Через полчаса нам показалось, что мы начинаем кое-что смыслить в голубеводстве. Через час мы выяснили, что нам понадобилось бы просидеть тут полжизни, прежде чем мы поняли бы, что такое это необъяснимое воркующее существо, которого только безнадежно невежественный человек — да простит его аллах — может называть просто голубь.
Глава двадцать шестая
Дурман из долины Бекаа
Андулька коноплю мочила,лягушка ей в карман вскочила,назавтра замочила лен,лягушка выпрыгнула вон.
(Чешская народная песня)
На этот раз мы едем в долину Бекаа за приключениями. История, которую мы хотим знать, окружена глубокой тайной. Каждый, при ком мы начинаем о ней разговор, старается уклониться от беседы либо испуганно озирается: еще минута — и собеседник в страхе приложит палец к губам.
Мы едем в долину Бекаа по следам слова, как обязательно и должно быть в детективе. Слово это — убийца.
За северной частью долины, на северо-запад от нынешнего Хомса, некогда было княжество странных людей, которые перекочевали сюда откуда-то с гор, прилегающих к Каспийскому морю. Это была секта фанатиков-мусульман, основанная в конце одиннадцатого века «Большим начальником» Хасаном ибн ас-Сабахом. По убеждениям сектантов, чтобы попасть на небо, нужно было убивать. Под руководством Рашида ад-Дина ас-Синана, «Старика с гор», религиозная секта превратилась в банду диких головорезов, садистов, кровожадных убийц, безжалостных к своим жертвам. Они стали грозой своих соседей, а у крестоносцев сердце уходило в пятки, когда они встречались с сектантами во время своих крестовых походов. Благодаря крестоносцам перекочевало в Западную Европу и там закрепилось в ряде языков слово «ассассин» — «убийца», — которое ведет свое происхождение от искаженного арабского «гашшашин», как называли себя члены секты, курильщики гашиша.
Именно дурманящий гашиш и религиозная одержимость превращали их в кровожадных зверей.
Накурившись гашиша, они жаждали шума битвы и шли на верную смерть, как на прогулку, в конце которой их ждало райское отдохновение.
Шейх эль-Джебель строго следил за тем, чтобы тайна гашиша строго соблюдалась. Каждого, кто ее выдавал, ждало единственное наказание — смерть.
На страх другим
Маленькое кафе на баальбекском базаре служит одновременно и доступной столовой. Тут свои постоянные посетители, они знают хозяина, хозяин знает их. Как старых знакомых хозяин приветствует и иностранцев, если они приходят в сопровождении постоянных посетителей. Вдоль стен стоят шкафы с банками соленых огурцов и с сухарями, за стойкой холодильник и две электрические плитки, на которых хозяин может по желанию клиента зажарить либо ягнячью печенку, либо шишкебаб — как будет угодно.
О гашише лучше говорить не здесь, а где-нибудь подальше, ну хотя бы среди развалин Баальбека. В любую минуту может появиться непрошеный слушатель. Мы задерживаемся тут потому, что поджидаем Джамиля, который специально для этой цели должен приехать в Баальбек. Тут у него есть связи среди тех, кто выращивает гашиш, и он попытается кого-нибудь уговорить, чтобы перед нами приоткрыли тайну гашиша.
Ибрагим, стройный, с гладко причесанными волосами и неизбежными усиками, хотя и держится с беззаботным видом, все время внимательно присматривается к вновь пришедшим, определяя, знакомый человек или нет. Говорит он негромко и время от времени взглядом дает знак Азизу, грузчику, чтобы тот умерил свой голос.
— Курение гашиша строго запрещено законом. Каждый курильщик, пойманный полицией на месте преступления, отправляется прямо в тюрьму. Только… что это за мера воспитания, если через две недели его выпускают и он продолжает курить?
— Мы слышали о том, что полиция уничтожает гашиш. Нет ли здесь какой-нибудь связи или аналогии с действиями полиции на побережье Ливана, когда владельцам соляных бассейнов пришлось защищать их с оружием в руках от наемников иностранных конкурентов?
— Не знаю, замешана здесь конкуренция или нет, — отвечает, почесывая за ухом, Азиз, темпераментный детина, в котором явно скрыт талант великого актера. Как и каждый араб, он разговаривает не только с помощью рук, но и с помощью бровей, лба, усов, морщин. — Но бои были. И жестокие бои. В сорок девятом году во время столкновений между теми, кто выращивает гашиш, и полицией были даже убитые. Собственно, те, кто занимается гашишем… — и Азиз резким жестом как бы подчеркивает произносимые слова, — те, кто занимается гашишем, сами никогда за оружие не возьмутся. Они лучше подкупят депутатов парламента и министров. За них дрались палестинские беженцы, голодные бедняки, которых война выгнала из Палестины. Они подставили свой лоб под пули из-за куска хлеба.
— Хочу пояснить: сейчас в Баальбеке двадцать тысяч жителей, половина из них палестинские беженцы. Дешевая рабочая сила. Закон спроса и предложения рабочей силы тут действует надежно, — добавляет Ибрагим с горькой усмешкой.
С гашишем в этой стране творятся удивительнейшие дела. По международной конвенции Ливан — одно из немногих государств, которым разрешено выращивать гашиш. Но ни из каких статистических сведений невозможно установить, сколько в каком году его было выращено. Торговля гашишем запрещена. Тем не менее гашиш преспокойно переправляется контрабандой во все соседние страны, в Сирию и главным образом в Египте. Того, кто при этом попадется, могут оштрафовать на сто тысяч ливанских фунтов, что равно почти четверти миллиона крон.
— Но такое случается очень редко, — перебивает его Азиз. — Торговцы гашишем тесно связаны между собой и кому не верят, того к себе не допустят. А среди них есть и депутаты парламента.
— Вас, однако, интересует, как было дело с уничтожением гашиша. Бывали случаи, когда полиция и солдаты приходили прямо на поле, скашивали урожай и тут же на месте его сжигали. Либо свозили урожай в Баальбек и сжигали на площади, на страх другим. Последний раз такое публичное уничтожение урожая гашиша происходило в пятьдесят шестом году. Сколько его сожгли? Очень много, свозили его по меньшей мере десятком грузовиков.
В кафе вошел продавец газет, худой парнишка лет пятнадцати.
— Посмотрите на него как следует, — шепнул Ибрагим.
Когда парнишка ушел, Ибрагим сказал нам, что это заядлый курильщик гашиша. Он сирота. На деньги, заработанные от продажи газет, он покупает гашиш, предпочитая голодать, чем не курить. Всего несколько дней назад его выпустили из тюрьмы.