партиями II Интернационала[1], посеяли замешательство и разброд в социалистических и социал-демократических партиях Европы. В большинстве из них начались расколы на социал-демократов парламентского толка и революционеров. Ленин ставил ставку именно на эти радикальные части западного социализма, провоцируя расколы в социалистических партиях всюду, где только представлялся удобный случай. Например, в Итальянской социалистической партии, как мы уже говорили, Ленин учинил раскол, приняв послевоенные беспорядки, забастовки и местные мятежи за революционную ситуацию. Он приказал радикальному крылу расколоть Социалистическую партию и составить отдельную Коммунистическую партию Италии. Как показывает пример Италии, его мало беспокоило, что расколами он ослабляет социалистический голос в парламентах и лишает социалистов шанса победить на выборах, настраивает основную массу населения против не только коммунистов, но и вообще социалистов, видя в них опасных и жестоких бунтовщиков-разрушителей нормальной жизни. Дело в том, что Ленин глубоко презирал парламентскую демократию в любом виде и настроен был только на повторение российского опыта как единственно реального пути к захвату власти социалистами, то есть путем заговора революционных профессионалов и захвата ими власти — для этого массовые партии не нужны и далее могут мешать. Что касается западно-европейских социалистов, то даже среди самых крайних радикалов далеко не все были готовы безусловно принять руководство Ленина. Красный террор и расправа Ленина с левыми эсерами пугали
376
даже многих радикально-левых социалистов на Западе, как указывает Боркенау, сам в прошлом деятель ленинского Коминтерна.
Вот в такой обстановке и собрался учредительный съезд III Интернационала в марте 1919 года. Как указывают специалисты по истории большевизма и Коминтерна, участники первого съезда были иностранцами, застрявшими в Москве случайно из-за войны и революции или сознательно поступившие на службу советскому правительству — одиночками-энтузиастами революции большевиков. Поэтому почти все иностранные участники, а их было от силы полтора-два десятка человек, не представляли никого, кроме самих себя. Не существовавшую еще Французскую компартию представлял французский адвокат и капитан военного времени Жак Садуль, посланный в 1917 году французским правительством в Россию в надежде, что как радикал он сможет лучше договориться с российским социалистами, и застрявший в Москве, некий американец Рейнштейн, проживший в Москве уже несколько лет, представлял Американскую социалистическую рабочую партию. Раковский, возглавлявший большевиков Украины, «представлял» Балканы на том основании, что родом был из Болгарии, а гражданство имел румынское. Польшу должен был «представлять» Феликс Дзержинский, но он был слишком занят своими заплечными делами и вместо себя прислал своего заместителя — еврея Уншлихта, кажется, никакого отношения к Польше не имевшего. Были какие-то представители Германии, Австрии и Англии. Немец пытался убедить Ленина, что пора для революции в Германии не наступила, и что таково мнение известных ему немецких коммунистов. Но с Лениным не спорят! Это было дано понять всем участникам.
Ленин считал, что, поскольку ему удалось захватить власть в России и удержаться у власти, только его революционная стратегия и тактика реальны. Других путей он нe признавал. Выступления Ленина свидетельствовали о том, что его главными врагами являются не столько буржуазные партии, сколько Каутский и социалисты II Интернационала — «желтого», как Ленин называл социалистов-«постепеновцев» по аналогии с желтыми билетами проституток. Он поучал
377
иностранных социалистов непременно создавать у себя Советы. В этой неспособности Ленина видеть возможности другого пути в иных странах, принуждении иностранных партий копировать все, что произошло или происходит в России, советолог Адам Улам видит глубокий российский провинциализм Ленина, своеобразный русский «национализм»[2]. Ленин националистом, конечно, не был; был он догматиком-провинциалом, безапелляционно убежденным в своей правоте и в том, что все остальные пути были неверными, даже предательскими. Это психология крайнего сектанта, для которого все, кто не на 100% процентов следуют его учению, — еретики, которых следует уничтожать, чтобы они не заражали своей ересью других[3].
В общем, первый съезд заложил основы Коминтерна как агентуры Москвы, агентуры советского государства. Главная квартира Коминтерна от первого съезда и до его закрытия в 1943 году находилась в Москве, все работники аппарата Коминтерна получали зарплату от советского правительства. Окончательно Коминтерн оформился как агентура советских большевиков на своем втором конгрессе, который собрался в Москве в 1920 году. Он был более представительным, чем первый, и проходил в обстановке фактически победившего большевизма. От Белых армий оставалась лишь горстка врангелевцев на самом причерноморском юге, в Крыму, а на Дальнем Востоке была еще марионеточная Дальневосточная Республика под японским крылышком.
На этом конгрессе был зачитан и, конечно, принят, составленный Лениным, Устав Коминтерна из 21 пункта. Устав весь был сосредоточен на Советской России как центре всего коммунистического движения в мире. Исходя из
378
собственного опыта подполья в царской России, Ленин в этом уставе требовал, чтобы по российскому образцу каждая местная компартия имела два аппарата управления — открытый и подпольный. Устав требовал от коммунистов подрывной подпольной работы среди вооруженных сил опять же по опыту большевистской деятельности по разложению российской армии. «Отказ от такой работы равнозначен предательству революции», угрожал устав. Но самым ключевым пунктом было требование, согласно которому долг коммуниста, в какой стране он бы ни находился, — оказывать содействие Советскому Союзу, защищать его интересы. Иными словами, каждый коммунист в любой точке земного шара должен был быть агентом Советской России, а после 1922 года — Советского Союза, выполняя любые задания страны Советов, включая шпионаж. Как далек Ленин был психологически от зарубежья и его реалий можно заключить из того, что членам зарубежных компартий поручалось следить за русскими эмигрантами и осведомлять советские власти о них. В двух-трех миллионах обездоленных эмигрантов, рассеянных по всему миру и кое как зарабатывающих себе кусок хлеба, работая таксистами, шахтерами, рабочими, Ленин видел угрозу Советскому Союзу и мировому коммунистическому движению!
Потеряв надежду на скорую победу коммунизма на Западе, Ленин обратился к тезисам своей книги «Империализм как высшая стадия капитализма», написанной в годы Первой мировой войны, когда он потерял надежду на превращение ее в международную гражданскую войну. В этом сочинении он пытается спасти предсказания Маркса относительно объединения пролетариата по мере развития капитализма утверждением, что в ходе развития мирового империализма пролетариатом следует считать колониальные народы как таковые, эксплуатируемые империями-колонизаторами, все население которых по отношению к колониальным народам превращается в правящий класс. Сколь бы неверным ни был этот тезис, ибо, как уже доказано, затраты империй на колонии значительно превышали доходы от них, важно то, что это была первая марксистская (ревизионистская) работа, обратившая внимание на отсталое крестьянство стран Азии и Африки (а отчасти и Латинской Америки), как на
379
