В 1955 – 1956 годах всех иностранных поданных из лагерей отправили на родину – уехали американцы, англичане, французы, японцы, корейцы, испанцы... Но с гражданами новых соцстран произошла почему-то задержка, их, правда, тоже отпускали, но что-то очень уж неохотно, в лагерях еще сидели поляки, венгры, чехи, румыны. Все же Щербачев стал писать в Москву письма с просьбой отпустить его в родную Прагу, к живой еще, как он узнал, своей дорогой матушке... Вскоре Щербачеву пришло разрешение, и он поехал в Москву. В КГБ ему оформили все необходимые документы на выезд, выдали загранпаспорт, какие-то деньги, вернули отобранные еще в Рыбинске дорогие вещи, отвезли в аэропорт и посадили в самолет. Щербачев вздохнул с облегчением, позади кошмар Речлага, впереди Прага и встреча со старой матушкой... Сейчас самолет взлетит, остались минуты. Неожиданно в самолете появились двое в штатском, подошли к Щербачеву и вежливо попросили выйти из самолета с вещами (!). В здании аэропорта ему вручили советские документы, попросили прочесть и расписаться, что он ознакомлен с постановлением министра МВД, в котором сообщают, что ему, Щербачеву, в визе на выезд в Прагу отказано и он обязан сдать полученные документы и деньги и немедленно выехать обратно в Воркуту на постоянное место жительства. В Воркуте Щербачев тяжело заболел, после всех потрясений он получил инсульт, долго провалялся в больнице и вот теперь ходит по Воркуте с палкой, голова его непрерывно трясется... С грустью я распрощался с ним, и уже в Москве узнал, что после нашей последней встречи Александр Дмитриевич – этот осколок разбитого вдребезги прошлого – прожил совсем недолго...
В купе вагона вместе со мной ехал известный киноактер Боголюбов, исполнявший роль Кирова в фильме «Великий гражданин», мы весело болтали и пили коньячок с лимончиком, до которого Боголюбов был большой охотник и ценитель...
В Москву я приехал 16 апреля 1957 года. На перроне Ярославского вокзала меня с сияющими лицами встречали Мира, Света Тухачевская, Вета Гамарник, Юра Шеплетто... Мы всей гурьбой на такси поехали на Ленинградский проспект, в наше новое жилище – большую, светлую, чистую и абсолютно пустую квартиру с высокими потолками и большими окнами. Шустрый Юрочка раздобыл где-то простые стаканы, и мы, усевшись кто на что сумел, распили пару бутылок шампанского, закусывая яблоками. Так мы начали нашу новую жизнь в столице нашей Родины Москве.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ...
Прошло девять лет. Мы все, старые воркутинские лагерники, живы и здоровы. Каждый год 14 февраля и 21 декабря мы собираемся у нас дома и празднуем Мирин и мой дни рождения. Я, как и полагается хозяину дома, сижу во главе стола и смотрю на моих друзей с уважением и любовью... Все они заметно постарели, поседели головы, появились морщинки вокруг глаз, но все веселы, бодры и остроумны. По другую сторону стола сидит моя хозяйка, моя Мирочка, теперь уже Уборевич-Боровская, она очень мало изменилась, ее огромные глаза сияют спокойным светом...
Я вижу родные лица. Света Тухачевская, Вета Гамарник, Соня Радек, Света Бухарина, Петя Якир, Юра Шеплетто, Фима Раскин, Женя Эминов, Майя Уралова с мужем Игорем. Почти все они дети знаменитых родителей, за них прошли тюрьмы, лагеря, ссылки...
Рядом со мной сидит наш самый молодой друг Юрочка, но и он уже немолод, у него лысина и седые виски. Я смотрю, на него и вспоминаю душный барак, засыпанный до крыши снегом, и молодого, ну совсем молодого зыка Юрочку с личным номером на рукаве. Мы сидим с ним около теплой печки и болтаем о пустяках. Я спрашиваю Юру, что он думает о политике и кто он по убеждению, и слышу его спокойный ответ:
– Я фашист, Олег Борисович, всех коммунистов – в печку.
Я вздыхаю, нехорошо живых людей в печку, но Юра совсем еще мальчик, Бог с ним... Прошли годы, умер наконец Сталин, все стало меняться на наших глазах, зашаталась лагерная система...
– Юра, а что вы сейчас думаете о политике?
– Я монархист, Олег Борисович, только Николай III спасет Россию...
Назад к Романовым? Нет, наверно, это не тот путь, Романовы изжили себя, хватит того, что они довели страну до революции...
И сегодня, за праздничным столом, я спрашиваю уже старого Юру:
– Как у вас с политикой, Юра?
– Все в порядке, Олег Борисович, я сейчас секретарь партийной организации, триста коммунистов у меня под крылом.
Мой Фима чуть не подавился, когда услышал этот ответ. Жизнь очень сложная штука, как подумаешь, особенно политика...
Прошло еще десять лет... Такси мчит меня по улице Горького по направлению к Кремлю, а я вижу засыпанный снегом до самой крыши наш 11-й барак в лагере шахты «Капитальная» и слышу спокойный, низкий голос моего соседа по койке и товарища по судьбе, дорогого Сергея Михайловича Шибаева. Он рассказывает мне древнюю восточную легенду...
Давно это было... Жил и правил большой страной могущественный шах, правой рукой у него был великий визирь, обладавший неограниченной властью, несметным богатством и прекрасным гаремом... Однажды, гуляя с великим визирем в роскошном саду, шах протянул руку за апельсином на дереве, но не дотянулся до плода. И ему вдруг пришла в голову странная идея:
– Послушай, визирь, – сказал шах, – я встану на четвереньки, а ты заберешься на меня и сорвешь мне этот плод.
И воскликнул потрясенный великий визирь в ответ:
– О великий и мудрый шах! Не делай этого, прошу тебя, лучше ты встань на меня!
– Нет, – твердо ответил мудрейший из мудрейших, – я так хочу и так будет – лезь!..
Нечего делать, влез великий визирь на шаха и сорвал для него сладкий плод... Вечером, когда великий визирь пришел к своей любимой жене, он сказал ей:
– Со мной скоро произойдет большое несчастье, будь готова ко всему, собери все свои драгоценности, которые я тебе дарил, спрячь их и ничему не удивляйся.
И случилось так, что той же ночью душу мудрого шаха взял великий Аллах, а на трон взошел его старший сын, который люто ненавидел великого визиря и тотчас же приказал лишить его всего, заковать в цепи и посадить в глубокую яму на окраине столицы. Все было тотчас же исполнено, как приказал молодой шах – мудрейший из мудрейших. Сидит бывший великий визирь в глубокой яме год, второй, пятый, видя только кусочек неба над головой да черного стража с мечом...
В одно хмурое утро бывший великий визирь, обросший, грязный и несчастный, совершив утренний намаз, обратился к стражу со словами:
– Послушай, сегодня день нашей свадьбы с моей любимой женой, тридцать лет как она верна мне и ждет меня, прошу тебя, пойди к ней и скажи, чтобы она приготовила для меня мой любимый плов, она щедро вознаградит тебя за труд.
Исполнил страж просьбу старика и принес ему блюдо с дымящимся пловом. Поставив блюдо с пловом на землю, старик стал совершать вечерний намаз... Случилось так, что в это время мимо ямы с визирем бежал шелудивый бездомный пес, его нос учуял божественный аромат плова, бросился пес к яме, да куда там... стены глубоки и отвесны, не достать лакомства. Тявкнул пес с досады, потом поднял заднюю лапу и написал в яму, попав точно в блюдо с дымящимся пловом... Обернулся несчастный старик, увидел эту картину, закрыл в отчаянии лицо руками, потом вдруг вскочил и, обращаясь к стражу, воскликнул:
– Беги скорей к моей верной жене и скажи, что я скоро вернусь домой и чтобы она достала свои драгоценности, украсила ими себя и ждала меня...
И страж исполнил все, что просил бывший великий визирь... И случилось так, что этой же ночью могущественного и мудрейшего из мудрых шаха зарезал его младший брат и занял освободившийся трон. Новый шах души не чаял в бывшем великом визире, приказал немедленно привести его во дворец, вернуть ему все чины и звания, все дворцы и гарем и вновь назначил великим визирем.
Лежит великий визирь в своем роскошном дворце, рядом с любимой и верной женой и слышит ее неторопливую речь:
– О, мудрый муж мой! Я понимаю, все бывает в жизни, может быть горе и радость, взлеты и падения, но никому на земле не дано знать, что случится в будущем с каждым из нас. Однако ты все предвидел: и когда тебя посадят в яму, и когда ты выйдешь из нее. Как ты знал это, объясни мне?
И слышит верная жена неторопливый, спокойный голос великого визиря:
– Помнишь, когда я залез на шаха, я понял, что выше мне не быть, и я должен упасть. А когда в мою единственную радость – твой плов написал паршивый пес, я понял, что ниже некуда, и я должен подняться – таков закон жизни, – заключил великий визирь и глубоко задумался...
Примечания
1
Каждому – свое (нем.)
