— Не пустили?
— А я не знаю. Может, он и не приносил.
— Ну, и как впечатления от Лефортова?
— В основном в камере нас было по двое. Первый год, где бы я ни сидел, ко мне подсаживали с заданиями… Я с армянином одним очень долго просидел. Там, оказывается, в Карабахе очень сильная война была.
— Не обижали тебя сокамерники?
— Это типа даже такой термин есть «кошмарить»? Пытались. Но они же не знали, что я занимался контртерроризмом…
— А вот с этого момента поподробней. Структура, звание, оперативный псевдоним…
— Нет, — напряженно хихикнул Грабовой. — Это когда работали по безопасности самолетов, сопровождали в Кабул рейсы, чтобы их не сбивали. И в Узбекистане помогали находить террористов. Они нас даже пытались убить. Представляешь, мы каждый час меняли квартиры, разные машины, смены маршрутов, был даже такой момент, мне один чуть вилку в бок не воткнул.
— Спасли тебя? — посочувствовал я.
— Я же подготовку проходил специальную. Справился с ним. Говорю ему: «Что ты творишь?» И куча других случаев была. — Григорий перевел дыхание. — Короче, тюрьма — это детский сад по сравнению с узбекскими террористами. Кстати, бить меня нельзя, у меня в партии семьдесят тысяч казаков, они могут отомстить.
— Где ты их столько наловил?
— Они поддерживают нашу программу. Я когда в Бутырке сидел, мне сказали, что казаки хотят окружить тюрьму и освободить меня. Я сказал: не надо этого делать. Может быть, меня по этой причине и перевели в Лефортово. Но скорее всего за то, я так думаю, что у меня на Бутырке был телефон и я связывался с МЧС по диагностике АЭС. Могли еще из-за этого. Я же просил в суде, чтобы мне предоставили компьютер для работы.
— Не дали?
— Представляешь, нет! Не дали! Но потом прокурора, который ограничивал меня в доступе к диагностике АЭС, обвинили по 205-й статье.
— Что за статья?
— Препятствование к получению информации. А журналистку, которая меня обличала, обвинили в содействии терроризму, и она убежала за рубеж! — Грабовой возбужденно мотал головой.
Мне показалось, что сегодняшний вечер, растянувшийся до трех ночи, на этом месте пора закрывать. Сокамерник или был уже не в себе, или исполнял невменяемость, хотя последнее я сумел бы прочитать по глазам, моторике и манере речи, которая довольно естественно раздражала сумбурностью, невнятностью, отсутствием логики в построении предложений. Речь его была похожа на монотонное мычание с проглатыванием слов и паразитными наслоениями. Грабовой был лишен какой-либо харизмы, убедительности, ораторских задатков, идейного запаса. Но с выводами я решил не спешить, разбираться в разрекламированном кудеснике надо на свежую голову. Пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по шконкам.
Умывшись и помолившись, я залез под одеяло. К моему удивлению, Григорий завалился на шконку, не раздеваясь, натянув на глаза капюшон, просунув сквозь планки торца кровати ноги, запечатанные в дырявые носки. Накануне у нас закончились пластины к фумигатору, поэтому прежде, чем заснуть, пришлось с полчаса отгонять комаров вручную.
На следующий день я проснулся поздно, около десяти, перед самой проверкой. Андрей и Костя разъехались по судам. Грабовой бессмысленно бродил по хате.
— Доброе утро, Григорий, — я уселся на шконку, с грустью сознавая, что утреннюю зарядку безнадежно проспал.
— Ээээ, — протянулось в ответ. — Просто я сейчас молюсь.
— В смысле? — Мне показалось, что я чего-то недорасслышал.
— Я читаю Лавсаик, и мне нельзя отвлекаться на посторонние вопросы.
— А если ты все-таки отвлечешься?
— Тогда придется начинать все заново.
— И долго ты собрался читать?
— Дня три.
— То есть ты хочешь сказать, чтоб три дня тебя не беспокоили.
— Тогда придется начинать все заново, — не моргнув глазом, разъяснил Грабовой. Подобная наивность, граничащая с хамством, показалась забавной. Однако форсировать события посчитал не разумным. Для начала надо проверить, насколько хватит волшебнику обета молчания. Обет он нарушил минут через двадцать, когда нас завели в прогулочный дворик. Григорий неожиданно включился сам, принявшись жаловаться на беспредел судебной системы.
— Что теперь с молитвой будешь делать? — пожалел я даром пропавшее молитвенное бдение кудесника.
— Заново начну, — явно наигранно вздохнул Грабовой.
— Кто же тебя угрел, Гриша? — Я постарался опередить начало нового молитвенного транса.
— Ты имеешь ввиду, кто посадил? — интеллигентно уточнил Григорий.
— Именно.
— У меня зарегистрированы разделы учения в ЮНЕСКО, и последний раздел посвящен политике. Честно говоря, я не хотел с этим связываться. Я все время занимался АЭС. Представляешь, без моего ведома год собирали подписи за выдвижение меня в президенты.
— Как это?
— Ну, значит, пришли с Питера люди и сказали, что народ вас выдвигает в президенты. Я говорю, это же криминал, тюрьма. Но поскольку я получил российское гражданство только в двухтысячном году, мне по закону не хватало двух лет до выдвижения, поэтому я решил, что массовых арестов не будет. Я сказал, что не хочу, понял, что это тюрьма, а мне эти люди говорят: «Как это? Вы распространяете такое учение, такие удивительные результаты, и отказываетесь идти в политику. Значит, вы лицемерите». Пришлось идти, хотя я с самого начала знал, что посадят.
— А как ты хотел? Политика требует жертв.
— Настоящая политическая деятельность — это как сенатор от Обамы. Комфорт, безопасность и трехразовое питание. Политика должна быть безопасной, у нас это еще в программе написано.
— В программе вашей секты?
— Нет, — спокойно поправил меня Грабовой. — Партии. Правда ее не зарегистрировали, и она называется хартия «Другг».
— Имени себя бывают только секты, а не политические партии.
— «Другг» расшифровывается не как «Григорий Грабовой», а как «Друг государства».
— Ты это когда придумал? — рассмеялся я, не в силах более сдерживаться. — Хотя, Григорий, если серьезно, тюрьма тебе только в плюс. Общенародная популярность, бесплатная реклама, сумасшедшие рейтинги. А «Грабовой» — это уже бренд. Теперь хочешь — в президенты избирайся, хочешь — водку разливай. Прикинь, по запотевшему хрусталю надпись золотом «заряжено Грабовым». Можно рассмотреть и бюджетные варианты. Линейка фармацевтики от Грабового. Тут тебе и от ожирения, и от облысения, и от импотенции. Опять-таки от наркомании и алкоголизма. Здорово! В ларьке водка, в аптеке снадобье. Как сказал Парацельс, лечи подобное подобным.
— У нас нет понятия «рейтинг», — возразил Грабовой. — Наш президент говорит: это преемник и это преемник. Вот и все рейтинги. И я не считаю, что моя фамилия — это бренд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
