— Спокойной ночи, — ответил он и повернулся к двери.
У двери он остановился, так как вспомнил слова Алессана о том, что голубое вино началось с нее, и по другим причинам, которые стали ему понятными тогда или после, и обернулся к ней. Она не шевелилась. Он смотрел, впитывая роскошь комнаты и красоту лежащей на кровати женщины. Пока он стоял так, еще одна свеча в дальнем конце комнаты погасла.
— Это то, что происходит с нами? — тихо спросил тогда Дэвин, подбирая слова, чтобы сформулировать эту новую, трудную мысль. — Когда мы лишаемся свободы. Это то, что происходит с нашей любовью?
Он видел, что выражение ее глаз изменилось, даже на расстоянии, в этом колеблющемся переплетении тьмы и света. Она долго смотрела на него.
— Ты умен, — наконец ответила она. — Алессан правильно выбрал тебя.
Он ждал.
— Ах! — хриплым голосом воскликнула Альенор, притворяясь изумленной. — Он действительно хочет получить ответ. Правдивый ответ от хозяйки замка на краю света. — Возможно, это сыграл шутку неверный свет, но она, казалось, смотрела мимо Дэвина, дальше, за пределы покрытых коврами стен комнаты. — Это одно из всего того, что с нами происходит, — в конце концов сказала она. — Нечто вроде мятежа во тьме против законов дня, которые нас связывают и которые сейчас нельзя нарушить.
Дэвин это обдумал.
— Возможно, — мягко согласился он, размышляя. — Или признание в глубине души того, что мы большего не заслуживаем, ничего более глубокого. Поскольку мы не свободны и примирились с этим.
Он увидел, как она вздрогнула и закрыла глаза.
— Разве я это заслужила? — спросила она.
Огромная печаль охватила Дэвина. Он с трудом глотнул.
— Нет, — ответил он. — Нет, не заслужила.
Когда он вышел из комнаты, ее глаза оставались закрытыми.
Дэвин чувствовал себя придавленным непосильной тяжестью, а не просто уставшим: на него давил груз его мыслей, замедлял его движения. Он споткнулся, спускаясь по лестнице, и ему пришлось резко вытянуть в сторону свободную руку, чтобы опереться о стену. От этого движения свеча погасла.
Стало очень темно. В замке стояла полная тишина. Дэвин спустился до низа лестницы и поставил там на полку погасшую свечу. Через высокие, узкие окна, расположенные в стенах через равные промежутки, падали в коридор косые полосы лунного света, но под таким углом и в этот час ночи они ничего не освещали.
Он быстро обдумал вариант, не вернуться ли назад за новой свечкой, но потом, постояв неподвижно, чтобы глаза привыкли к темноте, снова двинулся туда, откуда, как ему казалось, он пришел.
Он заблудился очень быстро, но не слишком встревожился. В его нынешнем настроении казалось уместным вот так бесшумно брести по темным коридорам древнего замка ночной порой, чувствуя под ступнями холодный камень.
«Нет неверных поворотов. Есть лишь предназначенные нам тропы, о которых мы ничего не знали».
Кто сказал ему это? Слова пришли в голову неожиданно, откуда-то из глубин памяти. Он свернул в незнакомый коридор и прошел через длинную комнату, увешанную картинами. На полпути он вспомнил голос, сказавший эти слова: это был старый жрец Мориан в храме богини возле их дома в Азоли. Он учил близнецов, а потом Дэвина писать и считать, а когда выяснилось, что младший мальчик умеет петь, давал Дэвину первые уроки гармонии.
«Нет неверных поворотов», — снова подумал Дэвин. А потом, с дрожью, которую не смог подавить, вспомнил, что сейчас не просто высшая точка ночи, это конец зимы, первый из дней Поста, когда мертвые, как говорят, бродят среди живых.
Мертвые. Кто его мертвые? Марра. Его мать, которой он никогда не знал. Тигана? Можно ли утверждать, что страна умерла? Можно ли потерять ее и оплакивать, как живую душу? Он вспомнил о барбадиоре, которого зарезал в конюшне Ньеволе.
Он ускорил шаги в темноте, по неровно освещенным лунным светом камням обширного и молчаливого замка.
Дэвину казалось, что он идет уже бесконечно долго, вне времени, никого не встречая, ничего не слыша, кроме собственного дыхания и мягкого шлепанья ног, но тут он наконец узнал одну из статуй в нише. Он любовался ею при свете факела в начале вечера. Он помнил, что его комната находится впереди и за углом справа. Каким-то образом он пошел не в ту сторону и обошел все дальнее крыло замка Борсо.
Он также помнил с вечера, что комната прямо напротив маленькой изящной статуэтки бородатого лучника, натягивающего тетиву, принадлежала Катриане.
Дэвин взглянул в оба конца коридора, но увидел лишь более или менее густые тени среди полос лунного света, падающих сверху. Он прислушался, но не различил ни звука. Если мертвые и бродили поблизости, то они молчали.
«Нет неверных поворотов», — давным-давно сказал ему жрец Плото.
Он подумал об Альенор, лежащей с закрытыми глазами среди ярких подушек и многочисленных свечей, и пожалел о том, что сказал ей в конце. Он жалел о многом. Мать Алессана умирает. Его мать мертва.
«Лед — для смерти и конца», — сказала Альенор Катриане в зале.
Ему было очень холодно и грустно. Он двинулся вперед и, в конце концов, нарушая тишину, осторожно постучал в дверь Катрианы.
Она спала беспокойно по многим причинам. Альенор ее тревожила: и необузданная чувственность, исходившая от этой женщины, и явно близкие, неизвестные ей отношения, связывавшие ее в прошлом с Алессаном и Баэрдом.
Катриана терпеть не могла неизвестности. Она до сих пор не знала, что Алессан собирается завтра делать, что это за таинственная встреча в горах, и неизвестность заставляла ее нервничать и даже, в чем она не хотела себе признаваться, пугала.
Иногда ей хотелось больше походить на Дэвина, так же спокойно принимать то, что он может или не может знать. Она видела, как он собирает по кусочкам то, что ему удалось узнать, и терпеливо ждет появления нового обрывка сведений, а затем складывает их, словно детали детской головоломки.
Иногда она этим восхищалась, иногда бесилась и презирала его за то, что он мирится со скрытностью Алессана и с постоянной сдержанностью Баэрда. Катриане необходимо было знать. Она такую большую часть жизни провела в невежестве, отлученная от собственной истории в той крохотной рыбацкой деревушке в Астибаре. Она чувствовала, что ей надо наверстать потерянное время. Иногда ей даже хотелось от этого заплакать.
Вот что она чувствовала в тот вечер, пока не погрузилась в неглубокий, беспокойный сон, и снился ей дом. Дом часто снился ей с тех пор, как она уехала, особенно мать.
На этот раз она увидела себя идущей по деревне после восхода солнца. Вот она миновала последний дом — дом Тендо, она даже увидела его пса, — а затем свернула на знакомый берег и подошла к тому месту, где отец купил полуразрушенный домик, отремонтировал его и поселился в нем с семьей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
