— Джордж, если самолет войдет в штопор, что, по твоему мнению, с ним случится? Будет ли он штопорить вперед носом или хвостовым оперением?
— Он должен штопорить носом вперед. Вряд ли органы управления будут эффективны в разреженном воздухе, а поэтому вывести самолет из штопора будет невозможно.
Все продолжалось в таком духе…
Полеты на максимальную скорость в горизонтальном полете контролировались более точно, и к поставленной цели мы продвигались постепенно. Успех тоже был постепенным, энтузиазм — сдержанным. Этот же полет был иным. Мы намеревались сделать попытку достигнуть максимального результата сразу, в первом же полете, задание которого еще три дня тому назад не было точно сформулировано. Я чувствовал себя одиноко.
Три дня были целиком заполнены подготовкой к полету. К высотному костюму были приделаны специальные баллоны с расчетом на более длительный полет. Оборудование костюма было тщательно отрегулировано, чтобы не возникало лишних затруднений на высоте двадцать четыре тысячи метров. На и без того перегруженную приборную доску дополнительно был установлен указатель угла атаки. Пока на «Скайрокет» наносили новый слой лака, я сидел в кабине, сгорбившись над ручкой управления, отрабатывая последовательность движений. Когда накануне полета я закончил тренировку и вылез из самолета, Пондер, тщательно наносивший последний слой лака, сказал мне:
— Постарайтесь на этот раз оставить на нем хоть немного краски.
В четыре часа было так же жарко, как и в полдень. Бассейн, наверное, набит людьми; сейчас там, очевидно, раздается звонкий хохот офицерских жен. К пяти часам солнце зайдет за горы на западном конце долины, и я смогу пойти погулять. Мне хотелось заставить свои мышцы поработать и очень хотелось тишины. Итак, я шел сквозь волны жары, подымающиеся от бетонированной взлетно-посадочной полосы, и думал о предстоящем полете. Все было так, как два года тому назад, когда я впервые увидел «Скайрокет». Так было и перед моим первым полетом на нем. Только теперь у меня уже не было веры, которая сопутствует неопытности. Предположим, я буду слишком строго придерживаться плана задания, который был разработан теоретиками и против которого у меня был ряд возражений. Я не смогу отступить. Чтобы успешно выполнить этот полет, придется полностью использовать весь мой скудный опыт и все мои знания.
Два года тому назад, когда я только приехал в пустыню, чтобы летать на «Скайрокете», у меня была восторженная вера в инженеров. Они располагали таинственными знаниями; они, еще до того как машина была опробована, могли сказать мне, чего можно было ожидать от нее, и я слепо верил им. Но в неисследованных областях никто ничего не мог знать наверняка, и инженеры не всегда оказывались правы. И теперь для меня больше не существовало авторитетов, на которые я мог бы положиться в отношении своей безопасности. Я понимал, что теперь моя жизнь зависела от моего собственного рассудка. Я должен прежде всего полагаться на самого себя, а не на различные теории.
На краю взлетно-посадочной полосы, которая уходила далеко в бесплодную, иссушенную солнцем пустыню, я повернул назад и направился домой, чтобы полежать в прохладе кондиционированного воздуха, пока не наступит время обеда. Комната казалась мне тюремной камерой, а висевшее в пустом кабинете Кардера задание на полет стояло перед моими глазами, как приговор.
В семь часов вечера я направился в столовую. Волны горячего воздуха можно было видеть, как полосу тумана. Казалось, что горячий воздух можно было зачерпнуть ладонью. Было слишком жарко, и есть не хотелось. Я немного посидел в обществе Мабри и Теда Джаста. Мы поговорили о предстоящем полете, а потом я пошел к ангару, чтобы еще раз посмотреть на «Скайрокет».
Бригада механиков закончила подготовку самолета к завтрашнему полету. Фонарь кабины был опечатан, и возле самолета стоял часовой. Больше делать было нечего. Девять часов. Слишком рано, чтобы идти спать. Я собрал недельный запас грязных носков и отнес их в общую туалетную комнату. Там в одной из небольших круглых раковин с зазубренными краями я старательно выстирал все шесть пар.
* * *
15 августа 1951 года. В восемь часов утра я вошел в кабинет Ала. Полет был назначен на десять.
— Ты вполне готов? — спросил Ал небрежно.
— У-гу.
— Ну что же, надо только шевелить мозгами, вот и все.
Кардер с волнением проглотил остаток кофе, стоявшего на его письменном столе в бумажном стаканчике.
— Между прочим, сегодня утром мы получили указание из конторы Хейнемана… после того как ЖРД перестанет работать, не продолжать полета вверх по инерции. Немедленно переводи самолет на снижение. Решение в сторону осторожности, принятое в последнюю минуту! Меня это устраивало.
— Немедленно? — переспросил я, так как мне хотелось убедиться в этом.
— Немедленно!
— Неплохие ребята собрались там, не правда ли?
Кардер покачал головой:
— Они не могут ручаться за устойчивость самолета при полете с большим углом атаки, как это предложили инженеры из Санта-Моники. Ты достигнешь такой высоты, что они не берут на себя ответственности за сохранность самолета, если ты не переведешь его на снижение, как только ЖРД прекратит работу.
Возможно, нам будет разрешен еще один полет на высоту. В следующем полете я не стал бы переводить машину в режим снижения, а взял бы ручку на себя и продолжал полет. В первом полете можно позволить себе быть осторожным, и я буду придерживаться совета конструкторского бюро.
Кардер спросил меня:
— Что ты думаешь об этом?
— Если Хейнеман так говорит, то пусть будет так, как он хочет.
* * *
В это утро не было слышно обычных «подначек» и тяжеловесных острот. Мои коллеги чувствовали себя как-то неловко, когда приветствовали меня. Я полагаю, что причиной этому был мой чрезвычайно озабоченный вид. Бригада быстро почувствовала мое настроение. Ребята ждали, что я сам начну разговор, и были более внимательны, чем обычно. Они предупреждали все мои желания. Я был благодарен им за молчание. Обычные грубоватые шутки отнимают время и прерывают ход размышлений. Бывало, в другие дни перед полетом я еле удерживался, чтобы не пресечь даже безобидную шутку коротким словом «Заткнись!» Иногда чувствуешь себя неловко оттого, что не можешь вовремя отпарировать какую-нибудь остроту.
Шланги были отсоединены от «Скайрокета», была проведена окончательная шнуровка «корсета». Все было в порядке. Джордж получил разрешение на взлет, и большой бомбардировщик начал разбег.
* * *
Этот полет будет открытием. Я узнаю нечто такое, чего прежде не знал. Помимо навязчивых мыслей о том, как управлять самолетом, и знакомого чувства страха, сегодня я испытывал еще и чувство ожидания чего-то нового.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
