К 1996 году число независимых банков сократилась более чем на одну треть с конца 1970 годов от более чем 12000 до менее чем 8000. Доля банковских активов, контролируемых банками с более чем 100 миллиардами долларов, удвоилась до одной пятой всех банковских активов США. И это было только начало.
Банковская консолидация стала прямым результатом устранения географических ограничений на банковские ветвления и приобретения холдинговых компаний со стороны отдельных штатов, формализованных в законе (Ригла-Нила) о повышении эффективности деятельности между штатами банков и филиалов от 1994 года. Под лозунгом «более эффективной банковской деятельности» дарвинистское «выживает сильнейший» получило своё развитие. Что ни в коей мере не означало, что выживает лучший. Эта консолидация приведёт к значительным последствиям через десять или около того лет, когда в масштабах, превышающих самые смелые фантазии банков, расцветёт секьюритизация.
Операция отката: выход Гринспена
Основные нью-йоркские крупные финансовые центры давно уже держали в голове отказ от ограничений Конгресса 1933 года – закона Гласса-Стигала. И Алан Гринспен в качестве председателя Федеральной резервной системы был их человеком. Основные крупные банки, возглавляемые влиятельным рокфеллеровскими «Чейз Манхэттен Банк» и «Ситикорп» Санфорда Вэйла, потратили свыше 10 миллиардов долларов на лоббирование, проводя кампанию пожертвований влиятельным конгрессменам, чтобы добиться дерегулирования ограничений на банковское и фондовое страхование.
Через два месяца после вступления в должность 6 октября 1987 года, всего за несколько дней до крупного однодневного краха на нью-йоркской фондовой бирже, Гринспен сообщил Конгрессу, что банки США, «замороженные» в эпоху новых технологий структурой регулирования, которая была разработана более 50 лет назад, проигрывают свои конкурентные сражения другим финансовым учреждениям и нуждаются в новых полномочиях для восстановления баланса:
«Основные продукты, предоставляемые банками, – оценка кредитов и диверсификации рисков – являются менее конкурентоспособными, чем они были 10 лет назад».
Как отметила газета «Нью-Йорк Таймс»:
«Г‑н Гринспен уже давно гораздо более благосклонно настроен в отношении дерегулирования банковской системы, чем его предшественник в ФРС Пол А. Волкер». {879}
Первое выступление Гринспена в Конгрессе 6 октября 1987 года в качестве председателя ФРС имеет важное значение для понимания преемственности курса вплоть до революции секьюритизации последних лет, революции Новых финансов. Вновь процитируем рассуждения «Нью-Йорк Таймс»:
«Г‑н Гринспен, сокрушаясь о потерях банками конкурентных преимуществ, указал, как он выразился, на "слишком жёсткую" нормативную структуру, которая ограничивает доступ к потребителям и эффективному обслуживанию и препятствует конкуренции. Но затем он указал и на другое развитие событий "особого значения" – достижения в области обработки данных и телекоммуникационных технологий, которые позволили другим узурпировать традиционную роль банков в качестве финансовых посредников. Иными словами, основной банковский экономический вклад – риск своими деньгами в виде кредитов на основе обладания превосходящей информации о кредитоспособности заёмщиков – оказался под угрозой».
Газета процитировала Гринспена по поводу вызова в 1987 году современному банковскому делу со стороны технологических перемен:
«По словам Гринспена, обширные он-лайн базы данных, мощный потенциал вычислений и телекоммуникационные средства предоставляют кредитную и рыночную информацию почти мгновенно, что позволяет кредитору проводить свой собственный анализ кредитоспособности, разрабатывать и осуществлять комплекс торговых стратегий по хеджированию рисков. Это, добавил он, наносит постоянный урон «конкурентоспособности депозитарных учреждений и в будущем позволит расширить конкурентное преимущество рынков секьюритизированных активов, таких как коммерческие бумаги, перекрестные ипотечные ценные бумаги и даже автомобильные кредиты.
В заключение он говорит, что наш опыт вплоть до этого момента показывает, что эффективнейшее обособление банка от связанной финансовой или коммерческой деятельности достигается через холдинговую структуру». {880}
Однако в банковской холдинговой компании, Федеральном фонде страхования депозитов, портфель вкладов, предназначенный для гарантии банковских депозитов свыше 100 тыс. долларов на каждом счету, будет применяться только к основному банку, а не к различным дочерним компаниям, созданным для участия в экзотических хеджевых фондах или другой деятельности, не входящей в учетные книги банка. В результате этого в кризисных ситуациях, таких как разворачивающийся после 2007 года крах секьюритизации, окончательным кредитором последней инстанции, то есть страхователями банковских рисков становятся американские налогоплательщики.
Все это вызвало серьёзные дебаты в Конгрессе, которые продолжались до окончательной и полной законодательной отмены ограничений Гласса-Стигала Клинтоном в 1999 году. Клинтон передал перо, которым в ноябре 1999 года он подписал этот акт отмены в качестве подарка Санфорду Вэйлу, могущественному главе «Ситикорп», что является, по меньшей мере, любопытным жестом для президента-демократа, если не сказать больше. Похоже, Клинтон тоже умел следовать за деньгами.
Алан Гринспен сыграл решающую роль в продавливании через Конгресс отмены закона Гласса-Стигала. На слушаниях Комитета по банковским и финансовым услугам Палаты представителей 11 февраля 1999 года Гринспен заявил:
«...Мы поддерживаем, как мы уже это делали в течение многих лет, значительный пересмотр... Закона Гласса-Стигала и Закона о банковских холдингах, чтобы устранить законодательные барьеры на пути интеграции банковской, страховой и биржевой деятельности. Существует практическое единодушие между всеми заинтересованными сторонами, и частными и государственными, в том, что эти барьеры должны быть сняты. Технологически стимулируемое распространение новых финансовых продуктов, которые позволяют разделение рисков, всё в большей степени соединяет свойства банковского дела, страхования и ценных бумаг в единый финансовый инструмент». {881}
В том же выступлении в 1999 году Гринспен разъяснял, что отмена означает уменьшение, а не увеличение регулирования вновь создаваемых финансовых конгломератов, вступая тем самым на прямую дорогу к нынешнему фиаско:
«Поскольку мы стоим на пороге XXI века, остатки философии банковских проверок XIX века останутся на обочине истории. Банки, конечно, по-прежнему нужно будет контролировать и регулировать, в немалой степени потому, что они подпадают под действие сети гарантий. Моя позиция в том, однако, что характер и масштабы этой деятельности должны прийти в большее соответствие с рыночными реалиями. Кроме того, к связанным с банками компаниям не нужно – на самом деле, нельзя – применять регулирование, подобное банковскому». {882} (выделено автором)
Именно дробление банковских холдингов с присущим им конфликтом интересов, в результате чего десятки миллионов американцев оказались безработными и бездомными в течение депрессии 1930‑х годов, стало именной той первоочередной причиной, по которой Конгресс принял закон Гласса-Стигала.
«Стратегии, невообразимые десять лет назад...»
«Нью-Йорк Таймс» описывала новый финансовый мир, созданный отменой ограничений Гласса-Стигала, в июньском очерке о «Голдман Сакс» в 2007 году, за несколько недель до наступления кризиса субстандартной ипотеки:
