобы оно было причиной чего-то. А ведь все положения в учении о числах, как было сказано, должны быть приложимы к чувственно воспринимаемым вещам.
Глава третья
Итак,
