Одежду сменил.
Ни тебе халата, ни пиджака, но добротная крепкая одежонка из бурого полотна. Куртка вон кожаная даже, пусть потёртая, но ещё вполне себе приличная. На голове же и вовсе шлем, навроде тех, которые в старых фильмах показывали. И очки такие же, круглые, массивные.
Явно не от плохого зрения.
Очки Сургат и надевает.
А я вижу, как вспыхивают они. Артефакт, стало быть.
— Не сейчас, Сургат, — Еремей кривится. — Потом поглядишь… нечего тварей до сроку привлекать.
— Ой, ладно тебе… тут если и фонит, то самую капелюшечку. А вы, ребятки, хотите поглядеть? Так-то оно туман. Помню, я в первый раз когда попал…
И еще ближе к нам.
И я отдаю тени приказ держаться рядом. Она же, рыская в траве, кого-то выловила и теперь старательно давилась добычею. Но приказ исполнила. И главное, подобралась тишком, так, чтоб Сургат не заприметил.
— … то всё понять не мог, как мы в этом тумане будем.
— Как? — не удержался Метелька.
Еремей же что-то обсуждал с мужиком, указывая в сторону леса. Потом они вдвоём вернулись к полынье и мужик перешёл на ту сторону. К слову, никаких неприятных ощущений у меня это не вызвало. Как и возвращение его. Причём теперь уже мужик тащил верёвку совсем иную, толстую, с длинными красными ленточками, завязанными на ней.
— А вот так, мальчик. Сперва идут разведчики. Это вот наш Еремеюшка… оглядываются, что да как. Потом столб ставится сигнальный, с артефактами, которые тварей отпугивают. Заодно и ворота возводят, чтоб видно было, куда нырять-то. А уж далее от столба и тянут дороженьку, ну, это если на месте добычи нет. Чего стали? Вперёд…
— Спокойно, — Еремей остановил мужика. — Спешка в этом деле дороже выйдет.
— Мозырь сказал, чтоб сегодня хоть на сотню шагов дорогу проложили… видишь ли, мальчик, на этой стороне обычный человек, если сделает шаг-другой, то и заплутает в тумане. Даже маяки и те не особо помогут, потому и ходить надобно по привязкам. Вот там у них — жила сигнальная. К ней уже и крепят верёвки проходчиков… или вот грузы.
Веревку закрепили за железную распорку, которую собрали прямо тут, у полыньи. Причём Еремей скручивал её весьма ловко, явно не в первый раз приходилось. А уж когда в землю вогнал и надставил, то и закрепил в самом верху…
Фонарь?
— Вижу! Огонёк! — Метелька подпрыгнул. — Тусклый, правда, но сквозь туман пробивается.
— На десяток шагов, а то и на два… а вон ленточки видишь?
— Д-да…
— Это вешки. От одной до другой и путь проглянется. Их смазывают особым составом, — ноздри Сургата дрогнули.
Интересно, с чего это он вдруг переменился?
— По вешкам можно и дорогу к выходу найти. Сейчас вот мужички врата обозначат…
Пару столбов вкопали, причём, судя по тому, что на столбах светились тонкие полосы, смазывали и их.
— … а там уже и дорогу строить начнут, — Сургут, щурясь, вглядывался вдаль. Видел что-то? — Дальше уж на опорки и фонари повесят особые, которые худо-бедно туман здешний разгонят. Оно-то всё одно не видно будет дальше, чем на пяток шагов, но и это уже много…
— Это, наверное, дорого? — уточняю я, поскольку ещё с той своей жизни знаю, что никто-то не станет возиться, если возня эта не приносит дохода.
А тут…
Люди вон. Материалы и не самые простые. Вон, столбы у ворот вкапывают основательно, да и они толщиною внушают, явно не на день-два рассчитанные. Прочее тоже не бесплатно.
— Пусть мальчишка поведет! — раздался чей-то нервный голос. — Он же ж видит, куда…
— А и вправду, — Сургут словно спохватывается. — Видишь же?
— Стоять, — Еремей, казавшийся увлечённым спором, мигом о споре забыл, встал рядом. — Никто никуда не пойдёт.
— Да ла-а-адно, — прежним ноющим тоном протянул Сургут. — Да хоть на пару шагов пускай… можешь и ты с ним сходить. А то тут одна трава только.
— Тебе и её на первое время хватит.
— Ой, скучный ты человек, Еремейка…
— Зато ты у нас весёлый.
— Кому-то ж надо…
Я дёрнул Еремея за рукав, привлекая внимание, и когда тот наклонился, сказал на ухо:
— Тут пока никого… такого нет… можно и пройти… если с тобой.
Сам я на свой револьвер не больно-то надеялся, здраво собственные силы оценивая. Медленный я. Слабый.
— Видишь, мальчик и сам хочет…
Хочу.
Потому что… сам не знаю, почему. Манит эта вот седая трава, которая без ветру клонится к земле, а потом распрямляется с едва слышным шелестом. И шелест этот кажется почти голосом. В ней, в траве, то тут, то там мелькает горбатая спина моей Тени. И та тоже рада. Как охотничий пёс, который долго маялся в городской квартире, и вот теперь снова оказался в лесу.
На свободе.
Почти.
— Идём, — решается Еремей, мрачно глядя на Сургута. — Давай десяток. Останавливаемся. И дальше решаем, по ситуации…
— Ой, ладно вам… — Сургут демонстративно потягивается. — Вечно ты всё страхи ищешь, там где их нету.
Еремей подталкивает меня в спину.
— Веревку держи. И Метелька, ты за нами.
Он явно не хочет оставлять Метельку подле Сургута, и мы оба — я и Метелька — лишь одобряем такое решение. Сам Еремей закидывает на плечо моток веревки с полудюжиной деревянных кольев-штырей, нанизанных на веревку, как иглы на нити. Идём. Трава ломается под ногой с сухим на диво неприятным звуком. И острые ости норовят пробить ткань. Но та плотная, на этой стороне ещё более плотная, чем на той. И натиск травы выдерживает.
— Руки держите в карманах. Тут, если поцарапаетесь, кровь мигом тварей привлечёт. А не время ещё…
Еремей заговаривает,
