В Петербурге Тургенев давал читать «Отцов и детей» Е. Я. Колбасину, Н. Н. и А. П. Тютчевым и, судя по воспоминаниям M. A. Паткуль, сам прочел роман ей и графине Ламберт. H. H. и А. П. Тютчевы, старые знакомые писателя, «осудили <…> повесть на сожжение или по крайней мере на отложение ее в дальний ящик» (см. письмо Тургенева к Анненкову от 26 сентября (8 октября) 1861 г.). П. В. Анненков, видевшийся с Тютчевыми в Петербурге после отъезда Тургенева в Париж, отмечает в своих воспоминаниях, что «приговор» Тютчевых над романом «Отцы и дети» «вышел из начал совершенно противуположных тем, которые руководили мнением г. Каткова; они боялись за антилиберальный дух, который отделялся от Базарова, и отчасти предвидели неприятные последствия для Тургенева из этого обстоятельства» (Анненков, с. 479). Е. Я. Колбасину роман показался скучным; однако впоследствии, ознакомившись с ним по печатному тексту, Е. Я. Колбасин сообщил Тургеневу свой положительный отзыв, в котором содержалась, в частности, информация, что и А. П. Тютчева также изменила свое первоначальное мнение о романе (см.: Т и круг Совр, с. 360). Что касается графини Ламберт и М. А. Паткуль, то, как вспоминает последняя, «Базаров не понравился» им, «личность Базарова» была им «антипатична» (И В, 1902, № 7, с. 60).
В сентябре 1861 г. П. В. Анненков приехал в Москву, и ему немедленно была доставлена рукопись с просьбой не задерживать ее. «Исполняя предписание, — пишет Анненков, — я в два дня проглотил роман, который мне показался грандиозным созданием, каким он действительно и был. Помню, что меня поразила одна особенность в характере Базарова: он относится с таким же холодным презрением к собственному своему искреннему чувству, как к идеям и обществу, между которыми живет. Эта монотонность, прямолинейность отрицания мешает в него вглядеться и распознать его психическую основу. Кажется, я тотчас же и передал это замечание автору романа, но в общем известии о получении отзыва моего не видно, чтобы он дал ему какую-либо цену. То же самое было почти и со всеми другими отзывами: Тургенев был доволен романом и не принимал в соображение замечаний, которые могли бы изменить физиономию лиц или расстроить план романа» (Анненков, с. 477). Последние утверждения Анненкова не соответствуют истине. В действительности Тургенев произвел большую доработку рукописи в связи с отзывами, стекавшимися к нему со всех сторон. И если общий «план романа» в результате такой доработки не изменился, этого нельзя сказать о «физиономии лиц» произведения.
По поручению Тургенева Анненков должен был добиться от Каткова согласия на напечатание «Отцов и детей» в одной книжке журнала. Во время беседы на эту тему между ними состоялся обмен мнениями о Базарове. По воспоминаниям Анненкова, Катков «не восхищался романом, а, напротив, с первых же слов заметил: „Как не стыдно Тургеневу было спустить флаг перед радикалом и отдать ему честь, как перед заслуженным воином“. — „Но, M. H., — возражал я, — этого не видно в романе, Базаров возбуждает там ужас и отвращение“. — „Это правда, — отвечал он, — но в ужас и отвращение может рядиться и затаенное благоволение, а опытный глаз узнает птицу в этой форме…“— „Неужели вы думаете, M. H., — воскликнул я, — что Тургенев способен унизиться до апофеозы радикализму, до покровительства всякой умственной и нравственной распущенности?..“— „Я этого не говорил, — отвечал г. Катков горячо и, видимо, одушевляясь, — а выходит похоже на то. Подумайте только, молодец этот, Базаров, господствует безусловно надо всеми и нигде не встречает себе никакого дельного отпора. Даже и смерть его есть еще торжество, венец, коронующий эту достославную жизнь, и это, хотя и случайное, но все-таки самопожертвование. Далее идти нельзя!“— „Но, M. H., — замечал я, — в художественном отношении никогда не следует выставлять врагов своих в неприглядном виде, а напротив, рисовать их с лучших сторон“. — „Прекрасно-с, — полуиронически и полуубежденно возражал г. Катков, — но тут, кроме искусства, припомните, существует еще и политический вопрос. Кто может знать, во что обратится этот тип? Ведь это только начало его. Возвеличивать спозаранку и украшать его цветами творчества значит делать борьбу с ним вдвое труднее впоследствии. Впрочем, — добавил г. Катков, подымаясь с дивана, — я напишу об этом Тургеневу и подожду его ответа“» (там же, с. 477–478).
По существу в мнениях Каткова и Анненкова о Базарове как выразителе разночинно-демократической идеологии глубокого различия не было. Но искренность и объективность воспоминаний Анненкова, изображающего беседу с Катковым как горячий спор, не приведший к взаимному согласию, остается вне подозрений. Анненков, по-видимому, опасался со стороны воинственного редактора «Русского вестника» таких действий, которые могли поставить под угрозу судьбу романа в целом или по крайней мере создать обременительные для автора затруднения при его прохождении в печати.
16 (28) сентября 1861 г. Тургенев приехал в Париж и вскоре устроил чтение романа в кругу друзей и знакомых — В. П. Боткина, Н. В. Ханыкова, К. К. Случевского, В. Д. Скарятина, Н. В. Щербаня. По свидетельству Щербаня, роман встретил горячее одобрение слушателей и в особенности В. П. Боткина, суждениями которого Тургенев очень дорожил (Рус Вестн, 1890, № 7, с. 17–18).
1 (13) октября Тургенев получил письмо П. В. Анненкова от 26 сентября (8 октября) 1861 г. с подробным отзывом о романе[206]. В тот же день Тургенев писал Анненкову: «Оно (мнение Анненкова) меня очень порадовало, тем более, что доверие к собственному труду было сильно потрясено во мне. Со всеми замечаниями Вашими я вполне согласен (тем более, что и В. П. Боткин находит их справедливыми) и с завтрашнего дня принимаюсь за исправления и переделки, которые примут, вероятно, довольно большие размеры…» Эта работа вместо предполагавшихся двух недель тянулась около трех с половиной месяцев. Правка текста велась по рукописи, привезенной Тургеневым из Спасского; дополнения, вставки и исправления были собраны затем в отдельной тетради и отправлены в редакцию «Русского вестника».
Сопоставив содержание письма Анненкова с текстом романа, в статье «К творческой истории романа И. С. Тургенева „Отцы и дети“» (Русская литература, 1958, № 1), В. Архипов установил, что Анненков подсказал Тургеневу ряд добавлений и изменений, внесенных писателем в его произведение. К таким добавлениям относится прежде всего знаменитое суждение Павла Петровича Кирсанова в X главе о Базарове и его сторонниках как представителях «дикой монгольской силы», не имеющей ничего общего с «прогрессом» и «цивилизацией». Однако характеристика Базарова в духе Анненкова, вложенная в уста антипода «нигилиста», многое утратила от своего первоначального смысла. Во-первых, отношение Тургенева к П. П. Кирсанову на всем протяжении романа скорее насмешливое, чем сочувственное, и, следовательно, то, что думает Кирсанов, нельзя всецело приписывать Тургеневу. Во-вторых, — и это гораздо важнее, — сентенция Анненкова удачно использована Тургеневым в качестве выразительной характеристики отношения либерала к демократии, а это было одной из существенных задач романа, рассчитанного на уловление самого духа, на передачу атмосферы общественно-политической борьбы шестидесятых годов.
Далее Анненков писал Тургеневу: «…Вы сумели действительно кинуть на Базарова плутарховский оттенок, благодаря тому, что не дали ему даже „жгучего, болезненного самолюбия“, отличающего всё поколение нигилистов <…> Ведь это жизненная черта, и отсутствие ее именно делает то, что Базарова заподозревают в непринадлежности к здешнему миру, относя его к героическому циклу, к родству с Оссианом наизнанку и т. д. Для того, чтоб высказать оборотную сторону этого характера, мало превосходной сцены с Аркадием у копны сена, надо, чтоб в Базарове по временам или когда-нибудь проскользнул и Ситников <…> Делу, впрочем, пособить легко, если, сохраняя всё презрение к Ситникову, он когда-нибудь заметит Аркадию, что Ситниковых надо беречь на основании правила, изложенного еще князем Воронцовым, который на жалобы о мерзостях какого-то исправника отвечал: „Я знаю, что он негодяй, но у него есть важное достоинство — он ко мне искренно привязан“» (Русская литература, 1958, № 1, с. 148). Совет Анненкова был принят Тургеневым, в результате чего на полях «парижской рукописи», в соответствующем месте девятнадцатой главы, появилось рассуждение об «олухах» Ситниковых (см. с. 102 от слов «а потом произнес следующее» до слов: «— Да, — повторил угрюмо Базаpoв, — ты еще глуп»). Эта вставка послужила в дальнейшем одним из поводов для нападок на роман в демократических журналах.
В то же время «парижская рукопись» свидетельствует, что предположение В. Архипова, будто результатом правки под влиянием приведенного замечания Анненкова следует считать также и слова о Базарове в пятнадцатой главе: «и, развалясь в кресле не хуже Ситникова», — неверно. Эти слова не были вписаны над строкой или на полях; они находятся в первоначальном слое рукописи.
