— Вы что предпочитаете — орден или таблетку от кашля? Послушайте меня, Бен Крайслер: выкиньте из головы ваш дурацкий безрассудный героизм! Слышите, что я говорю?
Дэмон смотрел на Томми как завороженный. Она была возбуждена, грудь ее высоко поднималась и опускалась, волосы, раздуваемые ветерком, растрепались; она была похожа на готовую к бою дикарку, и это необыкновенно шло к ней. Она была прекрасна. Он не видел ее такой с того памятного дня в Лё-Сюке, когда они стояли на парапетной стенке с бойницами и когда он влюбился в нее. Десять лет назад. Он вспомнил этот день совершенно отчетливо, с приятным замиранием сердца. Десять лег назад. А теперь она стоит там, на веранде, с такими же сверкающими глазами, неотразимо прекрасная в своем гневе…
— Что вы намеревались сделать, Бен? — спросила она. — Дать ему пинка в самое чувствительное место, чтобы он донес на вас? Вы этого хотели? Когда же вы наконец повзрослеете? Неужели вы думаете, что его выгонят со службы, а вам дадут за это генерала? Неужели вы такой идиот? Они запрячут вас в какой-нибудь барак на острове Себу и продержат там до тех пор, пока у вас не сгниют и не отвалятся ноги… — Томми сошла с веранды и приблизилась к тихо плачущей Мардж. — Пойдемте, дорогая, — ласково сказала она, обняв ее рукой, — пойдемте домой, я дам вам снотворное, и вы уснете. Пойдемте, а эти раненые герои пусть идут куда им угодно, чтобы отомстить за свою дурацкую поруганную честь…
Одна за другой женщины медленно вошли в половину Крайслеров. Мардж села у столика на кухне, Томми дала ей носовой платок и поставила на горячую плитку кофейник. Растерявшиеся мужчины в смущении остановились около двери.
— Вы должны только радоваться, что кто-то пристает к вашей жене! — гневно упрекнула Томми Бена, который, виновато смотря на нее, неуклюже стирал со своей шеи грязь и пот. — Ради бога, подойдите к ней и скажите что-нибудь, — продолжала она повелительно. — Неужели вы не понимаете, каково ей сейчас?
На лице Бена появились раскаяние и испуг. Он подошел к Мардж и, опустившись на колени, обнял ее рукой.
— Извини меня, милая, — тихо сказал он. — Я слишком поспешил со своими выводами.
— Ничего, ничего, — ответила Мардж, рассеянно поглаживая его коротко подстриженные волосы. Ее маленький нос пуговкой покраснел, глаза опухли от слез. — Это пустяки.
— Извини меня.
— Дорогой, я просто пыталась… хотела просто не придавать этому никакого значения. Он такой жалкий, обманутый человек…
— он отвратительный подлец.
— Нет, он несчастный, жалкий. Я не могу презирать его, даже после того, что произошло… — Неожиданно она перевела взгляд на Томми. — Только что же нам теперь делать, как быть?
— Что делать? — повторила Томми. Она повернулась от плиты, держа в руке жестяное ситечко для кофе. — Да просто-на-просто оставаться такой, какая вы есть и какой всегда были, вот и все. А потом дайте ему понять, что если он попытается когда-нибудь позволить себе что-либо подобное, то вы снимете с ноги тапочку и хлопнете ею по его противному, дряблому, посиневшему носу…
— О нет, я не могу этого сделать, — озабоченно заметила Мардж.
— Почему же, черт возьми?
— Томми, — вмешался Сэм, — он был пьян, и ни о чем завтра даже не вспомнит.
— Он же поехал домой. Разве нет?
— Это рефлекторное действие. Он ничего не вспомнит. — Сэм подошел к столу. — Видите ли, Мардж, он влюблен в вас до безумия и поэтому не отдает себе отчета в своих поступках. Этим все и объясняется. Это было мгновенное умопомрачение, но оно прошло, и делу конец. Что важно здесь, так это…
Сэм замолчал: что-то из сказанного им снова расстроило Мардж, но он не понял, что именно.
— Нет, нет, — пробормотала она сквозь слезы.
— Но это же правда, Мардж. Согласитесь с этим, и давайте оставим это в стороне и начнем с…
— Нет, — перебила она его, горько всхлипывая. — Я знаю, что вовсе не привлекательна. Всех их интересует во мне лишь одно… — Они втроем начали одновременно возражать Мардж, но она оставалась безутешной. — Нет, нет, так ведь всегда было. Еще тогда, когда я училась в школе… Зачем обманывать себя, я же хорошо понимаю это.
— Это неправда, Мардж, вы не должны думать о себе так, — настаивал Сэм, удивляясь своей горячности. — Многие мужчины находят вас весьма привлекательной, и не без оснований. Вы умная, образованная женщина и… очень веселая… — Чувствуя на себе растерянный, потерявший всякую надежду взгляд Мардж, Сэм продолжал успокаивать ее. Он посмотрел на окончательно смутившегося Бена. Почему, черт возьми, именно ему всегда приходится всех успокаивать? Просто потому, очевидно, что он слишком тесно связал себя со всем и всеми в армии. Сэм говорил, находя все более убедительные и ободряющие слова, и, к его удивлению, они подействовали. Страх прошел, и Мардж перестала плакать и сокрушаться; она успокоилась и растерянно потягивала приготовленный Томми кофе. А через некоторое время заметила слабым голосом:
— Сэм, вы так хорошо ко всем нам относитесь. Что бы мы делали без вас?!
Через некоторое время Томми дала Мардж снотворное и уложила ее в постель, а Сэм тем временем поговорил с Беном, успокоил его и убедил в том, что всему происшедшему не стоит придавать столь важного значения. Затем Томми и Сэм отправились на свою половину и, взглянув на спящих детей, решили, что наконец и они могут отдохнуть.
Когда Сэм вошел в спальню, Томми расчесывала волосы, сидя за своим маленьким туалетным столиком. Сэм зевнул и, сев на свою кровать, сказал:
— Гм, хорошо, что этот Бэтч не влюбился в тебя.
— Да? — отозвалась Томми. — Думаешь, что не влюбился? — Изогнув шею, она пытливо посмотрела на свое отражение в зеркале. — Ты опять валишь разные вещи в одну кучу, — продолжала она. — Это обстоятельство вовсе не решает проблемы.
— Что ты имеешь в виду, дорогая?
— Да все это. — Она резко откинула голову, чтобы встряхнуть волосы. — Все остается нерешенным, понимаешь?
— Ничто и никогда не решается окончательно, дорогая.
— Какой-нибудь другой пьяница или гарнизонный жеребец полезет к Мардж, Бен переломает ему ноги и вышвырнет вон, и уж тут пожара не потушишь.
— Возможно, — согласился Сэм.
— Возможно? Не возможно, а неизбежно. Ты только оттянул это событие на какое-то время.
С минуту Сэм молча смотрел на нее. Было уже три часа ночи, щипало глаза, болело ушибленное о деревянную платформу плечо, надо было ложиться спать, но Сэму показалось, что Томми хочется поговорить, и он решил поддержать разговор.
— Значит, только оттянул событие? Как при свинке или кори у детей: не успеешь пережить один кризис, как наступает другой.
— Но здесь совсем иное дело, иные ускоряющие факторы, разве ты не понимаешь? — Она положила щетку, повернулась к нему лицом: — Зачем ты все это сделал, Сэм?
— Что ты имеешь в виду?
— Да все это: подбадривал Мардж, удерживал Бена… Почему ты уделяешь ему так много времени и внимания?
Сэм закурил сигарету.
— Видишь ли, дорогая, бывают моменты, когда ничто не имеет такого значения, как преданность.
— Но ведь рано или поздно он все равно попадет в какую-нибудь историю.
— Бен хороший офицер, Томми. И как человек хороший. Он отлично ладит с солдатами, ты ведь не знаешь его в этом отношении. Из него выйдет прекрасный командир.
— Только в случае, если ему представится возможность. — Томми посмотрела вниз, на свои руки. — Ты слишком много на себя берешь, дорогой. Человека не изменишь и не заставишь его не быть таким, какой он есть.
— Я и не пытаюсь делать это.
— А ты когда-нибудь задумывался над тем, почему Бен всегда находится на грани неповиновения?
«Вероятно, по той же причине, по какой я всегда помогаю каждому, а ты приходишь в негодование: потому что с каждым из нас что-то случилось, когда нам было по семь или по двенадцать лет. Но это, к сожалению, ничего не доказывает», — хотелось сказать Сэму, но он сдержался и ответил так:
— Вероятно, просто потому, что он такой и не может быть другим.
— Потому что он ненавидит армию, вот почему, — заявила Томми.
— На каком основании ты утверждаешь это?
— Он ненавидит всю систему, от мушки до приклада, но привязан к ней. Он не переносит эту систему, но и освободиться от нее не может. А может быть, он не так уж далек и от того, чтобы оказаться не в своем уме. — Томми бросила на Сэма многозначительный испытующий взгляд исподлобья. — Тебе не приходило в голову, Сэм, что все здесь происходит не так, как следовало бы? Что дело вовсе не в сексуальной привлекательности Мардж или в излишней задиристости Бена, а в порочности и несовершенстве самой армии?
Сэм вяло кивнул головой:
— Да, приходило.
— Я много думала об этом. — Она встала и, вытянув руки по швам, замерла, как солдат на посту. — Знаешь, Сэм, здесь во всем обман и мошенничество. Все эти оркестры, вся дурацкая система показухи, внешнего лоска и блеска. Это просто сборище ненормальных. Вам внушают, что все вы современные благородные рыцари, защищающие свою крепость от нашествия обросших волосами варваров. На самом же деле вокруг нет ни одного варвара, а если бы даже и были, американцы не обратили бы на них никакого внимания. Вам говорят, что Бэтчелдер — это прекрасный, честный солдат, что Пивей — это отличный тактик, а Воуто — волшебник с оружием, что все они хорошие офицеры и совершеннейшие джентльмены. На самом же деле правда, о которой никто из этой компании болванов не посмеет сказать ни единого слова, состоит в том, что Воуто — это просто чванливый осел, Пивей — пьяница и садист, а ваш распрекрасный Бэтчелдер — не что иное, как жалкий, отвратительный бабник и алкоголик!..
