Тэнси наносила на щеки румяна, когда хлопнула дверь соседней комнаты. Эмили вздрогнула, рука дернулась, и краска измазала висок. Послышался кокетливый женский смешок, мужчина издал горлом странный звук, за чем последовал характерный скрип матрасных пружин и мелко затряслась стена. Подруги обменялись в зеркале понимающим взглядом.
— Ну, вот, опять, — проворчала Тэнси, — я тебе накладываю румяна, а щеки по-прежнему бледные. — Ласково сдавив плечи Эмили, она спросила: — Ты действительно этого хочешь, Эм? Еще не поздно все переиграть, вернуться назад.
Эмили задумалась. «Хочу ли я этого на самом деле? Хочу ли наконец обрести полную свободу? Буду ли счастлива, если больше не придется полагаться на чужую благотворительность и я смогу платить миссис Роуз из собственного кармана за крышу над головой и еду? Только представить: я не стану больше зависеть от воли и прихотей мужчины, в первую очередь Джастина Коннора. Ведь даже Пенфелд превозмог себя и выбрал путь, который явно ему не по душе, ради того чтобы расстаться с жалким образом жизни, уготованным ему от рождения. В общем, надо набраться храбрости, а храбрости мне не занимать. Нет, к прошлому возврата быть не может».
Из соседней комнаты донесся страстный стон, и наступила тишина. Перестала дрожать стена, и затихли пружины матраса. Эмили крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, они неестественно блестели и в них читалась твердая решимость.
— Я готова, — сказала Эмили.
Кто-то грохнул кулаком в дверь, так что Эмили чуть не свалилась со стула.
— Эй, полегче там! Чего расшумелся? — крикнула Тэнси. — Сейчас получишь. — И достала из комода керамический ночной горшок.
Когда она открыла дверь, послышался недовольный мужской голос:
— Ну, ты даешь, Тэнси! Опять за свое. Все ходят в туалет в коридоре, а тебя приходится обслуживать. Небось валяешься в кровати весь день вверх ногами, вот тебе и некогда.
Створка двери скрывала говорившего, но Эмили сразу распознала знакомый скрипучий голос и стала лихорадочно оглядываться в поисках места, где можно было бы спрятаться.
— Пойди вылей, Барни, не то надену тебе его на голову, — пригрозила Тэнси.
Жилистая рука поспешно забрала горшок.
— Шлюха, а туда же! Слишком много о себе понимаешь, — брюзжал Барни. — В пансионе Фоксуорт, бывало, получал все бесплатно, а теперь за то же самое приходится платить, да еще ради этого копить целую неделю. А помнишь, как мы с тобой баловались в бельевом чулане?
Тэнси одарила бывшего любовника улыбкой, способной, казалось, растопить сердце статуи из льда, вытянула красивую ногу и потерлась носком о край двери.
— Все помню, мой сладкий, но нет лучше любви, как за деньги. Или тебе жалко с ними расставаться?
Провокация возымела успех, дверь широко распахнулась, и Барни Доббинс вломился в комнату. При виде Эмили он широко раззявил рот и чуть не выронил ночной горшок.
— Эй, а эта чего здесь?
— Не твоего ума дело, — сурово сказала Тэнси, толкнув Барни в костлявую грудь. — Она не для таких шмаровозов, как ты. Тебе не обломится, кишка тонка, и денег не хватит.
Барни вытер рукавом слюнявый рот, и Эмили содрогнулась.
— Не скажи, — пробурчал Барни. — Деньги найдутся. Прямо с сегодняшнего дня и начну копить. Давненько я подбирался к этому лакомому кусочку.
Тэнси захлопнула дверь перед его носом.
Эмили зажала рот рукой, чтобы не закричать. Только сейчас до нее дошло, какой страшной угрозе она подвергается и чем может закончиться ее очередная выходка. Хотелось бежать, звать на помощь, но отступать было слишком поздно. Тэнси напудрила нос, решительно встала и что-то сунула в руку подруги. Оторопевшая Эмили увидела розовый леденец на палочке.
— Это еще зачем?
— Будешь сосать на виду у всех, — наставительно заметила Тэнси, подталкивая подружку к двери.
Джастина поджидало громадное темное здание. В ту ночь только в окнах гостиной Гримуайлда горели лампы, и герцог инстинктивно направился туда, на теплый свет, в надежде обрести покой в кругу семьи.
В гостиной его встретило гробовое молчание. Джастин с ходу упал в глубокое кресло, потер щетину на подбородке и огляделся.
Не поднимая головы, склоненной над вышивкой, и продолжая работать иглой, герцогиня спокойно заметила:
— Готова допустить, что за годы скитаний в Новой Зеландии у тебя окончательно испортился вкус и ты пристрастился к дешевому одеколону, но, если это не так, остается предположить, что, судя по запаху, ты недавно посетил заведение с сомнительной репутацией.
— Совершенно верно. За последние двенадцать часов я побывал во всех публичных домах Лондона.
— Боже! Откуда столько сил? — изумилась хозяйка дома.
Лили и Миллисент дружно зарделись, а Эдит еще глубже уткнулась носом в роман, который она мусолила не первую неделю.
— Может, нам лучше обсудить этот вопрос с глазу на глаз? — недовольно пробурчал помрачневший Джастин.
— Почему же? — искренне удивилась герцогиня, одарив сына благосклонной улыбкой. — Твои сестры не первый год замужем, и нам нечего от них скрывать. А если они не желают слышать, о чем мы говорим, никто не мешает им воссоединиться со своими мужьями в собственной кровати. — Хозяйка дома отложила рукоделие и посмотрела сыну в лицо. — Откровенно говоря, меня волнует вот какой вопрос: с чего это твоя подопечная остановила свой выбор на столь незавидной профессии? Что побудило ее искать убежище именно в публичном доме? Следует ли понимать, что кто-то подтолкнул ее в этом направлении? Кто мог сыграть роль ее ментора, хотелось бы знать?
Джастин был ошарашен. Никогда прежде матушка не высказывалась столь четко и определенно, с такой жесткой откровенностью. В ее серых глазах, обычно затуманенных думой о домашних заботах, сейчас сверкали огоньки, напоминавшие былую задорную девушку, которая до замужества отличалась крепкой хваткой и недюжинным умом. Да, в свое время матушка, видать, вскружила голову не одному кавалеру. Даже сейчас, в преклонном возрасте, она сохранила следы былой красоты.
Глядя в эти глаза, Джастин словно смотрелся в дымчатое зеркало. Он отвел взор и виновато понурил голову, потом встал и прошел к окну, хмуро разглядывая свое отражение. На него уставился неряшливо одетый незнакомец с темными подглазьями и впалыми щеками; волосы в беспорядке, оброс щетиной.
— Я пальцем ее не тронул, — сказал Джастин, внутренне ужаснувшись от собственных слов и презирая себя за ложь. — Во всяком случае, я не скомпрометировал ее, — поправился герцог.
— Но тебе, возможно, именно так и следовало поступить, — возразила матушка. — Тогда бы у нее не было оснований для бегства от нас.
