Но что в конце концов вынудило ее прекратить плач и крики, так это возвращение Виолетты, когда та, заглянув в маленькое окошко в крышке сундука, сказала, что если Рэчел не затихнет, то Сикс, без всяких шуток, отрежет ей язык. Рэчел знала, что Сикс сделает все, о чем ни попросит Виолетта.
После этого она больше не кричала и не бесновалась. Она сворачивалась калачиком в тесной железной тюрьме и старалась вспоминать все, чему ее учил Чейз. Именно это, в конце концов, и успокаивало ее.
Чейз говорил ей, что следует думать не о сиюминутных затруднениях, а стараться дождаться того момента, когда удастся избавиться от них. Чейз учил ее, как наблюдать за манерой поведения людей и пользоваться удобными моментами, когда они не обращают на тебя внимания. Воспоминания о Чейзе и были ее основным занятием, пока, каждую ночь, ей приходилось без сна лежать в этом железном сундуке. Потому что она была не в состоянии уснуть из-за того, что с таким нетерпением ждала наступления утра, когда ее извлекут из этого сундука и на целый день снимут этот ужасающий механизм.
Рэчел едва могла есть – настолько был ободран и исцарапан ее язык, – хотя еды ей давали все равно немного. Каждое утро, после того как снимали зажим, ее язык несколько часов мучительно пульсировал. Челюсти тоже постоянно болели, потому что рот из-за этого самого устройства всю ночь был открыт. Вызывал боль и сам процесс еды. Кроме того, во всем ощущался привкус грубого металла. Говорить было тоже трудно и больно, так что говорила она лишь, когда Виолетта спрашивала ее о чем-то. Виолетта, видя, как Рэчел избегает всяческих разговоров, нередко улыбалась, выражая глубокое презрение, и стала называть Рэчел маленькой молчуньей.
Рэчел же была полностью подавлена, снова оказавшись в когтях у такой злонамеренной личности, и крайне опечалена тем, что Чейз исчез из ее жизни. Она, несмотря на столь подавленное состояние, не смогла утратить воспоминаний о нем. И без конца горевала о Чейзе. Собственная душевная боль, страдания и полное одиночество казались ей нестерпимыми. Когда Виолетта не была занята «рисованием», не следила за слугами, не ела, не примеряла драгоценности или платья, она развлекалась, избивая и всячески унижая Рэчел. Иногда, напоминая Рэчел, как та угрожала ей огневой палочкой, Виолетта хватала Рэчел за запястье и подносила к ее руке раскаленный добела уголек. И все же печаль, когда она вспоминала о Чейзе, ранила и огорчала куда больше, чем все, что могла сделать с ней Виолетта. Без Чейза собственная судьба была ей почти безразлична.
Виолетте же было просто необходимо, как она выражалась, «проучить» Рэчел за все те ужасные поступки, что она совершила. Так, Виолетта решила, что потеря ею языка произошла исключительно из-за оплошности Рэчел. Виолетта утверждала, что за это преступление Рэчел должна очень долго заслуживать прощение, как и за столь открытую демонстрацию неуважения, какой был ее побег из замка. Виолетта рассматривала побег Рэчел как позорнейшее неприятие того, что она называла «великодушием» по отношению к никчемной сироте. Она зачастую продолжала пенять ей теми тяготами, на которые она и ее мать пошли для того только, чтобы позаботиться о такой неблагодарной беспризорнице.
Когда же Виолетте надоедало издеваться над нею, Рэчел казалось, что теперь ее казнят. Она слышала, как Виолетта приговаривала к смерти узников, обвиняемых в «высшем преступлении». Если кто-то слишком раздражал ее или если Сикс указывала ей на кого-то, кто, по ее мнению, угрожал короне, Виолетта тут же отдавала приказ о казни. Если же кто-то совершал непростительную ошибку, открыто подвергая сомнению право Виолетты на власть или правление, Виолетта приказывала страже провести казнь как можно медленнее и сделать ее максимально мучительной. Иногда она и сама приходила понаблюдать за этим, просто чтобы убедиться, что все исполнено как надо.
Рэчел помнила прежние времена, когда приказания о казнях отдавала королева Милена, а Виолетта просто ходила туда и смотрела. Будучи ее партнером по играм, Рэчел приходилось ходить вместе с ней. Там она всегда отводила глаза от ужасных сцен и зрелищ; Виолетта же всегда внимательно наблюдала.
Сикс учредила целую систему, посредством которой люди могли тайно сообщать имена тех, кто произносил слова против королевы. Сикс убеждала Виолетту, что этих людей, кто делал такие тайные доносы, следует вознаграждать за преданность королеве. И Виолетта довольно щедро платила за имена предателей.
Еще до того, как Рэчел сбежала, Виолетте понравилось причинять боль. Сикс же часто высказывалась в том смысле, что боль – хороший учитель. Виолетта прониклась крайне безрассудным убеждением, что если она управляет жизнями других – это означает, что по одному ее слову люди могут быть обречены на страдания.
И еще Виолетта стала проявлять острую подозрительность ко всем и каждому. К каждому, кроме Сикс, которая оказалась единственной, на кого она полагалась. Она ни в малейшей степени не доверяла большинству своих «верноподданных» и зачастую обращалась с ними, как с полным ничтожеством, применяя обращение «никто». Рэчел припомнила, что раньше Виолетта использовала это обращение по отношению к ней.
Когда Рэчел раньше жила в замке, людям приходилось тщательно следить за собой, чтобы не перейти дорогу «нехорошему» человеку, но это скорее было поводом оставаться постоянно настороже. Люди опасались королевы Милены, и совершенно обоснованно, но при этом все они улыбались и даже временами смеялись. Прачки, как обычно, мололи языками, повара время о времени выпекали торты со смешными рожицами, уборщики, занимаясь своей работой, посвистывали, а солдаты, проходя по залам дворца во время дежурства, иногда рассказывали друг другу шутливые истории.
Теперь же при появлении королевы Виолетты или Сикс все лишь содрогались. Никто из уборщиков, прачек, белошвеек, кухарок или солдат не отваживался ни улыбнуться, ни рассмеяться. Они все при этом выглядели испуганными и торопились заняться работой. В замке теперь царила атмосфера всеобщего опасения, что в любой момент любой из них окажется в чем-то уличен. Каждый на свой манер старался продемонстрировать уважение королеве, особенно если за ней следовала ее высокая, мрачная и жестокая советница. Казалось, люди боялись Сикс не меньше, чем Виолетту. Когда Сикс улыбалась той странной, пустой, змееподобной улыбкой, характерной для нее, люди застывали на месте, их глаза широко раскрывались, а на лбу выступал пот, и они с облегчением сглатывали комок, застрявший в горле, когда она исчезала из вида.
– Как раз в этом месте, – сказала Сикс.
– В этом месте что? – спросила Виолетта, грызя хлебную палочку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
