К этому времени Смоленск уже был отрезан немцами от лагеря, и что стало с военнопленными поляками и оставшейся в лагере охраной, я не знаю».
Опрошенный инженер Смоленского отделения движения Западной железной дороги тов. Иванов С.В. подтвердил, что в июле 1941 года к нему обращались (он не помнит кто) с просьбой предоставить вагоны для вывоза военнопленных поляков, но в силу сложившейся на участке обстановки он этого сделать не имел возможности.
Присутствие в указанных выше районах польских военнопленных подтверждено многочисленными показаниями свидетелей, наблюдавших военнопленных поляков на протяжении 1940–1941 гг. как до оккупации Смоленска немцами, так и в первые месяцы после оккупации, до сентября месяца 1941 г[ода] включительно.
После этого срока никто военнопленных поляков в этом районе не видел.
Так, например, дежурный на станции Гнездово Савватеев И.В. на допросе октября 1943 года показал: «Мне известно, что польские военнопленные, следовавшие в 1940 году через станцию Гнездово, использовались на дорожных работах в нашем районе. Я лично несколько раз в 1940 и 1941 гг. видел, как работали на шоссе польские военнопленные…
После прихода немцев в Смоленский район я встречал группы польских военнопленных в августе-сентябре 1941 года, под конвоем направлявшиеся к лесу Козьи Горы» .
Священник Городецкий В.П. на допросе 30 ноября 1943 г[ода] показал: «Я лично видел осенью 1941 года, как немцы гнали по шоссе группы военнопленных поляков, их сопровождал усиленный конвой» .
Свидетельница Базекина А.Т., бухгалтер отделения Госбанка в Смоленске, на допросе 21 ноября 1943 года показала: «Вскоре после занятия Смоленска немцами я видела польских солдат и офицеров, которые работали по очистке и ремонту дорог, они были одеты в польскую форму, и их охраняли немецкие солдаты. Я их видела партиями человек по 30. Это относится к периоду осени 1941 года, и потом я их не встречала» .
Учительница школы в поселке Катынь Ветрова Е.Н. на допросе 29 ноября 1943 года показала: «Осенью 1941 года, когда нас принудительно немцы выгнали для работы на шоссе Смоленск – Витебск, мне приходилось видеть, как на грузовых машинах провозили военнопленных поляков. Их форма совпадала с формой виденных мною расстрелянных поляков в Козьих Горах…»
Аналогичные показания о том, что военнопленные поляки находились в районе Смоленска не только перед оккупацией Смоленска немцами, но и в первые месяцы после оккупации, дали свидетели: быв[ший] начальник станции Гнездово Иванов С.В., житель гор[ода] Смоленска Бычков И.И., священник Оглоблин А.П., жительница гор [ода] Смоленска Ляпунова С.В., проживавшие на хуторе в районе Козьих Гор Киселева А. А. и Киселева М.К. и многие другие.
Таким образом, из приведенных выше показаний и документов устанавливается:
1. Что район Козьих Гор и прилегающих к нему Катынского леса и Красного Бора до захвата немцами Смоленской области не являлся запретной зоной, а стал таковой только вскоре после прихода в этот район немцев.
2. Что военнопленные поляки, прибывшие весной 1940 года в районы Смоленска, находились в этих районах на дорожно-строительных работах в 1940–1941 гг., вплоть до начала военных действий с Германией.
3. Что военнопленных поляков видели также в первые месяцы после захвата немцами гор[ода] Смоленска, в августе – сентябре 1941 года.
4. Что после этого срока военнопленных поляков больше никто не видел.
IV. Как осенью 1941 г [ода] в районе Козьих Гор немцы расстреляли военнопленных поляков. Что же произошло с военнопленными поляками, находившимися осенью 1941 г[ода] в районах западнее Смоленска?
Ясный ответ на этот вопрос о трагической судьбе военнопленных поляков дают ниже помещенные документы и показания свидетелей, полученные Комиссией по расследованию зверств немецких оккупантов.
Как было сказано выше, в Козьих Горах разместилось какое-то немецкое учреждение, деятельность которого тщательно немцами конспирировалась.
В средних числах августа 1941 года по требованию немцев староста деревни Борок, расположенной от Козьих Гор в четырех километрах, Солдатенков Д.И. направил в распоряжение указанного немецкого учреждения для работы на кухне трех жительниц дер[евни] Борок: Алексееву А.М., 1916 года рождения, Михайлову О.А., 1924 года рождения, и Конаховскую З.П., 1925 года рождения.
По прибытии в Козьи Горы им через переводчика был поставлен ряд ограничений: было запрещено вовсе удаляться от дачи и ходить в лес, заходить без вызова и без сопровождения немецких солдат в комнаты дачи, оставаться в расположении дачи в ночное время. Приходить и уходить на работу разрешалось по строго определенному пути и только в сопровождении солдат.
Это предупреждение было сделано Алексеевой, Михайловой и Конаховской через переводчика непосредственно самим начальником немецкого учреждения обер-лейтенантом Арнесом, который для этой цели поодиночке вызывал их к себе.
По вопросу о личном составе немецкого учреждения Алексеева А.М. показала: «На даче в Козьих Горах постоянно находилось около 30 немцев, старшим у них был обер-лейтенант Арнес, его адъютантом являлся обер-лейтенант Рекст. Там находились также лейтенант Хотт, вахмистр Люмерт, унтер-офицер по хозяйственным делам Розе, его помощник Изике, обер-фельдфебель Греневский, ведавший электростанцией, фотограф обер-ефрейтор, фамилию которого я не помню, переводчик из немцев Поволжья, имя его, кажется, Иоганн, но мы его называли Иваном, повар немец Густав и ряд других, фамилии и имена которых мне не известны» .
Вскоре после своего поступления на работу Алексеева, Михайлова и Конаховская стали замечать, что на даче совершаются какие-то темные дела.
Алексеева А.М. на допросе 23 декабря 1943 года показала: «…переводчик Иоганн от имени Арнеса нас несколько раз предупреждал о том, что мы должны «держать язык за зубами» и не болтать о том, что видим и слышим на даче.
Кроме того, я по целому ряду моментов догадывалась, что на этой даче немцы творят какие-то темные дела…
В конце августа и большую часть сентября месяца 1941 года на дачу в Козьи Горы почти ежедневно приезжало несколько крытых грузовых машин.
Сначала я не обратила на это внимания, но потом заметила, что всякий раз, когда на территорию дачи заезжали эти машины, они предварительно на полчаса, а то и на целый час останавливались где-то на проселочной дороге, ведущей от шоссе к даче.
Я сделала такой вывод потому, что шум машин через некоторое время после заезда их на территорию дачи утихал. Одновременно с прекращением шума машин начиналась одиночная стрельба. Выстрелы следовали один за другим через короткие, но примерно одинаковые промежутки времени. Затем стрельба стихала, и машины подъезжали к самой даче.
Из машин выходили немецкие солдаты и унтер-офицеры. Шумно разговаривая между собой, они шли мыться в баню, после чего пьянствовали. Баня в эти дни всегда топилась.
В дни приезда машин на дачу прибывали дополнительно солдаты из какой-то немецкой воинской части. Для них специально ставились койки в помещении солдатского казино, организованного в одной из зал дачи. В эти дни на кухне готовилось большое количество обедов, а к столу подавалась удвоенная порция спиртных напитков.
Незадолго до прибытия машин на дачу эти солдаты с оружием уходили в лес, очевидно, к месту остановки машин, так как через полчаса или через час возвращались на этих машинах вместе с солдатами, постоянно жившими на даче.
Я, вероятно, не стала бы наблюдать и не заметила бы, как затихает и возобновляется шум прибывающих на дачу машин, если бы каждый раз, когда приезжали машины, нас (меня, Конаховскую и Михайлову) не загоняли на кухню, если мы находились в это время на дворе у дачи, или же не выпускали из кухни, если мы находились на кухне.
Это обстоятельство, а также то, что я несколько раз замечала следы свежей крови на одежде двух ефрейторов, заставило меня внимательно присмотреться к тому, что происходило на даче. Тогда я и заметила странные перерывы в движении машин, их остановки в лесу. Я заметила также, что следы крови были на одежде одних и тех же людей – двух ефрейторов. Один из них был высокий, рыжий, другой – среднего роста, блондин.
Из всего этого я заключила, что немцы на машине привозили на дачу людей и их расстреливали. Я даже приблизительно догадывалась, где это происходило, так как, приходя и уходя с дачи, я замечала недалеко от дороги в нескольких местах свеженабросанную землю. Площадь, занятая этой свеженабросанной землей, ежедневно увеличивалась в длину. С течением времени земля в этих местах приняла свой обычный вид» .
«Вопрос. Кого же, по вашему мнению, немцы расстреливали на даче?
