«Не нюхать! – распорядился Ульдемир. – С тобою нанюханным мне управляться куда труднее. Так что уж потерпи. Ничего, не умрешь от воздержания. Вот уйдем – и гробь себя дальше. Тебе уже тридцать пять скоро? Значит, тебя еще на годик может хватить. Только есть ли у вас этот год?»
И Державный секретарь тоже настроился было чего-нибудь такого принять, но почему-то передумал. Скорее всего, потому, что Уве-Йорген не позволил, думая при этом: «Тебя бы в строй поставить, разгильдяя, фельдфебель тебя излечил бы от порока в два счета. Однако зачем ставить таких в строй? Только армию разваливать. Ох, цивилизация, наказание за глупость нашу…»
2
Вирге удалось поспать, кажется, совсем немного – во всяком случае, когда она проснулась, еще не рассвело как следует. Мона стояла высоко, голубой свет ее, смешиваясь с желтым недавно взошедшего Лита, беспрепятственно вливался в окно – длинное и узкое, под самым потолком. Этот свет был сейчас единственным, тот другой, непонятный, что царил здесь, когда старик привел ее, исчез – погас, спрятался где-то. Кратким был сон, однако женщине показалось, что она выспалась очень хорошо, и сейчас нужно что-то делать, как-то действовать – и тело, и душа просили, требовали движения. И она была готова уступить этому требованию – знать бы только, что надо делать и зачем.
В комнате она была одна, старик исчез куда-то. Странный человек, но, похоже, дружелюбный. Однако все-таки чужой, вряд ли можно верить ему во всем и до конца. Кстати, он, кажется, тоже приснился ей, пока спала, – что-то говорил, но что – не запомнилось. Не с нею разговаривал, с кем-то другим. Ну, старикам это, наверное, свойственно – вторгаться в чужие сны, им, наверное, жить очень скучно; «наверное» – потому что давно уже ни ей, да и никому другому не удавалось наблюдать стариков в жизни. А вот ей это удалось… Однако он все же бросил ее тут, попросту сбежал – скорее всего, решил, что не стоит она его забот и беспокойства. Ну, и хватит думать о нем. О себе – вот о ком надо сейчас размышлять, все начать сначала, поскольку уже не придется ей помогать старику в его делах, прекратившихся вместе с его уходом.
Старик ушел, но остатки еды, которой он угощал ее перед сном, остались. Вирга опустилась на стул, механически взяла со стола какой-то пирожок, откусила, начала жевать – вкусно, оказывается, и аппетит возник; наверное, все-таки отдохнула во сне, и организм стал требовать свое. Это хорошо. Надо подкрепиться перед тем, как искать выход отсюда, уйти подальше от этого места, здания, из этого района вообще, где что-то явно было не так. А если он еще вернется? «Прости меня, старик, – подумала Вирга, продолжая откусывать, прожевывать, глотать, – ничего другого не могу сделать, только уйти, оставить тебя наедине с покоем, который стал для тебя необходимым, – так, во всяком случае, принято думать…»
Она почувствовала, что уже почти насытилась; могла бы, конечно, съесть и еще сколько-нибудь, но нельзя переедать перед тем, как пускаться в дорогу. Ладно, оставшееся надо прихватить с собой – это поможет хотя бы весь предстоящий день не думать о пропитании, значит – действовать свободнее, решительнее… Странно: никогда в жизни не приходилось бродяжничать, а ощущение, словно она обладала уже достаточно серьезным опытом в таких делах. Откуда что взялось… Она тут же оборвала эти мысли: откуда взялось – неважно, важно, что оно есть. И вообще, нечего сейчас толочь воду в ступе, пора идти, кто знает, с рассветом сюда могут заглянуть какие-то другие люди, хотя бы те, которые слышны были где-то неподалеку, когда старик только привел ее сюда. Уйти по-хорошему, то есть – тихо, незаметно…
Съестное, что еще оставалось, она увязала в салфетку. Огляделась, чтобы решить: нет ли еще чего-то такого, что можно прихватить с собой для предстоящей жизни. В следующее мгновение старик вошел из коридора – бодрый, улыбающийся, словно очень обрадовавшийся, увидев ее. Сказал как ни в чем не бывало:
– Извини, пришлось чуть задержаться. Обстановка немного изменилась. Молодец, что собралась, поела – значит, сразу можем идти. Да закрой рот – все в порядке, все нормально, уверяю. Бояться нечего. Пока еще нечего. Вперед, вперед, красавица.
– Куда? – спросила Вирга просто, чтобы хоть что-то сказать, почувствовав, что тело снова начинает ей повиноваться, словно бы по частям.
– Как это – куда? – Он изобразил лицом крайнее удивление. – Договорились же накануне, разве нет? Договор заключили…
– Я думала – ты… Ну, это…
– Понимаю. Еще раз приношу извинения, рассчитывал вернуться раньше, но пришлось задержаться ненадолго. Подробности – потом, когда будет время. Сейчас пора действий, не слов. Извини – я пойду первым, не отставай.
Ужас прошел, казалось, бесследно, его место заняло чувство облегчения, легкости, уверенности: она снова не одна, ни о чем не надо думать, решать самой…
Лишь оказавшись внизу, на улице, глубоко вздохнув, словно только тут воздух был настоящим, несущим жизнь, а там, наверху, в этих стенах, он был всего лишь имитацией, Вирга снова задала вопрос:
– Куда мы сейчас?
– К тебе, понятно.
– Ко мне? Но там же… Или ты хочешь?..
Старик, похоже, прочитал ее мысль:
– Думаешь, я собираюсь все восстановить, как было до вчерашних событий? На это не рассчитывай – я не чудотворец, а нормальный человек. Ты просто забыла: мы с тобой, кажется, говорили о телах, о тех шести, что лежат там в яме. Они и в самом деле там, я проверил; но если мы хотим их оттуда забрать, надо поторопиться: не мы одни, оказывается, такие умные и заботливые, есть и другие.
– Мы вдвоем – шесть тел? – Вирга невольно усмехнулась. – Тогда тебе следовало бы прихватить с собой какой-нибудь грузовой агрон, что ли? Мы же не вьючный скот, и даже если бы были – понадобился бы еще третий.
– Третьего, пятого, седьмого – найти нетрудно, но сейчас опасно. Да, за один прием нам с ними не справиться, придется сделать три ходки, три рейса. Каждый раз будем брать по одному. Там, наверху, я уже все для них подготовил.
– Думаешь, я такая сильная, что смогу дотащить здорового мужика на себе до этого корпуса?
– Сумеешь. Как – объясню на месте. Теперь пойдем помедленнее: уже совсем близко.
Вирга и сама это знала: вокруг снова были знакомые места. Начинался ее переулок. Она невольно обогнала старика, желая и одновременно страшась вновь увидеть то, что осталось от ее собственности, ее жизни. Осталось только свернуть за угол… Но старик схватил ее за руку:
– Не забегай вперед! Стой!
Она невольно замерла: таким повелительным был сейчас его голос.
Старик приблизился к повороту первым. Остановился. Постоял в неподвижности секунду, другую. Осторожно шагнул, прижался к забору, выглянул. И тут же отступил. Повернулся к Вирге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
