Желание есть. И не одно. Только их никак не удаётся, да и ранее не удавалось выразить словами. Это было что-то вроде ощущения на самых кончиках пальцев, неуловимое, казалось бы, ясное и красочное, но стоило приглядеться повнимательнее, и взгляду представал только туман, сотканный из мятущихся теней.
Я совершенно точно чего-то хочу. Но если и сам не понимаю, чего именно, то как демон сможет понять и… исполнить?
— Не трудись, не надо, — разрешила худышка, снова откидываясь на спинку кресла. — Слова не нужны таким, как я, хоть верь, хоть не верь. Там, откуда я вырвался, вообще не существует слов, только… Вы бы назвали их чувствами.
М-да, если ещё минуту назад у меня оставалась крошечная надежда на спасение, то теперь и она рассеялась.
— Не нужно упираться, дяденька. Тебе упрямство не поможет, нам не помешает. А вот тело твоё может пострадать.
Ну и что? Какое мне будет дело до собственной плоти, когда Сев состоится?
— Думаешь, я просто взмахну рукой, ты провалишься в небытие и больше ничего никогда не будешь чувствовать? — усмехнулась худышка. — Поверь, это было бы лучшим выходом для всех нас. Но так не случится.
Возможно, демон лжёт. Возможно, говорит правду. Способа проверить нет, потому что лекарка могла бы рассказать лишь о том, что чувствуют люди с насильно подсаженными в их плоть демонами. А что происходит, когда желание исполняется по-настоящему?
— Тебя никто не собирается выгонять прочь. Хотя бы потому, что это убило бы сразу и тело и душу. Тебя только чуть-чуть подвинут в сторонку. — Сосуд сложил большой и указательный пальцы правой руки вместе, а потом немного раздвинул. — Но ниточки, связывающие тебя с чувствами, не порвутся. Телу будет больно, и ты будешь чувствовать боль. Телу станет хорошо, и ты будешь нежиться от удовольствия. Ведь одного исполнения желания мало, нужно, чтобы наниматель принял результат нашей работы.
Если так, то всё выглядит ещё запутаннее. Что же получается? Убивая одержимых, мы всё-таки убиваем людей?
— Тебе даже позволят принимать решения. Некоторые, — уточнила худышка. — Но главное, ты в полной мере ощутишь всё могущество твоего изменившегося тела, а это ни с чем не сравнимый восторг. Это свобода. Ты же хочешь стать свободным?
Зачем?
Я оставил службу сопроводителя и до сих пор не могу найти берег, к которому можно было бы прибиться, стену, которая дала бы мне опору.
Я отказался от услуг защитницы и почти сразу же понял, что совершил ошибку.
Я уже был свободен те несколько дней, что ждал отставки. И мне не понравилось быть свободным.
— Понимаю, о чём ты думаешь, — кивнул Сосуд — Только у каждого своя свобода. Ты не хочешь выбраться за границы. Ты хочешь занять посреди этих границ достойное место. Ты хочешь иметь возможность выбирать, а истинный выбор может сделать только свободный человек.
Он очень умён, этот демон. И он слишком много знает обо мне. Хотя неудивительно: именно он управлял действиями Ньяны, а значит, не дремал ни единой минуты нашего совместного времяпрепровождения. Пожалуй, столичный золотозвенник мог бы попробовать поспорить со столь красноречивым и искусным собеседником. Но не я. Мне не справиться.
— Вижу, тебе трудно понять. А всё слова виноваты… Целый лес, в котором можно заблудиться. Не слушай их. Слушай, как звенит натянутая струной тишина. Слушай себя.
Он замолчал, и все звуки словно разом оборвались. Мне даже показалось, что я не слышу собственного дыхания. Но никакого внутреннего голоса не возникало. Зато, переместив всё внимание на указанный демоном предмет, я чуть было не проворонил собственную судьбу.
Худышка, сделавшая вид, будто и не смотрит в мою сторону, положила правую руку на стол. Сжала пальчики в кулак, о чём-то задумалась, да так, что свет её алых глаз чуть поблек, а потом раскрыла ладонь. Сначала я увидел только еле заметное сияние, но с каждым вдохом плоской груди оно становилось всё ярче и гуще, в конце концов разделившись на пригоршню уже знакомых мне синих звёздочек.
— Ну как, услышал? — поинтересовался демон.
— Нет.
— И это хорошо. Так тебе будет легче принять моих друзей.
Я откинул полу накидки и медленно поднял взведённый арбалет. Взвод случился сам собой, в тот момент, когда я услышал щелчок закрывающегося за моей спиной замка: палец дёрнулся, опуская скобу. А стрела с самого начала находилась на положенном месте.
Конечно, против демона моё оружие бессильно. Зато против его намерений — вполне действенно. Лучше и быть не может.
— Всё-таки решил попробовать удариться головой о стену? — спросил Сосуд, зевнув во весь беззубый рот. — Упорный ты, дяденька. Но если это тебе так уж нужно…
Худышка свободной рукой бесстыдно оголила остренькое плечико, а вместе с ним и большую часть груди.
— Стреляй. Хотя бы ради того, чтобы убедиться: всё напрасно.
Да, я думаю примерно о том же. Напрасно. Что бы я ни попытался сделать, выйти из этого зала мгновенно не удастся, а любое промедление принесёт выгоду лишь демону. Поэтому выходить не буду.
Лучше уйду.
Я поднял арбалет ещё выше, разворачивая наконечником стрелы вверх, но не к потолку, а к собственному подбородку. Поднёс так близко, чтобы чувствовать кожей горла чуть зазубренную кромку стального лезвия.
— Неправильное решение, — заметил Сосуд.
Мне и самому не нравилось то, что я собирался сделать. Но позволить, чтобы в моё тело ворвались демоны… А хуже всего было ощущение упущенных возможностей. Оно нарастало, как снежный ком, пущенный вниз по склону горы.
Почему всё это не случилось незаметно, когда не нужно было думать или понимать? Ночь Сева прошла мимо, и даже в той тюремной камере, когда ничего не понимающий юноша умер, из его тела наверняка вырвался на свободу демон, но не тронул меня. Почему? Побрезговал? Или в те минуты я ничего не желал? Наверное, так и было. Я прошёл мимо своего шанса в который уже раз. Но если тогда чудо могло случиться самостоятельно, то сейчас мне его навязывают, причём так упорно, что оно вызывает только отторжение и ничего больше.
Да, я хочу занять достойное место в жизни. Хотел, по крайней мере. Думал, что заслуживаю этого. А теперь получается, гожусь быть только безвольной куклой. Даже хуже того: всего лишь… Сосудом.
Если бы желание и вправду было одно, можно было бы попробовать поверить демону. Но он сам сказал, во мне много желаний, а это значит, что мою душу раздербанят на кусочки. Я всё равно умру. Перестану быть единым целым. Так не лучше ли умереть сразу, а не по частям? Тот прибоженный знал, что значит быть всего лишь половиной. И умер в отчаянной попытке обрести целостность. Так неужели я окажусь настолько глупым, чтобы расстаться с уже имеющимся сокровищем?
Всё, что делает дурак, всё он делает не так… Любой другой на моём месте слушался бы старших и по возрасту и по званию, сидел бы тихо и не пытался барахтаться. Ведь у меня же всё было: должность, послушно исполняющие мою волю люди, покой, наконец. Так ведь нет, всё это казалось чужим, не принадлежащим мне. И сейчас кажется. У меня так и не появилось дома. Места, где я могу просто быть. Так зачем мне тогда быть вообще?
— Тебе не нравится?
— Нет, — подтвердил демон, но почему-то не продолжил свою песнь о том, что всё напрасно.
Значит, я выбрал правильный путь. Теперь только бы не упустить мгновение, когда нужно сделать первый шаг.
— Вы же не хотите умирать! — почти взвизгнула дурнушка.
Конечно, не хочу. Я хоть и дурак, но не сумасшедший. Был бы безумен, давно уже проглотил бы синие искорки.
Сосуд сузил нестерпимо пылающие огнём глаза:
— Надеешься оказаться быстрее? Что ж, давай сыграем в твою игру.
Его рука напряглась, готовясь отпустить в полёт охотников по моё тело, я сглотнул, прижимая вспотевший от ожидания палец к спусковому крючку. Время замерло, затаив дыхание, словно азартный зритель, даже движение воздуха остановилось, опустив на зал гробовую тишину, в которой яснее ясного прозвучало ленивое:
