Попадала щука и в сети, в те времена, когда ими можно было еще пользоваться на реке. Однажды, маленьким щуренком, едва не угодила в уху, ее уже вынимал из сети мужик, готовясь бросить в ведро, только она извернулась и цапнула рыбака за палец… Тем дело и кончилось. Мужик покрыл ее и всю окружающую природу вместе с товарищами-сапиенсами матом, резко мотнул рукой в сторону реки, и у молодой щучки хватило ума в сей же момент отцепиться.
Охотились на нее ночью с фонарем во время весеннего разлива, что одними людьми запрещено, а другие на этот запрет «ложат»… Дело было в период нереста, щука отдыхала-дремала в черной воде после любовных игр и утех, тут ее едва и не погубили. Подобрались потихоньку, ослепили фонарем и примерились ударить острогой. Только зеленый змий и выручил тогда дальнюю родственницу. Острогоносец был крепко поддавши, рука дрогнула чуток, и смертельное железо лишь ободрало щуке правый бок.
А в одну такую же весну в нее стреляли. Тактика прежняя. Ночь, половодье, лодка, фонарь и – ба-бах!.. Промазал. Но тогда она и выучилась укрываться под корягами и нависающим над водой берегом, с тем чтобы никто не застал ее не защищенной сверху. Снизу опасность щуке не грозила.
Правда, однажды люди чуть не отправили ее на тот свет – когда пивной завод сбросил в реку многолетний запас барды, скопившейся в отстойниках. Полуочумевшая щука сообразила прорваться через ядовитый заслон и ушла в верховья, где долго болела, отлеживалась в чистых струях незагаженных еще родников. Тогда она и открыла для себя раков как предмет охоты и с удовольствием разнообразила меню их необычайного вкуса мясом.
Помимо рыбной пищи щука не считала для себя зазорным утащить с поверхности дикого утенка из выводка, напасть на детенышей ондатры или нутрии, их вдоволь развелось в последнее время. Были на ее совести и два котенка, осмелившиеся в разное время помочить лапки в проточной воде. Однажды щука напала даже на взрослую кошку. Та решила зацапать утенка, подплывшего к берегу, по сама угодила в щучью пасть. Схватка закончилась вничью, но кошке пришлось хромать всю оставшуюся жизнь.
Словом, опытнее и сметливее рыбы, чем попавшаяся Витьке Макарову на крючок щука, не было на сотню километров вверх и вниз по течению от того места, где они рыбачили с другом, а вот поди же… Попалась на немудреный крючок. Что ж, и на старуху бывает проруха.
… Было довольно за полдень, по жаркое июльское солнце еще высоко держалось на небе.
Со всеми предосторожностями, избегая острых зубов, которые плотоядно щерила, открывая пасть, пойманная щука, мальчишки пропустили сквозь жабры веревку от кукана. А рыбешек – теперь они вовсе не смотрелись на фоне Витькиной добычи – Толик Зюганов сложил в пластиковый пакет и сунул в солдатский вещмешок.
Так они и отправились к автобусной остановке, через мост, который четко пересекал реку. Впереди шел Виктор Макаров и держал в правой руке петлю из веревки, привязанной к щучьей голове. Он и сам бы дотащил щуку, хотя в ней было добрых килограммов восемь, а то и поболе. Но тогда хвост рыбы волочился бы по земле, собирая дорожную пыль, а такое Макаров считал оскорби тельным для полоненной им князь-рыбы. Поэтому следом ступал Толик Зюганов, который как бы ассистировал Макарову и выполнял одновременно роль пажа при ее светлости щуке.
Анатолий набросал в сак, которым он помогал Виктору вытащить щуку из реки, мокрой травы. Теперь он подвел сеткой мешок под хвост и приподнял его, чтобы не касался земли. Так вот и шествовал, испытывая еще большую гордость, чем герой события. А Виктор Макаров сейчас, когда они отошли от реки и выбрались на Лазанское шоссе (по нему ходили автобусы к железной дороге и к их поселку), немного сник и не испытывал других чувств, кроме усталости и душевной пустоты. Не было ни радости, ни азарта, который так управлял им в борьбе с рыбой, ни даже гордости от осознания: он таки справился с хитрым и сильным речным существом.
Еще тогда, во время поединка, Виктор испытывал чувство уважения к достойному противнику, которого ему хотелось во что бы то ни стало переиграть, перемочь, сломать, наконец. он был слишком юн и неопытен, не мог найти слова, коими определил бы свое состояние, но интуитивно понимал: важно не дать ослепить себя тем, что однажды тебе удалось достичь…
Виктор не знал вечной как мир истины, что достигнутое может и погубить человека, если человек не поймет: величие – в нескончаемой веренице побед… И естественный восторг от того, что снова справился, никогда не должен затмевать тебе глаза на другое препятствие, которое маячит в окоеме и ждет, когда ты подступишься к нему.
Но все равно, как ни пытайся напустить равнодушный вид, приятно Витькиному сердцу ловить восторженные взгляды взрослых на автобусной остановке, где уже собрались люди, отбывавшие с отдыха у реки, а кто и с гостеванья у деревенских родичей.
Где такую страхолюду выловил, сынок? – восхищался усатый дядька с бритой головой, которую он прикрыл платком с узелками на четырех углах.
Она кусается? – спрашивала пятилетняя девчушка и жалась к маминому подолу.
А ты палец сунь, – ехидно ухмыляясь, советовал братец-балбес, стоявший рядом и тут же получивший подзатыльник от сурового вида бабки.
– Неужели такие монстры еще водятся на Руси?! – патетически восклицал интеллигентного вида худой и длинный очкарик с козлиной бородкой.
– Силен парнишка, – говорил сержант в голубом берете и с полосатой грудью, видать пребывающий в отпуске. – Такую хищь – и голыми руками! Силен…
Подошел автобус из-за реки, у него кольцо было в дачном поселке академиков, теперь сильно разбавленном коттеджами зубных врачей и работников торговли. Толика с Витькой и княжьего звания рыбой пропустили с передней площадки, остальные вошли следом, будто свита, и те, кто уже ехал в автобусе, заахали, завосхищались видением, таким редкостным по нынешним временам.
На переднем сиденье умостилась женщина с золотыми серьгами на отвисших мочках ушей, с часами-кулоном на высокой груди, с браслетом на руке и парой перстней на пальцах. Женщина была дородной и, судя по тому, что возвышалась над остальными, высокого роста. Глаза ее улыбались, но блеск был вовсе не шутейный. Серьезно поглядывала она то на мальчишек, стоявших у двери, то на рыбу, которой Витька и Толик старались не задеть ни сидений, ни – боже упаси! – пассажиров.
– Ничего себе рыба, – заговорила женщина, дернув верхней губой, украшенной тонкими усиками. – Такую можно вкусноту исделать…
Только сейчас все, кто восхищался рыбой, величиной ее и грозным видом, вспомнили, что это ведь попросту пища, вернее, сырье для весьма аппетитного блюда. И будто разом погасли их восторги. Смотреть вроде бы стало нечего, пришло разочарование и даже некое неприязненное чувство к мальчишкам, отхватившим ни за что ни про что – даром! – столько килограммов свежей рыбы.
– Слушай, мальчик, – обратилась женщина с усиками и серьгами к Макарову, сразу определив, кто здесь за главного, – я тебе дам за рыбу целых пять рублей!
Виктор промолчал. Не поворачивая головы, он смотрел в окно.
Пять рублей – хорошие деньги, – не унималась женщина. – На дороге они не валяются…
Такую рыбу на дороге тоже не найдешь, _- подал кто-то реплику сзади.
Но пассажирка не обратила на этот выпад никакого внимания.
– Хорошо, – решительно сказала она, – я даю тебе целых десять рублей, и ты мне говоришь большое спа сибо, что не надо тащить такую тяжесть. И ты еще хочешь думать?
Витька и Толик переглянулись.
– Не продается рыба, – ответил Макаров.
Тут автобус остановился у соседней с их городком деревни, и, хотя идти им было еще с полчаса, Виктор решительно шагнул к двери.
… Неподалеку от дома, где жил Витькин дед, генерал Макаров, мальчишек встретила мать Толи Зюганова, тетя Ира. Увидев, какое чудо-юдо тащат пацаны с рыбалки, она всплеснула руками.
– А тебя Вера Ивановна ищет, Витюша, – сказала, успокоившись, тетя Ира. – Уже два раза к нам прибегала.
Тут только и вспомнил рыболов про день рождения – ведь его ждали к обеду, а сейчас…
«Ну и попадет же мне нынче от деда!» – с тревогой подумал Виктор Макаров.
Катер Береговой охраны США мчался по фарватеру Сент-Саймонс-Саунда, стремясь как можно быстрее добраться до причала. В рубке справа от рулевого стоял Филип Тейлор. Стиснув челюсти, он смотрел вперед, думал о встрече с Лу, о мальчике, который после укола морфия уснул в каюте Дженкинса, и Том был рядом с ним неотлучно.
«Что я скажу бедной Лу, Джорджу, брату? – с тоской размышлял капеллан, всматриваясь в приближающийся остров. – Бедняга Хансен… А если б мы немного опоздали?! Страшная, увы, участь ожидала бы несчастного мальчишку… Хорошо, что Айвен не видел, каким подняли из воды капитана. Том Дженкинс постарался отгородить парня от жуткого зрелища, оно, конечно, не для подростка. Впрочем, и того, что он испытал, хватит Айвену на всю жизнь…»
