Завтра же мы пошлем в Нью-Йорк миллион долларов и напустим адвокатов на судей; будь покоен, они будут ходить от одного к другому, увещевать, и упрашивать, и умолять, и лить слезы. Они всегда так действуют - и всегда выигрывают дело. И на сей раз тоже выиграют. Они добьются применения habeas corpus, и приостановки судопроизводства, и замены неугодных им судей, и нового слушания дела, и отказа от обвинения - и наша взяла! Для нью-йоркского адвоката это не хитрость, это в порядке вещей. Самая обыкновенная бюрократическая процедура. В области правосудия, видишь ли, все основано на бюрократии и на проволочках. Для тебя-то это китайская грамота, но для человека искушенного все это просто-напросто... погоди, как-нибудь при случае я тебе растолкую. Теперь все пойдет как по маслу. Вот увидишь, Вашингтон, вот увидишь, все будет хорошо! И потом, дай-ка сообразить... Сегодня Дилуорти выберут в сенат, а уже послезавтра вечером он будет в Нью-Йорке и тоже поддержит нас. Ты столько времени живешь в столице, пора тебе знать, что, когда у сенатора кончается срок полномочий, люди его и не замечают; а как его выберут на новый срок, так всякий спешит поклониться пониже: "Поздравляю, сенатор, да благословит вас бог, сэр, я счастлив снова видеть вас в Вашингтоне!" Так вот, понимаешь ли, совершенно естественно, что в последнее время его влияние было не так уж велико; но теперь его опять выберут на шесть лет - и послезавтра его слово, даже самый пустячный намек, будет на вес золота. Господи помилуй, да стоит ему захотеть - и, когда он вернется, он один мигом провернет все эти штуки для Лоры - и habeas corpus, и замену судей, и все что угодно.
- А ведь верно, - оживился Вашингтон, - я об этом не подумал. Вновь избранный сенатор - это сила, что и говорить.
- Ну, конечно, сила. Такова уж природа человеческая. Взять хотя бы меня. Когда мы только что приехали в Вашингтон, меня называли и мистер Селлерс, и майор Селлерс, и капитан Селлерс, - и ни один человек почему-то не мог запомнить, кто же я такой на самом деле; а как только наш законопроект прошел в конгрессе, так я сразу стал полковник Селлерс, - и теперь, будь спокоен, никто не ошибется. И всяк старается мне угодить. И что я ни скажу - это замечательно, сэр, прямо замечательно! Как видно, я уже теперь не говорю ни одного неостроумного слова. Только и слышно: "Приходите к нам обедать, полковник!"; "Почему вы нас никогда не навестите, полковник?" Полковник сказал то, полковник сказал это. "А знаете, такой-то сделал то-то, - да-да, чистая правда, мой муж слышал это от самого полковника Селлерса!" Понимаешь, в чем тут штука? Но вот сенат прервал работу, и наш грандиозный законопроект повис в воздухе, - и черт меня дери, если я не оказался просто-напросто "стариной Селлерсом". А на прошлой неделе палата приняла его в третьем чтении, - и теперь я опять полковник; и если бы мне пришлось съесть все обеды, на которые меня приглашают, через две недели я бы, пожалуй, лопнул.
- Любопытно, кем-то вы станете завтра, полковник, когда президент подпишет наш закон?
- Генералом, сэр! Генералом, вне всякого сомнения. Да, сэр, завтра только и будет слышно: "Разрешите вас поздравить, генерал! Вы совершили подвиг, генерал, вы совершили подвиг во имя бедных негров!", "Джентльмены, позвольте представить вам моего друга, генерала Селлерса, друга и благодетеля бедных негров!". Да провалиться мне на этом месте, если в газетах не станут писать: "Вчера вечером в наш город прибыл генерал Селлерс с сопровождающими его лицами и остановился на Пятой авеню! Генерал изволил принять приглашение на банкет, устроенный Космополитенклубом в его честь!" Вот увидишь, начнут цитировать высказывания генерала Селлерса по разным вопросам. И уж поверь, мнение генерала Селлерса насчет того, следует ли возбудить новый процесс и применить habeas corpus по делу несчастной мисс Хокинс, тоже будет кое-что значить в высоких сферах.
- А я хочу первым пожать вашу честную руку и приветствовать вас соответственно вашему новому чину и званию, и я хочу сделать это теперь же, генерал! - воскликнул Вашингтон, стискивая руку Селлерса и глядя на него с восторженной нежностью.
Полковник был тронут и в то же время доволен и горд - это ясно выразилось на его лице.
Вскоре после утреннего завтрака начали приходить телеграммы. Первая, подписанная Брэмом, гласила:
"Без сомнения, приговор будет вынесен сегодня. Каков бы он ни был, позаботьтесь о том, чтобы мы в случае надобности могли немедленно предпринять любые дальнейшие шаги".
- Вот это деловой разговор, - сказал Селлерс. - Замечательный малый этот Брэм! Единственный человек в Нью-Йорке, который меня сразу понял; он мне потом сам так прямо и сказал.
Следующая телеграмма была от Дилуорти:
"Привлек на свою сторону не только непреклонного, но через его посредство еще человек десять из оппозиции. Буду вновь избран сегодня подавляющим большинством".
- Превосходно! - сказал полковник. - У этого человека необычайный организаторский талант. Он хотел, чтобы я поехал с ним туда и помог все это устроить, но я сказал: "Нет, Дилуорти, я в любую минуту могу понадобиться здесь и Лоре и нашему законопроекту. Но вы и сами настоящий гений по организаторской части, - сказал я, и не ошибся. - Действуйте смелей, сказал я, - вы отлично управитесь". И он управился. Но меня тут не за что хвалить, если я и подбавил ему храбрости, так это только помогло ему выиграть сражение, но сражался-то он, а не я. Он завоевал на свою сторону Нобла, - я считаю, что это блестящий дипломатический ход, сэр, просто блестящий!
Вскоре пришло новое известие из Нью-Йорка:
"Присяжные все еще совещаются. Лора спокойна и тверда, как статуя. Слухи, будто присяжные признали ее виновной, ложны и преждевременны".
Вашингтон побелел, у него перехватило дыхание.
- Преждевременны! - выговорил он наконец. - Выходит, все они ждут обвинительного приговора!
Он и сам ждал того же, но у него не хватало мужества высказать это вслух. Он готовился к худшему, но, сколько ни готовился, довольно было намека на то, что Лору могут осудить, - и он весь помертвел.
Друзья начинали терять терпение; телеграммы ползли, как черепахи; впрочем, такая тревога снедала обоих, что даже и молния небесная показалась бы им медлительной. Они шагали из угла в угол, изредка перекидывались бессвязными словами и прислушивались, не звонят ли у двери. Телеграмма следовала за телеграммой. Все еще ничего нового. Наконец пришло еще одно известие, всего две строчки:
"После краткого перерыва заседание суда возобновилось. Присяжные готовы огласить приговор".
- Господи, скорей бы уж конец! - вырвалось у Вашингтона. - Эта неизвестность хуже смерти!
Потом пришла еще телеграмма:
"Опять заминка. Присяжные просят небольшой отсрочки и дополнительных инструкций".
- Мученье, что и говорить, - произнес полковник и, помедлив, прибавил: - Что-то Дилуорти молчит, уже два часа от него ни словечка. Хоть бы от него получить телеграмму - все-таки лучше, чем ничего.
Они ждали еще двадцать минут, и каждая казалась часом.
- Пойдемте! - сказал Вашингтон. - Я не в силах ждать, пока посыльный приплетется сюда. Пойдем в ложу прессы, мы встретим его по дороге.
Проходя по улице, они увидели, что перед редакцией газеты, на доске объявлений, только что вывесили крупно отпечатанный бюллетень и перед ним уже собирается жадная до новостей толпа. Вашингтон и полковник поспешили туда и прочли:
"Неслыханная сенсация! Потрясающие вести из Мирной Обители! Во время выборов сенатора Соединенных Штатов, когда члены законодательного собрания готовы были приступить к голосованию, поднялся мистер Нобл и, выйдя вперед, положил на стол председателя пакет. "Здесь, - сказал он, - семь тысяч долларов в банковых билетах, их вручил мне вчера в полночь у себя в спальне сенатор Дилуорти, с тем чтобы я отдал ему свой голос. Я прошу председателя пересчитать деньги и употребить их на оплату издержек по судебному преследованию этого гнусного негодяя за подкуп". Все присутствующие лишились дара речи, пораженные изумлением и ужасом. Нобл сказал далее, что у пятидесяти человек, из числа собравшихся здесь, в кармане лежат деньги, полученные от Дилуорти в уплату за их голоса. Затем, при небывалом общем волнении, проведено было голосование, сенатором избран Дж. У. Смит, Дилуорти не получил ни одного голоса! НОБЛ НАМЕРЕН СДЕЛАТЬ НОВЫЕ РАЗОБЛАЧЕНИЯ, УБИЙСТВЕННЫЕ ДЛЯ ДИЛУОРТИ И НЕКОТОРЫХ ВЫДВИНУТЫХ ИМ ЗАКОНОПРОЕКТОВ, ОБСУЖДАЮЩИХСЯ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ В КОНГРЕССЕ".
- Боже праведный! - воскликнул полковник.
- В сенат! - сказал Вашингтон. - Летим!
И они полетели. Но их далеко опередили мальчишки-газетчики с только что оттиснутыми экстренными выпусками, посвященными этой потрясающей новости.
Любопытное зрелище ожидало их в Капитолии: у каждого сенатора в руках был экстренный выпуск газеты, и все читали его с таким видом, как будто он сообщал о конце света. Никто не обращал ни малейшего внимания на оратора.
