– И кого же она предпочла?
– Будучи хорошо воспитанной девушкой, она предпочла старшего брата. И я нисколько не удивляюсь её выбору. Судя по фамильным портретам, Ральф во всём превосходил своего брата. Вон там висит его портрет. Сейчас, правда, темно, ничего не видно, но ты помнишь, какое красивое, благородное у него лицо.
– На твоём месте я бы так не превозносила его, – с улыбкой заметила Беатрис, – ведь это сущая копия твоего лица.
– Приятно слышать, что у меня такая счастливая наружность. Остаётся только надеяться, что мне не отрубят голову, как моему предку.
– Отрубят голову? Его казнили? А что он сделал?
– Сейчас узнаете. Пагонели были преданы своей вере, даже когда времена изменились. Впрочем, в замке всё оставалось по-прежнему, разве что ненадолго исчез старый капеллан. Исчез и возвратился под видом секретаря и управляющего. Довольно прозрачная уловка, я бы сказал, но, по-видимому, никто не желал зла Пагонелям. Итак, продолжаю. Легенда гласит, что где-то в лабиринтах замка было потайное место, столь искусно сокрытое от посторонних глаз, что человеку несведущему найти его было невозможно. По традиции о нём знал лишь владелец замка и одно из его доверенных лиц. Говорят, что даже политических и религиозных беженцев, которых там иногда укрывали, проводили туда, а затем выводили с завязанными глазами – столь ревностно Пагонели оберегали свою тайну. Ральф Пагонель доверился своему брату Джеффри. Полагаясь на надёжность потайного укрытия, куда за считаные мгновения можно было спрятать старого капеллана и церковную утварь, они справляли католические обряды гораздо безбоязненнее, чем прочие их единоверцы в славные годы правления королевы Елизаветы. Наконец спустя несколько лет после женитьбы Ральфа холодность, с какою братья относились друг к другу, переросла в откровенный разлад. Ральф Пагонель указал Джеффри на дверь, во гневе наговорив весьма нелицеприятных слов, которых Джеффри, несомненно, заслуживал, и тот ушёл, поклявшись отомстить брату.
– А, я знаю, чем закончится эта история. Джеффри донесёт на брата, – вырвалось у Беатрис.
– Когда прихожане Эрнсклифа собрались на очередное тайное богослужение, вбежал дозорный, который всегда в таких случаях вёл наблюдение за окрестностями, и предупредил, что к замку приближаются люди шерифа. К их появлению необходимые меры предосторожности были приняты, сэр Пагонель с женой вышли встречать гостей и учтиво поздоровались с ними. Они надеялись провести шерифа, как уже неоднократно бывало раньше, но вообразите их смятение и ярость, когда они вскоре увидели Джеффри, а рядом с ним бедного старого священника с церковной утварью, которую прятали от посторонних глаз в потайном месте. О нём, кроме Ральфа, знал лишь один Джеффри.
– Презренный негодяй! Неудивительно, что он не может обрести покой даже в могиле.
– Не уверен, не знаю, был ли он предан земле.
– Что же, он до сих пор бродит по свету, как Агасфер? Надеюсь, Хью, он не явится к нам в один прекрасный день и не предъявит права на поместье.
– Подожди, выслушай до конца эту историю. Не знаю, насколько достоверны подробности, но могу сказать совершенно точно, что Ральф и Беатрикс Пагонель, а также священник Фрэнсис Риверз разделили судьбу многих погибших на эшафоте, после чего Джеффри по высочайшему соизволению получил поместье «в знак признательности за большие заслуги перед короной». Здесь, в замке, он, по-видимому, влачил самое что ни на есть жалкое существование: все сторонились его, как предателя и братоубийцы. Под конец Джеффри остался совсем один, разогнав даже слуг, и жил затворником в той мрачной комнате.
– У меня нет к нему никакого сочувствия.
– О нём говорили, что он стал страшным скрягой, безбожно притеснял арендаторов. Полагали, что он скопил в замке огромные капиталы, однако, когда наш род вступил во владение поместьем, в замке не нашли ни одной монеты, не видно было ни малейших признаков богатства. Бесследно исчезли и фамильная посуда с драгоценностями, которым ещё в ту пору цены не было.
– А когда ваши предки вступили во владение поместьем?
– Это случилось после того, как Джеффри таинственным образом исчез. В семейных бумагах точно не говорится, как обнаружили его исчезновение. Возможно, причиной тому был его странный отшельнический образ жизни. Как бы то ни было, спустя несколько месяцев после исчезновения Джеффри приехал наш предок, и вскоре замок перешёл к нему.
– Интересно, где это потайное место? – спросила я.
– Сказать по правде, я не верю в его существование. Как ты знаешь, в Эрнсклифе на каждом шагу закоулки и потайные чуланы. Любой человек, кто знал все ходы и выходы в замке, мог с успехом сыграть в прятки и провести незваных гостей. Думаю, отсюда и взялась легенда о потайном месте.
– А кто-нибудь видел своими глазами этого ужасного кузена Джеффри?
– Не знаю – ни разу не слышал, чтобы его кто-нибудь видел, но не сомневаюсь, его так боялись увидеть, что всё время запирали его комнату на ключ. И конечно, это создало почву для слухов и россказней. Все обитатели Эрнсклифа были убеждены, что свои сокровища Джеффри спрятал где-то здесь, в замке, и, терзаемый раскаянием, может появиться в образе призрака и указать, где они находятся.
– Какой прекрасный предоставляется тебе случай, Би!
Беатрис усмехнулась и заметила, что она никоим образом не желает встречаться со своим отвратительным предком, но потом, вздохнув, добавила:
– Всё, что угодно, – только не это. А так бы я не упустила случая найти спрятанный клад.
– Ах, я тоже. Неужели я бы упустил случай! – воскликнул Хью. – Не могу смотреть, как бедного старого сквайра терзают заботы. Я бы пошёл на всё, что угодно, только бы восстановить справедливость.
– Надеюсь, не на всё, Хью? – иронично спросила его сестра, и я заметила при свете пламени, что Хью покраснел до корней волос.
– Что ты хочешь сказать? – произнёс он. – Почему ты это говоришь?
– Потому что знаю: есть вещи, через которые ты никогда не переступишь, даже ради кого бы то ни было, – ответила Беатрис. – Ты слышал: мама говорит, что с госпожами Лассель на бал приедет эта мисс Барнет?
Не знаю почему, но при упоминании о богатой наследнице из Бланкшира мне стало неприятно; весёлый, беззаботный смех Хью пришёлся как нельзя кстати.
– Ну нет, чёрт возьми, до этого, слава богу, мы ещё не опустились. Да я скорее предпочту бедность, чем стану жертвовать своей свободой. – Хью замолчал, а когда заговорил снова, в голосе его прозвучала мрачная грусть. – Во всяком случае, я никогда не сделаю ничего такого, что добавило бы отцу забот и хлопот.
Воцарилось молчание, мы смотрели на огонь в камине, и я чувствовала… не могу даже изъяснить себе, что это было за чувство. Хью Пагонель был мне всегда очень дорог, дороже всех; он был моим кузеном, товарищем, моим отважным защитником, но я никогда не представляла его в каком-либо ином свете, и потому, когда в семнадцать лет ко мне вместе с робким самосознанием пришло понимание того, что моя дружба с Хью не может быть такой же близкой и свободной, как дружба с Беатрис, я была скорее раздражена и расстроена, нежели смущена этим откровением. Странное дело, предложение Беатрис было мне даже противно. Тут только я осознала, как ужасно будет, если Хью женится на другой женщине. С болью в сердце я вспомнила, что мой отец живёт исключительно на своё жалованье, а для Хью взять в жёны девушку без приданого означало бы верный способ усугубить затруднительное положение сквайра. Подняв глаза, я поймала на себе взгляд Хью; он был серьёзный и грустный, как, верно, и у меня в ту минуту. Впервые его взгляд смутил меня, и потому я почувствовала некоторое облегчение, когда зазвонил большой гонг и мы разбрелись в разные стороны переодеваться к обеду.
II
В канун Нового года на бал по случаю совершеннолетия Хью съехались гости. Они должны были остаться на ночь и на другой день, когда намечался торжественный ужин в честь арендаторов. Нет нужды описывать здесь гостей; это были приятные, добросердечные люди, большинство из них – старые друзья и соседи Пагонелей. Так как я регулярно встречалась с ними каждый год, когда приезжала в Эрнсклиф на каникулы, все они любезно оказали мне внимание и учтиво сожалели, что я уезжаю из Англии и в последний раз гощу в Эрнсклифе.
Если не считать мисс Мортон, чей приезд вызвал столько досужих толков, единственным новым лицом среди приезжих была мисс Барнет, наследница огромного имения. Она прибыла из поместья Лассель с генерал-лейтенантом[74] и его свитой. Я невольно с необычайным интересом разглядывала эту девушку и, боюсь, испытывала жестокое раздражение, найдя её очень юной и миловидной, манеры её простыми, а наряды скромными. Она так искренне восхищалась огромным старинным замком, обширным парком, через который она проезжала в экипаже, что я по злобе своей едва не обвинила её в том, будто она расхваливает Эрнсклиф, чтобы завоевать сердце Хью, поскольку тот был беззаветно предан родному дому. Имея наивно-детское представление о богатых наследницах, я была немало удивлена, увидев на ней скромное, тёмных тонов платье из грубой полушерстяной ткани и самую непритязательную шляпку из обыкновенной крупной соломки. Однако после обеда, когда мы все отправились наряжаться к балу, я услышала слова леди Лассель. Она рассказывала миссис Пагонель, что «уговорила Изабеллу привезти с собой фамильные бриллианты, так как они поистине достойны того, чтобы их видели все».
