...Сначала обмакнуть пельмень в масло, потом в горчицу, повозить по тарелке, пока масло и горчица не перемешаются и не превратятся в такую горьковато-сладковато-островато-жирновато-вкусноватую подливочку. И откусить сразу половину пельменя, а пока будешь жевать, повозить в подливочке вторую половинку и быстренько отправить в рот, в котором еще горячо и сохранился уксусно-перечно-чесночный дух, и губы у тебя жирные от масла, и ты облизываешь их, а в это время тянешь из тарелки следующий пельмень – такой плотненький, крепенький, но на одном бочку прорвалось тесто, и ты видишь серо-коричневое мяско, от которого поднимается душистый парок...
Нет, это просто невозможно терпеть!
Раечка зажмурилась и проговорила голосом, толстым от сдерживаемой слюны:
– Ты завтра с Димой встречаешься, помнишь?
– Помню, – сказал отец, жуя. – Но я не поеду.
Раечка распахнула глаза.
– Не таращись так, а то глазки выскочат, – сказал отец насмешливо. – Твой малчык, видать, решил: во нашел лоха! Приедет к черту на рога, денежки в клювике привезет! Он не самый умный, а я не самый глупый. Знаешь, сколько народу погорело вот таким образом еще на заре капитализма, когда радостно возили деньги за кота в мешке в глухие деревни? Это уже пройденный этап, теперь так дела не ведут.
– Да ты?! – Раечка даже вскочила. – Ты решил, Дима тебя обманет? Но ты же видел... ты же видел в действии... Ты же сам чуть не застрелил тех парней! Ты что, решил, это была подстава?
Отец вздохнул и принялся жевать следующий пельмень. Жевал он его невыносимо долго, и все это время Раечке хотелось взять вилку и ударить отца в глаз, или в щеку, или в горло – не убить, конечно, но причинить ему такую же лютую боль, какую испытывала она сама.
– Вот ты Светку не любишь, я знаю, – сказал он маслено-горчичным голосом, примеряясь к новому пельменю. – А ведь и от нее есть прок! Вчера потащила она меня пешком погулять – дескать, толстею от того, что все в машине да в машине. Есть такое дело, конечно! Ну, пошли. Добрались до набережной, под ручку, как пенсионеры, потом она говорит: пошли по Покровке пройдемся, сто лет там просто так не ходила, все по магазинам да по магазинам. Ладно, потащились по Покровке. Что это мы никогда в театры не ходим, говорит вдруг Светка. Давай хоть афиши поглядим. Ладно, стали смотреть около драмтеатра афиши. И вдруг видим объявление о новом спектакле студии театрального училища. Черт его знает, как спектакль называется, не помню, главное, что там были фотографии актеров. Ну и как ты думаешь, что за рожи мы там увидели?
Раечка замерла, предчувствуя самое худшее.
– Борька там был рыженький и Лева, этот сексуальный маньяк, которого я чуть не застрелил... из незаряженного пистолета. Светка их как увидала, так хохотать начала, я даже подумал, у нее судороги начнутся от хохота или аппендицит разольется. А потом давай плакать, дура. Я хотел афишку сорвать, чтоб тебе показать, а она рыдает: не говори ей, не говори! Не травмируй девочку! Не веришь? Ну так сама сходи посмотри. Как раз слева от драмтеатра афиша висит!
– Ну и что? – слабым голосом пробормотала Раечка. – Мало ли кто где учится!
– Да нет, ради бога, – кивнул отец. – Пусть хоть в нашем театральном училище, хоть во ВГИКе, нет проблем. Только зачем твой Димка говорил, что они из Водного института? Я обмана в бизнесе не терплю. Особенно когда дело только начинается. Так что... нет, я ничего не скажу, может, оно и правда, есть у него товар, но я подумал-подумал и решил: хватит ерундой заниматься. Как автомобили продавать, я знаю, а как эти штучки... нет, обойдусь. Конечно, когда мне твой Димка звонил, я ему сказал, все будет чин-чинарем, приеду, приеду в эту Маленькую, но... Изменились обстоятельства, такое в бизнесе сплошь и рядом бывает!
– Но он же обидится! Он ко мне никогда больше не подойдет! – взвизгнула Раечка.
– Почему? – вприщур глянул отец. – Получается, ему не ты нужна, а мои деньги? Ты это знаешь и все-таки бегаешь за ним? Зачем, за каким х... ты на таком мудаке виснешь, скажи? Найди себе парня, который будет тебя любить за...
– За красивые глаза, да, я знаю... – слабо выдохнула Раечка, привалившись к краю стола, потому что у нее вдруг ослабела спина.
Димка не простит, никогда не простит! Она всегда в глубине души чувствовала, что не она нужна ему, не она, а деньги! И теперь, когда отец его так бортанул, Димка больше не появится. Что она ему... коротконогая, носатая толстуха? А ведь ради него Раечка на все была готова! Нос большой? Пластическую операцию сделаем. Ноги короткие? Удлиним, теперь чего только не делают с людьми! Фигура толстая? Но разве не ради Димки она ходила на шейпинг, разве не ради него мучилась, страдала, худела, соблюдала ужасный шейпинг-режим, не ужинала, пельменей... пельменей месяц не ела!
Отец!.. Ну что он такое натворил, ее любящий папка?! Все, все поломал, и жизнь его дочери кончена, конечно... И теперь ей все равно, что с ней будет дальше!
Раечка схватила вилку, занесла – и с силой ткнула ее в последний пельмень, лежащий на тарелке отца. Повозила его по маслу, горчице – и целиком отправила в рот.
* * *
– Привет! – сказала Алена оживленно. – А я вас знаю. Вы Раечкин кавалер, да? Мы с ней вместе на шейпинг ходим. Вас Дима зовут, правда же? Я вас по часам узнала. Она говорила, что у ее друга «Ориент»! У моего тоже. Забавно, правда?
Димка стоял как столб. Потом громко вздохнул.
У ее друга «Ориент»?! Этот самый «Ориент» он сам содрал с руки ее друга и надел на себя!
Он похолодел.
И в это мгновение со стороны писательницы вдруг раздался пронзительный звон.
Она покачала головой и засмеялась.
Димку бросило в жар.
Она издевается, вот что, эта писательница! Она его узнала и издевается!
Пропал весь его тщательно разработанный план! Теперь бесполезно скрываться! Даже если он сейчас выхватит пистолет и влепит ей пулю между этих смеющихся серых глаз, все равно все слышали, как она назвала его Димкой, как упомянула Раечку и шейпинг-студию! Ему не хватит патронов перестрелять всех, кто это слышал!
И как бы он быстро ни бежал, как бы ни маскировался, его найдут! Схватят!
Димку бросило в жар. Он физически ощущал, как набухли на голове капельки пота, как слились в струйки и потекли на лоб, немилосердно сдавленный черной суконной каскеткой.
Стащил каскетку. К чертям маскировку, раз она его узнала!
Что это за безумный звон?! А, ну да, мобильник! Ну и прибавила она звук, нечего сказать! Бедный Раечкин кавалер аж покачнулся!
Алена сконфуженно хихикнула, принялась нашаривать телефон, и в это время парень стащил свою уродскую кассетку.
Алена изумленно уставилась на него. Ну да, положено снимать головной убор в помещении и разговаривая с дамой. Однако кто бы мог ожидать таких тонкостей от кавалера хамоватой Раечки?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
