называют. Я изобрел это специально для городских собраний. А затем, когда я переехал на юг Италии, мы с учениками начали там строить такие же Пифагоровы полукруги для их городских собраний. Эти сооружения были римлянами названы впоследствии амфитеатрами, и римляне уже строили их сами. Так что извини, но в этот раз ты ошибся.
– Жаль! Такая стройная была версия… – театрально, и с самоиронией сказал Тео, как ни в чем не бывало. – Ух ты, это я сейчас буду свидетелем настоящего «экклесиа» – народного собрания в древней Греции?
– Нет. Не совсем, – ответил Учитель, – традиционные народные собрания проводятся на Самосе отдельно. Это довольно странное мероприятие ввиду того, что правитель Самоса – тиран, и мнение горожан мало на что влияет. И проводит такие мероприятия только сам Поликрат.
– То есть это ваше собрание не настоящее? Получается, вы вроде оппозиции действующей власти? – удивленно спросил Тео.
– Если бы я был оппозицией действующей власти, то меня бы уже не было, – горько усмехнулся Пифагор, – Поликрат знает, что я не занимаюсь политикой и что всеми силами борюсь с любой смутой, а это значит, что я никогда не буду настраивать народ против действующей власти, поэтому Поликрат спокойно позволяет нам проводить такие собрания.
Тем временем амфитеатр постепенно заполнился людьми. Тео с удивлением заметил, что нельзя было выделить какую-то одну или даже две возрастные группы, или же какую-то определенную группу по материальному или общественному положению. Представители гражданского общества Самоса, которые пришли на ежемесячную беседу с Пифагором, были и совсем молодого возраста, и взрослого, и пожилого. Хотя, конечно, Тео не брался определить возраст по внешнему виду собравшихся, так как соотношение внешнего вида и возраста в Древней Греции было совершенно другим, нежели в его родное время. Чем это было вызвано, Тео не мог сказать с уверенностью. Другой образ жизни? Отсутствие косметики, фармацевтики и медицины в целом? А может быть, – все вместе? С одной стороны, люди этой эпохи все время находились на свежем воздухе, питались исключительно полезной и натуральной пищей, жили на берегу моря, всё вокруг – исключительно экологически чистое, как у долгожителей современной далекой Японии. Но, с другой стороны, люди в возрасте за сорок уже выглядели стариками. Пифагор был среди них редким исключением. Если бы Тео в своем родном теле жил в это время, то он уже был бы похож на пожилого дяденьку.
К своему удивлению, Тео увидел, что у этого собрания был и свой ведущий – мужчина среднего роста и средних лет, с густыми вьющимися черными волосами. Его звали Архит. Все это собрание изначально очень напомнило Тео какое-то ток-шоу на телевидении, но Архит никак не напоминал ведущего, а скорее наоборот – у него было участливое лицо сопереживающего добряка. Спокойный и торжественный вид без тени высокомерия и надменности вызывал уважение и не оставлял сомнений в важности этого события для него самого. Но несмотря на свое спокойствие он без остановки сновал между рядами в желании удостовериться, что у всех собравшихся все в порядке, и их ничего не беспокоит.
Пифагор занял почетное место на подмостках, напоминавших сцену, и Архит торжественным голосом призвал всех собравшихся к тишине, чтобы можно было начать встречу и получить как можно больше полезных советов и полезной информации от Пифагора, так как время встречи было ограничено закатом. Архит спросил у собравшихся граждан, что они хотели бы сегодня услышать и о чем узнать. Люди начали поднимать руки и выкрикивать различные вопросы, но тут же стали перекрикивать друг друга, чтобы услышали именно их. Архит тут же остановил этот зарождающийся хаос и сказал, что если они сейчас успокоятся и будут вести себя организованно, то у каждого желающего может быть возможность задать свой вопрос, и Пифагор на него ответит. Почтенная публика единогласно согласилась с Архитом. Тео по привычке прикинул, что если тут 50 человек, и на каждый вопрос уйдет даже пара минут, то все вместе займет чуть больше полутора часов, что вполне реально. «Молодец, Архит, не обманул своих слушателей», – удовлетворенно подумал Тео.
Пифагор встал и громким, но спокойным голосом, обратился к присутствующим:
– Дорогие мои сограждане. Я знаю, что мы с вами собираемся не так часто, как хотелось бы. Ежедневная жизнь гораздо чаще ставит перед вами вопросы, требующие совета или ответа, и я с радостью отвечу на них. Но первое, что я призываю вас сделать, – успокоиться и организованно начать нашу беседу. Ведь вы знаете, замечательные мои, что у всех нас – и у вас, и у меня – самое дорогое? Самое дорогое, что у нас есть, – это время нашей жизни. Ибо это наш единственный невосполняемый ресурс. Это единственное, что никак и никогда нельзя вернуть или как-нибудь восполнить. Каждый день, каждый час время утекает вместе с нашими поступками. И то, что уже сделано, нельзя исправить или вернуть обратно, как и время. А поэтому давайте перестанем его сейчас тратить впустую и начнем нашу беседу.
Все одобрительно закивали, и одобрительный гул прошелся по «залу». В этот момент в первом ряду потянулась рука – молодая, но уже замужняя женщина подняла руку, чтобы задать вопрос, видимо, относящийся к только что сказанному. Пифагор указал в ее сторону, кивнул и попросил задать интересующий ее вопрос.
– Скажите, Божественный, через сколько времени после близости с мужчиной женщине можно идти в храм?
– После своего собственного мужа можно идти в храм хоть немедленно, ибо ничего постыдного или недостойного в этом нет. Но после чужого мужчины в храм лучше больше вообще не ходить, – уверенно и четко ответил Пифагор.
Собравшиеся одобрительно закивали, и снова по аудитории прошел одобрительный гомон. Но тут другая женщина из первого ряда подняла руку и также попросила разрешения задать вопрос. Пифагор кивнул. Это была женщина лет сорока, хорошо одетая, и было видно, что она из состоятельной семьи.
– Вы
