На малом приеме кроме графа присутствовали еще несколько вельмож. Обсуждались разные вопросы, но из серьезных была затронута только одна тема — таинственные дари. Молодой Гвиери, который привлек внимание императрицы еще на церемонии графской коронации, выдвинул предположение, что империя имеет дело с тайной агрессией со стороны народа нелюдей. Его тут же высмеяли. Даже доказательства в виде чудовищного вида тел в Большом тронном зале не показались придворным убедительными. Все решили, что это просто наемники лжеимператора.
Как ни странно, граф не стал спорить и умолк до конца аудиенции, но Лара прекрасно видела, что это не отступление, просто он сказал все, что хотел, и не желает вести бесполезных споров. Лара даже вспомнила единственную просьбу своего наставника на смертном одре — доверять Вану и не мешать в его делах.
Поведение молодого Гвиери все больше волновало Лару — при взгляде на него в груди императрицы возникало щемящее чувство узнавания. Сама не зная зачем, она остановила графа, когда он собирался покинуть кабинет, и, дождавшись ухода остальных посетителей, задала неожиданный даже для самой себя вопрос:
— Скажите, граф, на что похожи мои глаза в момент грусти?
Юноша вздрогнул, но это был настолько короткий момент замешательства, что Лара его не заметила.
— Ваше императорское величество, ваши глаза прекрасны в любом состоянии, а что касается грусти, то я молю всех святых, чтобы это чувство никогда не прикасалось к вашему сердцу. — Улыбнувшись, граф поклонился и покинул кабинет.
Он высказался изящно, но совсем не так, как ждала императрица. И все же Лара по-прежнему сомневалась — ей не давало покоя до боли знакомое выражение глаз и улыбка этого человека.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});