— Ну, ладно, — сказала я резонно, — тебе надо сосредоточиться на работе.
— Дело не только в этом. Здесь так хорошо. Я погощу несколько дней у старых друзей. Пока не придут деньги, а это случится лишь через несколько месяцев, я все равно буду жить в основном в Калифорнии. Потом я приеду домой.
У меня резко упало настроение. Ну вот, начинается.
— Почему? Ты ведь можешь полететь домой вместе с нами. У тебя же есть билет на наш рейс.
— Перед тобой и Филипом долгий путь. Вам надо продумать детали развода, поддержать детей, найти новые квартиры. К тому же тебе нужно снова начать работать, что не менее важно. Для всего этого требуется свобода.
— Ты еще сомневаешься насчет нас с Филипом?
— Если не считать того, что ты все еще зовешь его милым, — нет. Но дело не в нем, а в тебе. Пока ты не пришла в себя, пока у тебя переходный период, ты отодвигаешься от меня. Ты хоть представляешь, насколько холодна ты была в Нью-Йорке?
— Не холодна я была! Мне было больно.
— То есть ты хочешь сказать, что готова начать все всерьез? Прямо сейчас?
— Я… ну, наверное.
— Вот видишь? Ты сейчас все и сказала. Ты не можешь сказать это уверенно, потому что ты не уверена. Я знаю, что я тебе дорог. Что у нас близкие отношения. И у меня есть дело, которое нужно закончить. Прямо сейчас. Отдаться ему целиком. И хотя тебе не нравится это слышать, ты на самом деле все еще не знаешь, чего ты хочешь.
— Да перестань ты об этом думать! Подумай о последних днях. Нам было хорошо вдвоем. Очень, очень хорошо.
— Я пытаюсь поступить правильно. — У него был слишком серьезный вид. — Ты не готова убежать со мной от всего мира. А я не хочу, чтобы все это кончилось катастрофой.
Разговор наш ходил по кругу. Я устала. Правильные поступки, независимость — слишком много он придавал этому значения. Я терзалась много месяцев подряд, и теперь хотела только одного: заполучить этого мужчину и не отпускать его. Наконец, я откинулась на спину и уставилась в потолок, гадая, каково это будет — несколько месяцев без Питера. Кажется, этот спор я проигрывала.
— И часто ты бываешь таким рассудительным?
— Только если это важно для меня, — сказал он.
— Но Дилан…
— Я не буду терять Дилана из виду. Ты разбирайся с мужем и решай, чего ты хочешь. Здесь нам было здорово. И, может быть, через несколько месяцев, когда ты со всем определишься, все снова будет здорово. Но пока я уеду.
Дети ждали, пока Питер приготовит их любимый завтрак — свои знаменитые черничные блины; вели они себя необычно хорошо: тихо и спокойно. Атмосфера в комнате была странная. Все игры на столе были аккуратно сложены и убраны: детский «Эрудит», реверси, лото. Фломастеры и бумага для рисования были сложены в отдельные пластиковые пакеты, которые лежали рядом с рюкзаками. Я проверила сумку с вещами для Майкла — все было на месте: подгузники, салфетки, несколько толстых книжек с картинками, чашка с крышкой и сменная одежда. На веранде за дверью лежали три огромных, набитых до отказа саквояжа от Л. Л. Бин. И пошла по коридору обратно к кухне; Питер встретил меня на полпути и протянул стакан апельсинового сока.
— Твои лыжи на крыше машины, — сказал он. Лицо непроницаемое, ни капли эмоций.
Дети чуть с ума не сошли от восторга, когда Питер, подбрасывая блины над сковородкой, пропустил парочку, и они плюхнулись на пол. Я знала, что он сделал это нарочно. Я обошла его и положила себе хлопьев. Он не улыбнулся мне, не прикоснулся ко мне, не тронул пальцем мою ладонь, протягивая кофе. Он просто продолжал развлекать детей, будто между нами ничего не было.
Мы расселись вокруг стола — я, Дети, Питер и Иветта. Посреди завтрака Питер вдруг громко хлопнул в ладоши.
— Так, ребята, у меня объявление.
Дети удивленно посмотрели на него. Иветта, вопреки своим правилам, тоже привязавшаяся к нему, внимательно прислушалась.
— У меня накопилась кое-какая работа. Помните программу, которую я вам показывал? — Дети кивнули. — Ну, так вот, те люди, которые заплатили мне за это, хотят, чтобы я еще немного поработал, чтобы помочь детям в школе. — У Дилана в глазах появились слезы. Он все понял раньше, чем младшие.
Питер заметил это, но не стал останавливаться. Это было на него не похоже.
— Так что теперь мне придется много времени проводить в Калифорнии.
Грейси начала понимать.
— Долго? Целый день?
— Ну, немного подольше, но я обещаю тебе, что обязательно позвоню, как только все выясню.
Иветта шумно вздохнула и поднесла руку ко рту. У Дилана из глаз потекли слезы.
— Почему Дилан плачет? — спросила Грейси.
У Питера в глазах тоже появились слезы. Все, с меня хватит. Я встала и пошла на кухню. Наклонившись над раковиной и упершись в нее руками, я закрыла глаза. Меня охватила невыразимая усталость.
Возвращаясь в коридор, я вспомнила эпизод, случившийся прошлой ночью у меня в спальне. Я лежала на полу перед камином, выгнув спину и прикрыв глаза подушкой, немного стесняясь того, насколько сильное удовольствие я получаю. Приоткрыв на мгновение глаза, я посмотрела, как прямо надо мной поднимается и опускается его грудь, и запомнила, как плавно движется его тело. Если бы я продолжала прокручивать это воспоминание, то врезалась бы в стену.
Печальная сцена за завтраком не изменилась: Майкл ничего не понимал, Иветта смахивала со стола крошки, Грейси расчесывала пухлыми пальчиками волосы Барби, пытаясь их распутать. Я заметила, что у нее дергается верхняя губа, как всегда перед тем, когда она собирается заплакать. Вдруг Питер взял Дилана на руки, чего раньше никогда не делал, — все-таки Дилан был уже не маленький, сел на диван, посадил его к себе на колени и крепко обнял. Дилан свернулся калачиком и зарыдал. Питер стал его укачивать.
— Ну, ну, дружок. Это же не навсегда, просто на некоторое время. Помнишь, как мы строили контрольную башню аэропорта? На это четыре дня ушло, я и не думал, что у тебя хватит терпения. Черт, у меня у самого не хватило. Но ты мне сказал, что терпение — это главное. Помнишь? Главное — терпение. А эта башня была…
Дилан заплакал еще сильнее. Ему наплевать было на башни из «Лего». У него сердце разрывалось.
— Ты не можешь вот так нас бросить! Это неправильно. Это нечестно!
— Дилан, послушай, я вас не бросаю.
— Бросаешь! — И, сквозь всхлипывание и тяжелое дыхание: — Сначала папа, потом ты… Все одно и то же!
— Дилан, хватит! — Питер тронул Дилана за щеку и повернул к себе, придерживая его за голову, как младенца. — Хватит. Папа тут ни при чем. Папа тебя не бросает. Он тебя очень сильно любит. И я тебя тоже очень люблю.
