— Держись, любовь моя, дыши со мной. Глубокий, медленный вздох и попытайся идти на волне с болью.
Ее взгляд был прикован к мужчине, сидящему рядом, ее хватка была настолько крепкой, что на мгновение Викирнофф подумал, что она сломает ему кости, но Наталья следовала его дыханию, глубокие медленные вздохи, вдыхая воздух и выпуская его из своих легких, пытаясь быть выше боли. Тело девушки сотрясала дрожь. Капельки крови, сочащиеся из ее пор, пугали их обоих, но ей удалось пройти сквозь волну боли без потрясений.
— Я не хочу терять свою тигрицу…., — Наталья подняла голову, когда Карпатец положил руку ей на шею и приподнял, пока она полоскала рот, — Оно хочет мою тигрицу, а она борется, я не хочу ее потерять. Она часть меня, такая же, как дыхание, — В ее голосе чувствовалось тревога, в глазах стояла мольба.
— Обращение изменяет органы и ткани, в сущности, ты переродишься как Карпатка. Я все еще вижу полоски. Это твоя природа быть тигрицей, а не часть твоего вида. Я не думаю, что ты потеряешь себя, — Он отвел вспотевшие локоны ее темных волос с лица, — Ты всегда будешь Натальей, а тигрица является частью твоей души. Я чувствую, как она связана со мной. Ты ее не потеряешь, — Он еще раз повторил свое заверение, когда следующая волна боли захлестнула ее резко и быстро, приподняв с пола пещеры и с силой обрушив обратно на землю, так что, казалось, ее кости могут раздробиться.
Взгляд Натальи был прикован к Викирноффу. Он был ее спасением. Пока молодая женщина смотрела на него, видела отчаянную любовь и тревогу на его лице, в его черных глазах, она знала, что может быть сильной. Ни один мужчина никогда не смотрел на нее так, будто его мир рушился из-за ее страданий. Наталья чувствовала, как Викирнофф пытается забрать у нее эту боль, и любила его за это еще больше. Карпатец был настолько сильным и стойким мужчиной, и, несмотря на это, весь его стоицизм рушился перед лицом ее страданий.
Девушка погладила его лицо, ее пальцы разглаживали глубокие линии, в то время как боль уходила.
— Я не боюсь этого, Викирнофф. Я, правда, не боюсь.
Он опять выругался. За все время, что они были вместе, Наталья не слышала, чтобы он так много ругался.
— А я боюсь. Я знал, что будет плохо, но не настолько, — Он прижался к ней своим лбом, размазывая кровь по их бровям, — Это должно скоро закончиться.
— Так и будет, — Она была спокойна, смирившись с накатывающими волнами боли, в состоянии пройти через что угодно, пока, хоть и на короткий миг, но Карпатец был с ней. У него был настолько опустошенный вид, что девушке хотелось его успокоить.
Викирноффу казалось, что он вот-вот лишится рассудка. Время тянулось, и каждая секунда мучительно медленно. Казавшиеся бесконечными страдания его возлюбленной заставили его молиться, хотя он не делал этого много веков. Мужчина еще никогда в своей жизни не чувствовал себя таким беспомощным или бесполезным. Его Наталья, такая смелая, переносит такие мучения ради него. Из-за того, кем он был. Когда, наконец-то, он определил, что уже можно погрузить её в сон, девушка вдруг ему улыбнулась. Улыбнулась.
Викирноффу хотелось завыть. То, как она на него посмотрела, с такой любовью в глазах, лишило его дара речи. Карпатец не мог поверить, что его возлюбленная может видеть его таким, после всего, через что ей пришлось пройти. В ее глазах была любовь; теплота, которая просочилась в холод его костей и вернула его к жизни.
— Знаешь, ты еще такой ребенок, — В голосе молодой женщины слышалась такая усталость. Она была так утомлена и, тем не менее, она не могла удержаться, чтобы не утереть кроваво-красные слезы, стекающие по его щекам.
— Только если это касается тебя. Я собираюсь запереть тебя в башне и держать в безопасности в течение ста лет. По крайней мере, столько времени уйдет на то, чтобы забыть эту ночь.
— Мне с трудом приходится признаться, потому что я практически закончила заклинание на аннулирование связующего ритуала, но я безумно люблю тебя, — В ее голосе чувствовался преднамеренный небольшой вздох, как будто Наталью раздражало то, что она вообще могла в него влюбиться.
Его горящие легкие наконец-то смогли набрать необходимое количество воздуха. Этого небольшого вздоха было достаточно, потому что она все еще была его Натальей, его женщиной-воином, и она не собиралась сдаваться только потому, что лежала на спине.
— Мне не хочется спорить с тобой, ведь очевидно, что ты не можешь отстаивать свою позицию, но слова связующего ритуала не являются заклинанием. Ты не можешь аннулировать наш брак.
Девушка закрыла глаза, но слабая улыбка появилась на ее губах.
— Тогда мне придется потерпеть.
Викирнофф расхохотался, смесь облегчения и веселья, слезы все еще текли из его глаз, он подхватил ее на руки, одновременно раздвигая землю, открывая богатую минералами почву.
— Я положу тебя в постель, откуда ты не сможешь меня мучить. Мне необходимо восстановиться после всего что случилось.
Ее брови взлетели.
— Тебе необходимо время восстановиться?
— У меня чуть не случился сердечный приступ.
Боль опять начала собираться, охватывая ее органы, сжимая их подобно тискам, будто у нее и правда был сердечный приступ.
— Меньше разговоров больше действий.
Викирнофф тут же усыпил ее, посылая сильный приказ, и хотя в нем не было необходимости, он не хотел рисковать. Долгое время мужчина сидел, держа ее на своих коленях, нежно покачивая из стороны в сторону, больше стараясь успокоить себя, чем ее. Карпатец смотрел на прекрасное лицо своей любимой. И когда она успела настолько его поглотить? Он теперь уже не мог представить свою жизнь без Натальи. Ее ресницы были густые и черные, пушистые полумесяцы, однако под глазами были заметны черные круги, которых раньше не было.
Викирнофф никогда не считал себя жестоким человеком. Он жил в мире полном насилия и делал то, что приходилось делать. Охота была частью его мира. Сражения, раны и уничтожение зла были образом его жизни. Это никогда не было личным, никогда эмоциональным. И вот сейчас с Натальей все изменилось. Карпатец не мог вынести ее боли, ни физической и уж точно не эмоциональной.
Он зарылся лицом в её шею. Внутри него жил демон, и это не был монстр, требующий крови. Этот неожиданный демон восстал, требуя возмездия, желающий бить и разрушать только потому, что Наталья страдала от боли. Ему было невыносимо видеть ее такой бледной, в агонии, доблестно пытавшуюся защитить его. Викирноффу не нравилось, что он раскрывал в себе человека, способного на насилие, но это было так, глубоко внутри, и он не будет от этого прятаться. Наталья видела его с демоном и всем остальным, и она не отвернулась от него. Только за это, он любил ее.
