Взяв с собой всего-навсего двух автоматчиков, мы отправились на передовую. По пути я осторожно спросил:
— У вас, товарищ полковник, это плановый выход на передовую или случайный?
— Гм-м! Я там почти каждый вечер бываю, — быстрой скороговоркой ответил он.
— А что же в таком случае делают ваши командиры полков?
Не ожидая такого вопроса, он запнулся, вероятно, ища ответа, и почему-то сердито ответил:
— А что командиры полков? У них свои заботы, а у меня свои! Вот я сам когда посмотрю, какие порядки на передовой, какая дисциплина, обстановка, как с обеспечением, какая поддержка, как связь — вот тогда пусть попробует кто-нибудь втереть мне очки. Страшно не люблю, когда меня обманывают!
— А что, разве у вас уже были такие случаи? — живо поинтересовался я.
— Да нет, случаев не было. Но я не хочу, чтобы они были, — примирительно ответил полковник.
— Вообще-то, все это верно, — согласился я, — но не считаете ли вы такие методы руководства дивизией неоправданным риском? Ведь вы же командир соединения. Оставить дивизию без командира из-за какой-то шальной пули или наобум выпущенного снаряда?..
— А я не балерина! — резко оборвал меня комдив. — Я пришел на фронт не задом вилять, а воевать!
После столь резкой полемики мы некоторое время шли молча.
В землянке на передовой
Ночь была теплая и какая-то влажная, душная. Ветра не было. Низко висевшие тучи грозились дождем. Молодая трава уже путалась под ногами, но еще не шелестела, как летом. Хвойный аромат в лесу смешивался с болотной прелью близлежащего озера. Идти было тяжело, мы приближались к передовой. Требовались исключительная осторожность и внимательность, так как линии обороны воюющих сторон находились здесь очень близко, более того — в одном лесу! И эхо разносило малейший шорох или звук равно в обе стороны. А нас шло четверо, и лес был старый, и двигались мы в темноте, почти ощупью...
Была глубокая ночь, на передовой стояла мертвая тишина. Но эта тишина была обманчивой и затаенной, чреватой угрозой. Никто не спал. Обе стороны молчали, но стрельба могла возникнуть в любую минуту, к тому же в такую пору чаще всего действовала разведка. По всему по этому шли мы полусогнувшись, вслушиваясь в окружающие шорохи, напряженные, готовые в любой момент обнять землю, кажется, еще в миг зарождения самого выстрела. Шли молча, редкой цепью, угадывая во тьме силуэты друг друга. Мы поднимались на небольшой холмик, когда один из идущих впереди споткнулся и, покатившись, упал куда-то вниз.
— Тьфу, будь ты проклято! — громким шепотом выругался полковник где-то внизу. — Сколько раз здесь хожу и почти каждый раз падаю в эту проклятую яму.
Поняв, что впереди яма, я стал осторожно спускаться, ухватившись за впереди идущего автоматчика.
— Ну, теперь уже близко, — опять услышал голос полковника.
На дне ямы под ногами постукивали камни, шуршала щебенка и пересыпался песок. Похоже, мы теперь двигались по дну каменистого карьера. Прошли еще немного карьером и оказались в довольно просторной землянке, стены ее были выложены из камня, потолок бревенчатый и, видимо, не в один накат. Горело несколько коптилок. Землянка была набита людьми, сидели, лежали на песчаном полу, и все, как один, курили. Воздух был спертым и тяжелым. Полковник, войдя в землянку, покрутил носом, сказал сокрушенно:
— Опять курите в землянке. Зимой говорили, на улице холодно, а теперь почему? Курите — где едите и отдыхаете!
Солдаты повскакивали, приняв положение смирно, некоторые прятали курево в рукава, другие мяли и незаметно бросали под ноги. Старший лейтенант, сидевший в переднем углу, скомандовал:
— Смирно! — Браво выскочил к командиру и доложил: — Товарищ полковник, на вверенном мне участке обороны никаких происшествий не случилось!
— Ну, а как ведет себя огневая точка противника? — спросил полковник.
— После того как ее накрыла наша артиллерия, — доложил старший лейтенант, — с неделю молчала, а сейчас снова ожила.
— Ну вот, а докладываешь, что никаких происшествий не случилось! Значит, новое появление огневой точки противника — это для тебя не происшествие?
— Виноват, товарищ полковник!
— А как связь с правым и левым соседями?
— Нормальная, — ответил старший лейтенант.
Заметив, что солдаты все еще стоят, полковник махнул рукой вниз:
— Да вы садитесь, чего стоите? — Указал на меня, отрекомендовал: — Инспектор. Из нашего корпуса.
Я поздоровался со старшим лейтенантом и солдатами.
Закончив разговор со старшим лейтенантом, полковник подошел к солдатам, запросто сел между ними, и у них пошел оживленный разговор, сдобренный острыми шутками и прибаутками комдива, от которых солдаты хором покатывались со смеху.
Я тем временем завел беседу со старшим лейтенантом. Прежде всего поинтересовался, есть ли в его роте партийная организация.
— Есть, — ответил старший лейтенант.
— А кто парторг роты?
— Парторгом у нас комвзвода лейтенант Кирилов. — И поспешно добавил: — Он только что ушел на огневые точки.
Мне очень хотелось посмотреть и послушать парторга непосредственно на огневых позициях, посмотреть его работу с людьми в действии, так сказать, у станка.
Взяв связного, я объяснил полковнику, что должен поговорить с парторгом, а он сейчас на огневых позициях, и попросил комдива подождать моего возвращения. Он смерил меня подозрительным взглядом и скороговоркой, как бы между прочим, проронил:
— Ну-ну, давай, давай, майор!
Парторг Кирилов
Парторга я нашел в дзоте, он говорил с сержантом:
— Вот это тебе вторая рекомендация, ее Кирилов дал. Но надо еще одну. А вот где ее взять?
— Здравствуйте, товарищи! — войдя в дзот, произнес я.
— Здравия желаем, товарищ майор! — ответило из полутьмы несколько голосов.
— Инспектор политотдела корпуса, — отрекомендовался я, предъявив служебное удостоверение.
Подал всем руку и попросил парторга продолжать, а сам присел на ящик сбоку.
— Устав читаете? — спросил бойцов парторг.
— Да как же мы будем читать, товарищ лейтенант, если только начнем читать, а у нас тут же приходят и забирают его, говорят: «Нам самим нужно изучать».
Парторг растерянно стал что-то искать в полевой сумке, в карманах, даже вокруг себя и, ничего не найдя, пообещал:
— Ну хорошо, я принесу вам устав.
Перед боем боец передает замполиту заявление о вступлении в партию
Принятие присяги
Видя неудовлетворенные лица солдат, я открыл планшет, достал экземпляр «Устава ВКП(б)» и вручил его сержанту.
— Вот спасибо, товарищ майор! — заговорили солдаты. — Давно просим: «Дайте нам устав!» — а нам все только обещают.
— Да вы знаете, товарищ майор, — пожаловался парторг, — я уже не раз обращался и к секретарю партбюро полка, и к инспектору политотдела, так они дадут один-два экземпляра — и все, а у меня девятнадцать коммунистов в семи-восьми местах, и каждая группа просит отдать ей устав «навечно». Да еще раненые уносят, будто в госпитале не смогут попросить. — И, прервав разговор со мной, спросил: — Патроны, гранаты в запасе есть?
— А вот! — указал на две цинки патронов и пол-ящика гранат сержант.
— Ну, а как машина? — лейтенант откинул плащ-палатку, закрывавшую пулемет. И тут же, взявшись за рукоятки, нажал на гашетку. Дав две короткие очереди в темноту, одобрительно произнес: — Хорошо работает!
В ответ немедленно затрещали в нескольких местах немцы.
— Разбудили! — усмехнулся лейтенант.
Переждав стрельбу, мы с парторгом вернулись на КП роты.
— Ну, майор! Тебя ожидать, можно бочку пива выпить, — встретил меня полковник.
— Так мы же там воевали, а вы тут в тылу отсиживались, — пошутил я.
— А убитых немцев на другое место перетянули? А то ведь завоняют, — отшутился полковник.
— Товарищ полковник! Разрешите обратиться!
— Что у тебя, парторг? — обернулся полковник.
— Дайте рекомендацию для вступления в партию сержанту Чинарову, а то ему пора вступать, а у нас только двое могут давать, я и Кирилов.
— Подожди, это какой Чинаров?.. — комдив насупил лоб, припоминая. — Это первый номер станкового пулемета?!
— Так точно! — подтвердил парторг.
— Давай бумагу! — подходя к столу, произнес полковник. — Лучшего пулеметчика во всей дивизии не сыщешь — молодец!
Старая крепость
Осмотр комдивом передовой продолжался, и к утру мы вышли на самый конец левого фланга обороны.
Прибыв на КП и приняв рапорт от командира, полковник сел за маленький столик и, вглядываясь в лицо командира роты, спросил:
