— А я могу тебе сказать, отчего в нашем доме всегда такая неразбериха, Диодора, — проговорила назидательным тоном кухарка. — Потому что непорядок это вовсе, когда дети слуг да всяких молочниц начинают на равных восседать за одним столом со знатью, как подкидыш нашей Алфидии, или кто там он у нее был… Вот и Кипсел тоже так говорит: непорядок!
И Вифиния снова поглядела на дорогу, по которой двигался Эпифокл.
Но теперь, когда вблизи можно было еще лучше разглядеть лицо путника, кухарка поняла, что тот несет в дом на редкость дурные вести, способные снова перебить у всех аппетит.
Но Эпифокл появился в доме как раз в тот момент, когда женщины закончили трапезу, но еще сидели вместе за столом, хотя некоторые из них уже сделали жертвенное возлияние богам со дна кубков, показывая, что больше не могут проглотить ни глотка.
Когда Эпифокл увидел знакомые, прекрасные лица женщин, беззаботно о чем-то переговаривающихся между собой, он еле-еле сдержал старческие слезы умиления.
Здесь было все совсем по-прежнему, словно он и не покидал эти стены, и странно было осознавать, что Эпифокл за время расставания пережил столько жестоких испытаний, и даже побывал на самом краю гибели!
Новости, которые принес Эпифокл, действительно были настолько ужасными, и когда ученый муж их выговорил вслух, за столом сразу же воцарилось гробовое молчание.
Эпифокл сказал, что триера, на которой они отправились к берегам Фасоса, попала в страшную бурю и утонула вместе со многими гребцами. Спастись удалось лишь немногим — Леониду, ему и еще всего нескольким матросам, которым посчастливилось на маленькой лодке добраться до ближайшего берега.
— А — Фаон? Что с Фаоном? — спросила Филистина, и Эпифокл понял, что бегство юноши здесь уже вовсе не является ни для кого тайной.
Хотя он так надеялся, что ему удастся избежать рассказа о самом страшном несчастии.
— Хм, хм, увы… увы… — пробормотал Эпифокл растерянно. — Про него толкуют разное. Одни считают, что наш Фаон тоже утонул, потому что его не оказалось среди тех, кто перебрался на лодку. Но… но лично я все равно не могу в такое поверить. Это было бы слишком несправедливо.
И Эпифокл жалобно обвел взглядом окаменевшие лица женщин, которые только что, до его появления в комнате, были такими веселыми, оживленными.
— Да, ведь Фаон совсем не умел плавать, — вдруг с каким-то ужасным, ледяным спокойствием громко сказала в наступившей тишине Сапфо.
— Хм, но это вовсе ничего не значит, что Фаона не оказалось с нами в лодке! — воскликнул Эпифокл. — Ведь среди погибших его тоже пока что никто не видел…
— А часто ли тебе приходилось принимать участие в похоронах и оплакивать на земле моряков, Эпифокл? — остановила пустые речи старика Дидамия. — Мне, например, ни разу. Зато по всем берегам Лесбоса встречаются кенотафы — пустые могилы тех, кто не вернулся из плавания. Сдается, теперь такой кенотаф появится и на нашем берегу по… неразумному, глупому, незабываемому сыну нашей маленькой Тимады.
Ни Дидамия, ни другие женщины не скрывали больше слез и тихих причитаний, которые, как спасение, пришли на смену оцепенению.
Лишь Сапфо сидела за столом с сухими глазами, крепко, до синевы сжав губы.
— Я хотел сказать, что во время бури я видел возле нашего корабля дельфинов, — торопливо забормотал Эпифокл. — Вы же знаете, они являются верными слугами Посейдона и часто выполняют его поручения. Мало того, мне кажется, что я потом даже видел Фаона на спине одного из дельфинов, и он даже держал в руках трезубец, а кто-то, неразличимый за высоким гребнем волны, словно тащил его вперед, подальше от страшного водоворота, и совсем в другую сторону от нашей лодки, так что у нас не было никакой возможности его догнать. И потом волны были величиной с дом, так что я потерял Фаона из вида и не знаю, попал ли он в подводное царство или добрался до суши… Но я могу сказать, что, когда видел Фаона в волнах последний раз, он был необыкновенно весел и доволен. Да-да, поверьте мне, он громко смеялся, и поэтому я не думаю, что с ним случилось что-то плохое. Хотя все говорят…
— Да, такие случаи бывают, — подтвердила Дидамия, с готовностью вытирая слезы и надеясь своими словами и примером хоть как-то поддержать подруг. — Да вы и сами наверняка слышали про нашего же, митиленского певца Ариона, который при возвращении из Тарента с богатыми сокровищами подвергся нападению морских разбойников, но вовремя нырнул за борт и был подхвачен в воде дельфином, подосланным Зевсом. Я не исключаю, что и Фаону тоже помог кто-нибудь из небожителей, так что не собираюсь его оплакивать раньше времени. И вам тоже это делать не советую.
— Послушай, Эпифокл, но что с твоим золотом? — вспомнила вдруг Глотис. — Неужели твое богатство тоже утонуло?
— Увы, увы мне! — развел руками Эпифокл, и этот плавающий жест почему-то сразу же всем напомнил Леонида. — Все мое золото досталось, наверное, нереидам — дочерям морского бога. Но если учесть, что их у него пятьдесят, то на каждую пришлось не так уж и много.
— Вот они — пятьдесят невест, — тихо сказала Сандра.
— Хорошо еще, что сам не затонул, хилосох, — подсказала появившаяся откуда-то, как из-под земли, служанка Диодора, которая только что была возле ручья, но, увидев Эпифокла, тут же бросилась за ним следом, боясь пропустить что-нибудь интересное. — Ей, Зевс, если бы ты тогда пожадничал, то боги точно отправили бы тебя на дно, а так решили наказать ровно наполовину. Насколько ты их сам уважил, так и они с тобой обошлись.
— Но… где же… Леонид? — спросила Филистина, которая была на грани обморока и еле выговаривала простые слова.
— Да, действительно, ведь триера была его домом, семьей и родиной одновременно. Впрочем, к счастью, он успел купить себе в столице дом. Надеюсь, теперь он тоже сюда вернется? — продолжила мысль подруги Дидамия, поняв, что Филистине самой больно об этом говорить, но все же невозможно оставаться в полном неведении. — Разве он не вернулся в наши края вместе с тобой, Эпифокл?
— Хм, хм, я звал его с собой, Дидамия! — воскликнул Эпифокл. — Когда нашу лодку швыряло по волнам в разные стороны, я молился всем богам о том, чтобы они даровали мне счастье снова, хотя бы еще один раз всех вас увидеть, но особенно тебя… Ведь ты, Дидамия, еще не знаешь самого главного — вместе с судном и мешком золота ушли на дно все мои записи, трактаты, которые я вез с собой, чтобы показать мудрейшему Бебелиху. Да, Дидамия, — труды всех моих лет, мое наследие для потомков, теперь лежит на дне моря, в библиотеке… для крабов и рыб.
И Эпифокл сам теперь заплакал безутешно, словно ребенок, не в силах смириться с огромностью своей потери.
