года из уважения к отцу взяли его молотобойцем на завод, что раньше принадлежал Гакенталю, а теперь назывался «Манометр» (здесь и сегодня выпускают сложные приборы для контроля и регулирования теплотехнических процессов). Вскоре его перевели в инструментальный цех, на фрезерный станок.
…По утрам старый, истертый, дрожащий вагон пригородного поезда переполнен: жители окрестных деревень едут в Москву — на заводы и фабрики, на толкучки и барахолки… Крик, грязь, махра, песни. Шахурин не замечает этого. С трудом балансируя на одной ноге — другую негде поставить, — он читает. Но вот в дальнем конце вагона возникает спор. Ничего удивительного в том не было. Ведь тогда формировалось мировоззрение целого поколения, и спорили по любому поводу — о смысле жизни и ценах на «черном рынке», о будущем, о заграничном фильме, что шел на экранах считанных московских синематографов. Ничего странного не было и в том, что в спор, яростный, до хрипоты, до хватания за грудки, включался подчас весь вагон…Алексей, закрыв книгу, слушает внимательно. Наконец — он знает, так бывало уже не раз, что этот момент придет, — кто-то говорит:
— Ну а ты, комсомол, что скажешь?
Люди замолкают, на него обращены все взгляды: подбадривающие: «Не подкачай, парень!» Злобные: «Чтоб ты опростоволосился, комсомольский выродок…»
Шахурин уверен в себе, он в курсе политических новостей, знает их партийную оценку. И со свойственной ему решимостью он обычно вносит ясность. Логикой он умеет остудить самые горячие головы. Манера разговора — спокойная, выдержанная — всегда будет ему свойственна.
Энергичный, увлеченный работой, общительный, Алеша Шахурин быстро завоевал на заводе любовь товарищей, сразу стал для них «своим парнем». Он был неутомим, находил время для всего. Учился на вечерних электротехнических курсах. Выполнял общественные поручения. Любил песни. Любил входивший тогда в моду кинематограф. Через полгода после прихода на завод Алексея избрали секретарем комсомольской ячейки, которая тогда только начинала складываться и насчитывала на первых порах 10–15 человек.
…Жизнь брала стремительный разбег. Любое дело казалось по плечу — только начни. Не хватало одного — знаний. Ведь Алексей не имел даже законченного среднего образования. Правда, отсутствие образования в ту пору было скорее правилом, чем исключением. Поэтому в Москве был создан Центральный дом коммунистического воспитания рабочей молодежи, туда и поступил Шахурин по путевке райкома комсомола. Сдал экзамены, получил место в общежитии, перевез туда свои вещи, явился на завод, чтобы сдать дела, и… по решению партбюро с «Манометра» его не отпустили:
— Учиться еще успеешь, — сказали ему. — Пока ты нужен здесь.
…Шахурин вышел из здания райкома, закурил, обдумывая только что закончившийся разговор. Мимо, раскидывая грязные комья снега, промчался лихач. Мелькнуло сытое лицо нэпмана, грузная, в мехах, фигура… Алексей проводил его взглядом, зло сплюнул: «Ну, гады, погодите!» — и, подняв воротник легкого, не по сезону пальто, зашагал к трамвайной остановке. На заводе его ждало множество дел. «Правы, тысячу раз правы товарищи из партбюро, не отпустив меня с завода, — думал он по дороге. — Сегодня не до личных желаний и планов, не до устройства своих дел. Нужно отложить их до тех пор, пока не уничтожим нэпмановскую сволочь, пока не наберет силу наше народное хозяйство…»
Еще год проработал А. Шахурин на «Манометре». Потом его вызвали в райком:
— Рекомендуем тебя в райком комсомола.
Не без сожаления покидал он знакомые цеха завода. Всю жизнь Алексей Иванович будет считать его родным. Здесь сорок лет трудился его отец. Здесь начинали свой трудовой путь и два его брата. Здесь Алексей вступил в партию, создал пионерский отряд. Где бы потом ни работал А. И. Шахурин, он всегда считал, что коллектив «Манометра» имеет право спросить его, что и как он делает, а если нужно, если он не справляется со своими обязанностями, то и отозвать обратно.
В декабре 1924 года началась работа Алексея Шахурина в Бауманском райкоме комсомола, в отделе политпросветработы. День за днем накапливал он опыт организаторской работы, так пригодившийся впоследствии. Работал Шахурин, не жалея сил. В марте 1926 года на VII съезде комсомола, делегатом которого он был, его избрали членом ЦК ВЛКСМ.
Работа именно в Бауманском, крупнейшем из шести в то время районов столицы, имела для Алексея Шахури-на большое значение. Здесь было много крупных предприятий, более 15 учебных заведений, несколько ведущих научно-исследовательских институтов страны, и прежде всего ЦАГИ. Пропагандисты райкома, руководители политшкол и кружков были по преимуществу хорошо образованными людьми, общение с которыми многое значило для начинающего комсомольского работника. С другой стороны, часть бывшей буржуазной технической интеллигенции, «спецов», относилась тогда к Советской власти скептически. С такими людьми Шахурину тоже нередко приходилось сталкиваться. Что мог он тогда противопоставить этим людям, уверенным в своей незаменимости, высокомерно высмеивающим его незнание тех или иных «элементарных», как им казалось, вещей, кроме своей партийной убежденности? Алексей до скрипа сжимал зубы, борясь, с собой, с естественным человеческим желанием ответить грубостью на грубость, хамством на хамство.
«Незаменимы? Черта с два! — думал он. — Можете сопротивляться, злиться, но мы вырвем из ваших рук науку, чего бы это нам ни стоило».
Вечерами до глубокой ночи просиживал он над учебниками. А осенью 1927 года успешно сдал вступительные экзамены в Промышленно-экономический институт, который потом стал называться Инженерно-экономическим институтом имени Серго Орджоникидзе.
Начинался новый этап его жизни.
Впоследствии, став наркомом авиационной промышленности страны, он сразу же возьмет твердый курс на выдвижение молодых кадров. Стремление поручать самые ответственные и сложные задания молодым инженерам, конструкторам, готовность поощрять творческие дерзания, смелые новаторские решения всегда было характернейшей его чертой. Не память ли о комсомоле была тому причиной?
Учиться Алексей Иванович стал на машиностроительном факультете. Почему он выбрал именно машиностроительный? Ведь до сих пор его специальностью была электротехника. Для Шахурина это решение было более чем естественным — оно диктовалось логикой времени.
В декабре 1925 года состоялся XIV съезд партии, вошедший в историю как съезд индустриализации. В его решениях было записано: «…вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование: чтобы таким образом СССР в обстановке капиталистического окружения отнюдь не мог превратиться в экономический придаток капиталистического хозяйства, а представлял собой
