Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и бросил шляпу в плетеный проволочный ящик для бумаг. Гэвин стоял возле своего стола в ослепительном сиянии ламп, с воинственным видом закатывая рукава.
— Ей-богу, — проговорил он, — если в один прекрасный день загорится универмаг «Франклин», битком набитый покупателями, которые в мгновение ока превратятся в обезумевшее от ужаса, дико ревущее человеческое стадо…
— …то тебе некого будет туда послать.
Гэвин по-совиному мигнул.
— Паркер, — сказал он, — ты угадал мою мысль.
В особо напряженные моменты он неизменно выступал с этим пророчеством. Мы уже выучили его наизусть.
«Франклин» был самым большим в городе универсальным магазином и самым крупным рекламодателем нашей газеты.
Я подошел к окну и выглянул на улицу. Уже светало. Город казался замороженным, мрачным и каким-то безжизненным, словно некая зловещая волшебная страна в преддверии зимы. По улице медленно проплыло несколько автомашин. Брели редкие пешеходы. Кое-где в окнах домов центральной части города светились огни.
— Паркер, — позвал Гэвин.
Я быстро повернулся к нему.
— Послушай, — отрезал я, — я знаю, что у тебя никого нет. Но мне необходимо поработать. Я должен подготовить массу статей. Для этого я так рано и пришел.
— Я вижу, как ты усиленно над ними работаешь, — ядовито заметил он.
— Иди к черту! — огрызнулся я, — Должен же я проснуться.
Я вернулся к столу и попытался заставить себя работать.
Появился Ли Хоукинс, редактор фотоотдела. У него буквально дым валил из ноздрей. Лаборатория испортила цветную фотографию для первой страницы. Изрыгая угрозы, он помчался вниз наводить порядок.
Постепенно подошли остальные сотрудники, помещение потеплело и ожило. Загорланили литправщики, требуя, чтобы Лайтнинг принес из закусочной напротив их утренний кофе. Недовольно ворча, Лайтнинг потащился через дорогу.
Я принялся за работу. Теперь она пошла легко. Одно за другим покатились слова, а в голове возникло множество идей: создалась соответствующая атмосфера, обстановка располагала к творчеству — уже поднялись те самые галдеж и суматоха, без которых не может существовать ни одна редакция газеты.
Когда я, закончив одну статью, уже взялся за следующую, кто-то остановился около моего стола.
Подняв глаза, я увидел Дау Крейна, репортера из отдела экономики. Дау мне нравится. Он не такое дерьмо, как Дженсен. Он пишет честно, без прикрас. И ни перед кем не угодничает. Не занимается очковтирательством.
Вид у него был хмурый. И я ему об этом сказал.
— Заботы одолели, Паркер.
Он протянул мне пачку сигарет. Он знает, что я не курю, но тем не менее всякий раз предлагает мне сигарету. Я отмахнулся от них. Тогда он закурил сам.
— Можешь оказать мне небольшую услугу?
Я ответил утвердительно.
— Вчера вечером мне домой позвонил один человек. Сегодня в первой половине дня он придет сюда. Говорит, что не может найти дом.
— А какой дом он ищет?
— Жилой. Хоть какой-нибудь, лишь бы в нем можно было жить. Говорит, что месяца три-четыре назад он продал свой собственный, а теперь не может купить другой.
— Что ж, очень прискорбно, — безразлично сказал я. — А мы-то тут при чем?
— Он говорит, что не он один оказался в таком положении. Утверждает, что таких, как он, очень много. Что во всем городе не найдешь ни одного свободного дома или квартиры.
— Дау, этот тип рехнулся.
— А может, и нет, — возразил Дау. — Ты просмотрел раздел объявлений?
Я отрицательно покачал головой.
— Мне они ни к чему, — сказал я.
— А я их просмотрел. Сегодня утром. Бесконечные столбцы объявлений — люди ищут жилье, любое жилье. Во многих объявлениях сквозит отчаяние.
— Но сегодняшняя статья Дженсена…
— Ты имеешь в виду этот бум в жилищном строительстве?
— Вот именно, — ответил я. — Все это как-то не вяжется, Дау. Статья и то, что тебе сказал этот человек.
— Может, и не вяжется. Даже наверняка. Послушай-ка, мне нужно ехать на аэродром, чтобы встретить одну важную персону, которая собирается к нам сегодня пожаловать. Это единственная возможность получить интервью для первого выпуска. Если в мое отсутствие зайдет тот парень, что звонил мне по поводу дома, ты с ним побеседуешь?
— Что за вопрос, — сказал я.
— Спасибо, — бросил Дау и вернулся к своему столу.
Лайтнинг принес заказанный кофе в помятом, заржавленном проволочном ящике для бумаг, который, когда им не пользовались, он держал под столом фотоотдела. И в ту же секунду поднялся невообразимый гвалт. Он принес чашку кофе со сливками — никто не хотел пить кофе со сливками. Он принес три чашки кофе с сахаром, а сладкий кофе согласились пить только двое. Вдобавок он обсчитал на пирожках.
Я повернулся к машинке и снова принялся за работу.
Жизнь редакции входила в свой нормальный ритм.
Стоит отгреметь ежедневной кофейной битве между Лайтнингом и ребятами из отдела литературной правки, как уже точно знаешь, что все вошло в привычную колею и информационный отдел набрал наконец третью скорость.
Работал я недолго.
Мне на плечо легла чья-то рука.
Я поднял глаза — передо мной стоял Гэвин.
— Парк, старина, — проворковал он.
— Нет, — твердо сказал я.
— Из всей редакции только ты один сумеешь с этим справиться, — взмолился он. — Дело касается «Франклина».
— Только не говори мне, что там пожар и миллион покупателей…
— Нет, я о другом, — сказал он. — Только что звонил Брюс Монтгомери. В девять он созывает пресс-конференцию.
Брюс Монтгомери был президентом правления «Франклина».
— Этим занимается Дау.
— Дау уехал на аэродром.
Я сдался. У меня не было другого выхода. Гэвин готов был расплакаться. А я органически не перевариваю плачущих редакторов.
— Так и быть, поеду, — сказал я, — Что там стряслось?
— Не знаю, — ответил Гэвин. — Я спросил Брюса, но он уклонился от объяснений. Должно быть, что-то важное. Последний раз они созывали пресс-конференцию пятнадцать лет назад, чтобы объявить о вступлении Брюса Монтгомери на пост президента. Тогда впервые руководство универмагом было доверено человеку со стороны. До этого все руководящие должности занимали только члены семьи.
— Договорились, — сказал я. — Беру это на себя.
Он повернулся и рысью поскакал к столу отдела городских новостей.
Я крикнул рассыльного и, когда он наконец соизволил явиться, послал его в библиотеку за подборкой газетных вырезок со сведениями о «Франклине» за последние пять-шесть лет.
Я вынул вырезки из конвертов и пробежал их глазами. Они мало что прибавили к тому, что я знал раньше. Ни одного существенного факта. Тут были отчеты о показах моделей у «Франклина», о художественных выставках у «Франклина», заметки, в которых сообщалось, что служащие «Франклина» принимают активное участие в многочисленных общественных мероприятиях.
«Франклин» был очень стар и оброс множеством традиций. Как-раз год назад он отпраздновал свой столетний юбилей. Со дня основания города он был своего рода семейным клубом, со своим уставом, соблюдавшимся с той особой бережностью, которая возможна лишь в условиях семейного клуба. Поколение за поколением горожан вырастали под сенью «Франклина», делая там покупки чуть ли не с колыбели до могилы, а честность торговли и качество его товаров вошли в поговорку.
Мимо моего стола шла Джой Кейн.
— Привет, дорогая, — сказал я. — Чем ты сегодня занимаешься?
— Скунсами, — ответила она.
— Тебе больше к лицу норка.
Она остановилась рядом со мной. Я ощутил слабый аромат ее духов и более того — близость ее красоты.
Она протянула руку и быстрым, чисто импульсивным движением взъерошила мне волосы, но тут же вновь стала воплощенным приличием.
— Это ручные скунсы, — сказала она. — Комнатные скунсы. Последний крик моды. Они без запаха, естественно.
— Ну еще бы, — отозвался я.
А про себя подумал: от такой красоты можно сойти с ума.
— Я ужасно разозлилась на Гэвина, когда он меня туда послал.
— Куда послал, в лес?
— Нет, на ферму, где разводят скунсов.
— Их что, прямо так и разводят, как свиней и кур?
— Конечно. Говорю тебе, что это ручные скунсы. Человек, который их разводит, уверяет, что из них получаются самые что ни на есть распрекрасные комнатные животные. Чистенькие, ласковые и страшно забавные. Его завалили заказами. Ему пишут из Нью-Йорка, Чикаго, со всех концов страны.
— У тебя, наверно, есть фотографии.
— Со мной ездил Бен. Он нащелкал кучу снимков.
— А где этот дядя достает своих скунсов?
— Я же тебе сказала. Он их выращивает.
— Я имею в виду, откуда он берет производителей.