Если бы Дельвиг послушался нас, то, конечно, Пушкин или кто-либо другой из бывших с нами их сверстников по возрасту заменил бы его. Тем страннее покажется эта сцена, что она происходила в присутствии жены Дельвига, которую надо было беречь, тем более что она кормила грудью трехмесячную дочь. Прогнав неизвестного господина с террасы трактира, мы пошли гурьбою, а с нами и жена Дельвига, по дорожкам Крестовского острова, и некоторые из гурьбы приставали разными способами к проходящим мужчинам, а когда брат Александр и я старались их остановить, Пушкин и Дельвиг нам рассказывали о прогулках, которые они по выпуске из лицея совершали по петербургским улицам, и об их разных при этом проказах и глумились над нами, юношами, не только ни к кому не придиравшимися, но даже останавливающими других, которые 10-ю и более годами нас старее. Я очень боялся за брата Александра, чтобы он не рассердился на пристававших к прохожим, а в особенности на глумившихся над нами Пушкина и Дельвига, и, по своей вспыльчивости, не поссорился бы с кем-нибудь, но все обошлось благополучно.
Прочитав описание этой прогулки, можно подумать, что Пушкин, Дельвиг и все другие с ними гулявшие мужчины, за исключением брата Александра и меня, были пьяны, но я решительно удостоверяю, что этого не было, а просто захотелось им встряхнуть старинкою и показать ее нам, молодому поколению, как бы в укор нашему более серьезному и обдуманному поведению. Я упомянул об этой прогулке собственно для того, чтобы дать понятие о перемене, обнаружившейся в молодых людях в истекшие 10 лет (Дельвиг. С. 147–149).
См. также об этом: Строганов М. В. Человек в художественном мире Пушкина. Тверь, 1990.
Упомянутый Вульфом А. П. Бурцов – гусар, ставший символом своего времени и прославленный адресованными ему посланиями Д. В. Давыдова: “Бурцову. Призывание на пунш” (“Бурцов, ёра, забияка…”), “Бурцову” (“В дымном поле, на биваке…”). С. П. Жихарев писал о его отце:
Старик огорчен поведением единственного сына, гусарского поручика, доброго будто бы малого, но величайшего гуляки и самого отчаянного забулдыги из всех гусарских поручиков (Жихарев С. П. Записки современника. Воспоминания старого театрала: В 2 т. Л., 1989. T. I. С. 99).
Герой повести Пушкина “Выстрел” говорил:
В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Б<урцова>, воспетого Д<енисом> Д<авыдовы>м. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое зло (Пушкин. T. VIII. С. 69).
Об изменении поведения молодежи писал и сам Д. В. Давыдов в “Песне старого гусара” (1817):
Где друзья минувших лет?Где гусары коренные,Председатели бесед,Собутыльники седые?<………………..>А теперь что вижу? – Страх!И гусары в модном свете,В вицмундирах, в башмакахВальсируют на паркете!Говорят умней они…Но что слышим от любова?Жомини да Жомини!А об водке – ни полслова!
(Давыдов Д. В.
Стихотворения. Проза. М., 1987. С. 95, 96–98)
Наконец, название “народным” нецензурного оборота восходит, очевидно, к стихотворению И. С. Баркова из сборника “Девичья игрушка” – “Рондо на ебену мать” (см.: Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова / Изд. подготовили A. Зо рин и Н. Сапов. М., 1992. С. 260–261; ср. комментарий – с. 396). Кстати сказать, “русским титулом” называл этот оборот и Пушкин, говоря о нем по поводу своего стихотворения “Телега жизни” (Пушкин. T. XIII. С. 126).
41 Либо – “Жизнь Наполеона”, либо – “Письма Павла” (1815) B. Скотта.
42 См. прим. 25 и записи от 27 августа и 1 сентября.
43 Ср.: “О некоторых сердцах можно сказать, что они свойства непромокаемого (impérméable, waterproof). Слезы ближних не пробивают их, а только скользят по ним” (Вяземский П. А. Старая записная книжка // Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. СПб., 1883. Т. 8. С. 22).
44 В “Северных цветах” на 1830 год опубликованы следующие стихотворения Пушкина, которые можно было бы назвать “альбомными”: “К**” (“Подъезжая под Ижоры…”) и “Дар напрасный, дар случайный…”. Но при ином прочтении эпитет альбомный относится к стихотворению “Я вас любил…”.
45 Имеются в виду два стихотворения Пушкина: “К N. N.” (“Счастлив ты в прелестных дурах…”) и “Эпиграмма” (“Мальчишка Фебу гимн принес…) – и “Эпиграмма” (“В восторженном невежестве своем…”) Баратынского.
46 Речь идет об “Обозрении российской словесности за первую половину 1829 года” О. М. Сомова, открывавшем альманах. Скептическая оценка альманаха в целом предопределена была, как полагает Гофман (с. 273–274), рецензией из “Московского телеграфа” (1830. № 1. С. 82–83). Однако это неверно: см. ниже оценку журнала самого Н. А. Полевого, из которой видно, что ему как критику Вульф не доверял.
47 В “Литературной газете” за 1830 г. были помещены отрывки из романов А. Погорельского “Магнетизер” (№ 1–2) и “Монастырка” (№ 14–15).
48 Санкюлот – букв. “без коротких штанов” (фр.), так называли участников Французской революции 1789 г.; произошло от названия городской бедноты, не носившей коротких штанов из дорогих тканей (кюлот).
49 О полемике вокруг пушкинского круга писателей как “литературных аристократов” см.: Гиллельсон М. И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. Л., 1977.
50 Авторство “Смуглянки” скрыто за криптонимом в оглавлении II тома “Литературной газеты” – Н. И. Ш-б-въ; это – Н. И. Шибаев, которому принадлежат стихи и в “Северных цветах” на 1830 год под той же подписью.
51 См.: Московский телеграф. 1830. № 6, март. С. 199–200; № 9, май. С. 98.
52 Ср. в статье П. А. Вяземского в “Литературной газете” (1830. № 32)“Объяснение некоторых современных вопросов литературных”:
Автор (Н. А. Полевой) в предисловии своем (к “Истории русского народа”. – Ред.) укоряет Карамзина за излишнюю поспешность в его труде и довольно забавно спрашивает: когда же думал историк <…> любопытно только после сей укоризны видеть, сколько автор сам посвятил времени на составление 12-ти томов “Истории”, не только уже готовых в кабинете автора, но даже сделавшихся уже и собственностью публики, ибо подписка на них открыта и сумма за все 12 томов заплачена подписчиками <…> Во всех образованных землях, у всех честных людей открывается подписка и собираются с подписчиков деньги, когда сочинение уже написано и готово к печати. Сочинение может быть допечатано после жизни автора, если он умрет в это время, смерть его оплакивается ближними и добрыми людьми; по крайней мере не сбывается пословица: плакали денежки. А между тем и второго тома еще нет, друзья автора распускают известие, что он сжег второй том, быв недоволен трудом своим. Это огненное очищение, этот Божий суд средних веков приносит честь уничижению авторскому, но тут следует два вопроса: отчего же не сожжен и первый том, и при чем останутся подписчики? при одном пепле, что ли?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
