Ее ненависть к Крейтону росла с каждой секундой. Она была уверена, что он стал причиной смерти матери. В мгновенной вспышке гнева ей захотелось убить и его.
Они ехали в тревожном молчании, минуя громоздящиеся развалины старых складов и фабрик, а затем леса, маленькие городки и дома Лонг-Айленда. Настроенные самым решительным образом, они свернули с магистральной автострады на шоссе 106 и устремились на север, в тот край, который характеризовался обилием лошадей, белых заборов из штакетника, больших дворов и простых сельских запахов, пропитывавших дома, магазины и предприятия.
Джулия много лет не видела этих мест, и она с жадностью осматривалась. Но мозг лихорадочно работал, пытаясь найти способ, как вырвать клыки у Крейтона, как сделать так, чтобы...
Она не позволила себе закончить мысль.
Шоссе 106 превратилось в Саут-стрит, и наконец они въехали в прибрежный городок Остер-Бэй с его атмосферой рыбацкой деревни. Стаи чаек летали над головой, а якоря, паруса и прочие морские атрибуты украшали живописные витрины.
Джулия направила Сэма вверх по холму к боковой улице:
— Отсюда мы пойдем пешком. На всякий случай...
Они оставили машину в тихом переулке среди белых домов и старых ветвистых деревьев.
Сэм ничего не сказал. Он знал, что она имела в виду, сказав «на всякий случай»... На случай, если Майя Стерн или кто-то из ее «чистильщиков» тоже решат наведаться в местную католическую церковь.
Храм Святого Доминика стоял на углу Анстис-стрит и Уикс-авеню. Это было красивое каменное здание с высоким шпилем, с витражами в стрельчатых окнах. Церковная территория, включавшая дом священника и монастырь, занимала целый квартал. Через улицу находилась школа имени Святого Доминика, а также спортивный центр и приходская канцелярия. Для такого маленького города это была большая территория, которой, очевидно, дорожили местные жители.
Воздух был настоян на бодрящем соленом запахе морского залива. Солнечный свет косо падал через кроны деревьев, на которых еще оставалось несколько пожухлых листьев. Джулия повела Сэма через стоянку за церковью. Они внимательно осматривались, пытаясь заметить малейший признак присутствия Майи Стерн и ее головорезов.
И тут Джулия увидела потрепанный зеленый фургон «Фольксваген».
— Это он! — выдохнула она, — Тот самый фургон, в котором я видела священника.
Сэм не проявил радости.
— С таким же успехом он мог бы поместить объявление в газету. Это чудо, если отец Майкл и твой дед еще находятся здесь, и люди Крейтона не нашли их благодаря этому фургону.
Они осторожно вошли внутрь через боковой вход церкви. Там было тихо и пусто. Они прошли к алтарю по проходу, покрытому красным ковром. Святилище было облицовано темным полированным деревом. Красные свечи, поставленные по обету, мерцали впереди за деревянными скамьями. Казалось, все застыло в ожидании.
Сэму стало не по себе.
— Что будем делать теперь?
Джулия оглянулась вокруг. Ее дед мог скрываться где-то в этом здании или в одном из строений на территории церкви. Они, конечно, могли бы поискать в каждом из них, но не было никакой гарантии, что ее дед захочет открыться. Ей нужно было найти какой-то способ сказать ему, кто она такая и что он может спокойно выйти из своего убежища...
И тут она нашла ответ на этот вопрос. Над облицованным плиткой входом был небольшой балкон, а на нем стоял орган, который возвышался над скамьями и был обращен к алтарю.
— Подожди здесь.
Она взобралась по узким ступенькам и села за орган. Потянулась, размяв руки. С удивлением заметила на них коричневый грим. Руки казались чужими. Но все равно вид клавиатуры был счастливым видением из иной жизни.
Сердце забилось чаще. Неожиданно музыка пронзила ее. Восхитительная и прекрасная, она наполнила все ее клетки и перебросила обратно в иную жизнь, к почти забытой ее сущности, которая была утеряна в насилии и боли последних трех дней. Неужели всего три дня? Они казались вечностью.
— Как там дела?
Сэм стоял в проходе внизу и смотрел на нее с выражением беспокойства на испещренном струйками пота лице.
— Замечательно.
Она знала, что играть для деда. «Будем ли мы танцевать?» Джорджа Гершвина. Как только она приняла решение, музыка потекла в ее пальцы. Это было так естественно, так легко и так правильно. Зло, исходящее от Крейтона, отодвинулось далеко на задний план. Она начала играть, и каждая нота, возносившаяся из мощного органа, наполняла церковь и через открытые двери вырывалась наружу, взывая к деду.
52
13.48. ПОНЕДЕЛЬНИК
ОЙСТЕР-БЭЙ (ШТАТ НЬЮ-ЙОРК)
Пока Джулия играла, эмоции все больше захватывали ее. Церковь по-прежнему была пуста, если не считать Сэма, стоявшего начеку под хорами. Она сразу же перешла к джазовой мелодии «Я вошел в ритм», напевая под музыку. Изобретательность Гершвина в гармонии была необычайной, и даже сейчас, десятилетия спустя после написания, эта песня казалась свежей и трогательной.
Слушая музыку, она наблюдала за святилищем. Надеясь...
Никаких признаков деда.
Она напрягла память и вспомнила еще один хит Гершвина. Без паузы она начала играть песню «Наша любовь остается здесь». Звуки разносились по всей церкви.
Скалистые горы могут рассыпаться.
А Гибралтар может обвалиться -
Они все-таки сделаны из глины -
Но наша любовь остается здесь...
Движение в первый момент было едва заметно. Боковая дверь в святилище шелохнулась. Затем появилась тень, и перед ее глазами предстал передвигающийся мелкими шажками францисканский монах в коричневом облачении. Капюшон закрывал его голову и большую часть лица.
Пальцы Джулии застыли. Музыка замерла.
Францисканец откинул капюшон:
— Не останавливайся, черт возьми. Я люблю эту песню.
Белые волосы Лайла Редмонда показались Джулии нимбом. Его покрытое морщинами лицо с выступающими скулами было обращено к ней. От радости видеть его она ликовала, все еще боясь поверить собственным глазам...
Улыбка вспыхнула на ее лице, и она снова принялась играть.
Он притопывал ногой, а затем посмотрел на Сэма:
— Вы — Сэм Килайн?
Сэм сдержал улыбку:
— Да. А вы — Лайл Редмонд?
— Он самый. Давайте послушаем.
* * *
Закончив играть, Джулия сбежала вниз по ступеням. Она была крайне взволнована. Старик сделал шаг навстречу и заключил ее в объятия. Никогда раньше он не делал этого. Она почувствовала, как сильно, даже энергично бьется его сердце и как от него пахнет снами и молитвами. Но тело дрожало, и, когда он отпустил ее, она поняла почему. Его блеклые глаза блестели от слез. Она не могла представить плачущим своего упрямого, вспыльчивого деда, обладавшего железной волей, и это глубоко тронуло ее.
Он заметил ее удивление.
— В старости слезы льются вне зависимости от твоего желания. Не самый большой недостаток по сравнению с другими признаками старения. — Он широко улыбнулся. — А как вы, черт подери, умудрились найти меня?..
Сэм перебил:
— Во-первых, скажите вашему отцу Майклу, чтобы он убрал фургон. Это все равно что повесить объявление: «Здесь скрывается Лайл Редмонд».
Лайл резко кивнул, мигом все поняв:
— Падре сейчас у себя в доме. Пошли.
Когда они вышли из святилища, он робко посмотрел на Джулию:
— Я рад, что ты вновь можешь видеть, внучка. Черт возьми, жалко, что ты так долго была слепой.
— Спасибо, дедушка. — Она больше не могла ждать и спросила. — Что случилось в ночь моего дебюта, в результате чего я ослепла?
Его белые брови опустились. Вопрос, казалось, смутил его.
— Говорили, что это зрители.
— Нет, не зрители, — сказала она. — Теперь я точно знаю.
Он нахмурился, задумавшись.
— Твой отец погиб, пока ты спала. Но из той ночи я помню только, что мы очень хорошо провели ее.
— Не было никаких больших ссор? — настаивала она.
— Прости, внучка. Это была обыкновенная вечеринка. Однако не могу сказать, что твоему отцу она уж так понравилась. Как мне помнится, он был в паршивом настроении.
— Да? — Этого она не помнила. — А почему?
Лайл пожал плечами:
— Кто знает? Может быть, у него с Дэном возникли какие-то проблемы. У Дэна бывали заскоки. Ну, в плане отношений отца с сыном. Богу ведомо, что и я отчасти виноват.
Все трое шли рядом по дорожке по направлению к дому священника. Солнечный свет, пробиваясь через голые ветви деревьев, создавал кружевные узоры на земле. Сэм и Джулия настороженно осматривали все вокруг.
— Вы здесь с прошлой ночи? — спросил Сэм.
Лайл кивнул:
— Падре привез нас прямо сюда, затем мы хорошо перекусили и выкурили пару хороших сигар. Кстати, вы мне напомнили. Будьте хорошими детишками и не говорите отцу Майклу, что я чертыхался. Я пытаюсь изменить себя, но это все равно что превращать гурмана в вегетарианца. Мой мозг запрограммирован на правильное поведение, но внутренние органы продолжают бунтовать. Нелегко изменить самого себя.
