В этот миг он казался ей воплощением какого-то древнего бога.
Аоранг, стоя рядом, положил Аюне руку на плечо, и она не отстранилась. Служитель зверинца пристально посмотрел на них, однако ничего не сказал.
* * *
Когда они вышли из зверинца, оба были задумчивы.
– Мне нужно поменять одежду: я пахну диким зверем, – проговорила Аюна. – Хотя, знаешь, Аоранг, мне почему-то кажется, что этот запах теперь будет кружить мне голову, как вино…
Она чувствовала, что ее друг стал близок ей, как никогда прежде. Как будто пережитая вместе опасность смела последние преграды между ними. Аюна подняла на него взгляд, она смотрела с каким-то непонятным страхом, как будто, осознав свои чувства, сама испугалась их силы.
– Знаешь, что я подумала о тебе, Аоранг? – Она протянула руку и коснулась ладонью его груди. – Как ты могуч и как при этом добр и ласков! Разве такое возможно?
– Не так уж я добр, ты обо мне не все знаешь, – смутился Аоранг. – На Ползучих горах вообще слова «доброта» нет. Там есть понятие необходимости…
– Судя по твоим словам, жизнь там жестока. Но в ней есть что-то очень… настоящее.
Воспитанник жрецов смотрел на нее и не мог наглядеться.
– А ты – наоборот, – произнес он, не сводя с нее взора, – ты, царевна, с виду нежная, а внутри – твердая, как лучшая бронза. Я всегда это чувствовал, но сейчас увидел своими глазами.
Он отвел взгляд и отступил на шаг – так его волновала ее близость.
– Я ничего об этом не знаю, – радуясь и смущаясь его похвале, отозвалась Аюна. – У меня пока не было случая испытать себя. Мы с Аюром всю жизнь прожили в Лазурном дворце, как в волшебном саду. Вот он поехал на свою охоту, и я завидую ему. Он пройдет испытания и вернется мужчиной, а я?
– Твои испытания тебя найдут.
«Они уже начались, хоть ты и не думаешь об этом, – подумал Аоранг. – Хоть брат императора и зовет меня своим приемным сыном, но назовет ли он меня так, если узнает, что я полюбил его племянницу?»
Впрочем, что толку гадать. Аюна с явным удовольствием проводит с ним время, но едва ли сама отдает себе отчет в своих чувствах – она лишь следует своим желаниям, как делала всегда. Порой он мечтал – вот бы увезти ее на Ползучие горы, скрыться от всех в землях мохначей и жить так, как должно мужчине и женщине, которые раз и навсегда решили быть вместе.
Пустые мечты! Они не на Ползучих горах, а в благословенной Аратте. А кроме того, Аюна уже обручена. Хоть это и скрывалось, но о грядущей свадьбе дочери государя с саарсаном накхов в Верхнем городе не болтал только ленивый. Аоранг поглядел на нее страстным и горестным взглядом. Что же делать?
«Я знаю, что ты меня полюбил, это ясно как восход солнца. Да иначе и быть не может – как можно меня не полюбить? – думала Аюна, глядя на страдающего юношу. – Так почему ты молчишь? Скажи, что любишь меня больше всего на свете, больше жизни! Скажи, что хочешь быть со мной, что никогда от меня не откажешься!»
Но он ничего такого не сказал. А вскоре и вовсе уехал. И вот теперь они возвращаются. Царевна помнила – сразу после возвращения охоты должен пройти главный свадебный обряд, после которого она станет женой Ширама. Нет, не бывать этому!
Аюна нахмурилась, отпустила кулон и обернулась к служанкам и страже:
– Следуйте за мной! Мы возвращаемся в Лазурный дворец.
* * *
С открытой галереи, увитой плющом, Аюна глядела на отца, неспешно поднимающегося по широкой лестнице. В полушаге за ним, почтительно склонив голову, следовал его зять Киран, что-то оживленно рассказывая повелителю. Тот кивал, в конце концов остановился, повернулся к слугам, что-то сказал – царевна не слышала что. Она только заметила, что напряженное лицо отца несколько прояснилось. Он улыбнулся зятю, и тот, быстро развернувшись, сбежал с лестницы. Ардван, продолжая улыбаться, сделал еще несколько шагов, и царевна наконец решилась выйти ему навстречу.
– Отец…
Она выступила из зелени широких листьев и склонила голову перед властителем Аратты, как того неукоснительно требовал придворный обычай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А вот и ты, милая! Я вижу, ты уже готова? Мне сообщили, твой брат уже у ворот Нижнего города. Скоро он будет здесь…
– Отец, я хотела поговорить с тобой… – Она сглотнула вставший в горле ком. – Это очень важно…
– Сейчас не время, – остановил было ее Ардван, но вдруг ощутил, что голос дочери совсем иной, нежели тот, каким она просила себе новые украшения или чужедальние диковины. – Что случилось? На тебе лица нет! Ты что, не рада возвращению брата?
– С ним вернулся Ширам, – тихо проговорила Аюна.
– Да, это так.
– Я не желаю выходить за него замуж.
Ардван замер, уставившись на дочь, как будто вместо юной девицы перед ним вдруг появилось неведомое лесное диво. Затем крепко взял ее за запястье:
– Пойдем со мной!
Аюна безропотно повиновалась, но сердце ее колотилось за решеткой ребер, словно желая выскочить из груди.
Отец привел ее в скудно обставленную залу, вдоль стен которой на длинных полках громоздились тысячи исписанных свитков. Поглядев, плотно ли прикрыта дверь, он отпустил девушку и бросил:
– Ну, рассказывай, что ты там удумала. Что за блажь пришла тебе на ум?
– Я не выйду за Ширама, – срывающимся голосом, но оттого не менее уверенно объявила царевна.
– Отчего?
– Я не люблю его.
– Но вы обручены перед богом и людьми – а значит, ты должна.
– Можешь наказать меня как пожелаешь – я не сделаю этого.
Ардван упер в дочь тяжелый, испытующий взгляд:
– Неужели то, о чем судачат во дворце, правда? Я не желал верить в это, не желаю и сейчас. Ты и мохнач – ничего глупее и придумать нельзя!
– Да почему?! Он вовсе не такой уж…
– Замолчи! – прикрикнул властитель Аратты и обвел рукой зал, указывая на кипы свитков, громоздящиеся на полках вдоль стен. – Смотри, знаешь, что это такое?
– Нет…
– Вот это, кругом – признания заговорщиков, умышлявших погубить меня, а заодно и вас. Бо́льшая часть людей, указанных в этих свитках, уже мертвы. Но скверна не искоренена. Она где-то совсем рядом! Даже среди накхов есть те, кто склонен к мятежу. И мне нужен вождь их народа. Он будет моей опорой…
Аюна нетерпеливо слушала его, едва сдерживаясь, чтобы не перебить и не воскликнуть: «Ты ошибаешься, отец!» Прежде она не посмела бы возражать Ардвану, когда речь шла о государственных делах. Если он утверждает, что накхи нужны ему, значит так оно и есть. Но Киран сказал, что все это вот-вот изменится и отец еще скажет ей спасибо за отказ…
– Увы, Охота Силы прошла из рук вон плохо, – продолжал государь Аратты. – Но твой брат жив, и, как сообщил гонец, Ширам не раз доказывал в походе свою верность и отвагу. Он заслужил награду…
– Пусть так, – холодно ответила Аюна. – Награди его, раз он того заслужил, – но только не мной!
– Выбрось из головы всю эту нелепую блажь!
– Только вместе с головой! – В глазах девушки вспыхнул огонь. – Я почитаю твою волю, отец. Но у меня лишь одна жизнь. Если хочешь, забери ее так же, как дал! Но если оставишь – дай мне жить по моему усмотрению. Я не желаю себе в мужья Ширама. Таково мое слово.
Ардван молча глядел на дочь, лишь перекатывались желваки на его скулах. Будь на месте Аюны кто-либо другой, он и впрямь бы не дожил до утра. Но сейчас, с трудом одолев гнев, повелитель Аратты процедил:
– Ступай к себе. И думай! Много думай! Я желаю, чтобы ты наконец поняла, что в этой жизни действительно важно. Так и быть, в ближайшие несколько дней Ширам не пойдет с тобой к огню Исвархи. Но если за это время ты не одумаешься, клянусь – я прикажу поженить тебя с этим нечесаным Аорангом и изгоню вас вместе в земли мохначей!
Угроза отца испугала Аюну куда меньше, чем он полагал. Впрочем, она в любом случае не собиралась сдаваться так легко. Она снова вспомнила про сестру и Кирана и решила сделать еще попытку.
– Скажи, отец, – тихо и задушевно произнесла она, – неужели на твоей памяти ни одна из женщин нашего рода не шла против твоей воли ради своего счастья? Неужели ни одна не полюбила всем сердцем мужчину из далеких чужих земель? Разве в этом есть что-то новое для тебя?
