Тобин поднял глаза и кивнул, удивляясь про себя, какими тусклыми теперь кажутся ему волосы молодого воина. Когда он был маленьким, ему всегда доставляло удовольствие смотреть, как огонь в очаге бросает яркие отблески на рыжие кудри играющего в кости Нианиса.
— Ты и на меня можешь рассчитывать, мой принц, — сказал Солани, прижимая руку к груди. — В память твоего отца я всегда буду союзником Атийона.
Лжец, — прошипел Брат, внезапно возникнув за спиной Солани. — Он говорил капитану своих солдат, что через год сам будет хозяином в Атийоне.
Тобин, растерявшись, выдохнул:
— Через год?
— И через год, и всегда, мой принц, — заверил его Солани, но когда Тобин глянул ему в глаза, он понял, что Брат сказал правду.
Тобин встал и поклонился обоим военачальникам, как сделал бы это его отец.
Когда Нианис и Солани оказались в коридоре, до мальчиков донесся громкий шепот Солани:
— Мало ли что говорит Фарин! Мальчик не совсем…
Тобин взглянул на Брата. Возможно, это была просто игра света, но ему показалось, что Брат усмехается.
Нари начала кудахтать вокруг Тобина и даже предложила лечь с ним в одну постель, как когда тот был младенцем, но Тобин отослал ее. Аркониэль и Фарин держались на расстоянии, но всегда оказывались рядом, если были ему нужны.
Однако единственным, чье общество мальчик мог выносить, оставался Ки, и в последующие дни мальчики вдвоем проводили большую часть времени вне замка. В первые четыре дня траура поездки верхом были запрещены, как и горячая еда и огонь в очаге, так что Тобин и Ки бродили по лесным тропинкам и по берегу реки.
Ощущение внутренней пустоты сохранялось, даже Ки, похоже, заметил это и стал необычно молчалив. Он никогда не спрашивал, почему Тобин не плачет по отцу, хотя сам часто лил слезы.
И он был не единственным. Тобин часто замечал, как вытирают глаза Нари и Фарин, да и многие солдаты в казарме. Тобин чувствовал, что с ним что-то не так. Он ночью отправился к святилищу и долго стоял там, положив руки на урну, но слезы к нему так и не пришли.
Третья ночь после бдения оказалась очень жаркой, Тобин не мог уснуть и лежал, глядя на танцующих вокруг ночника ночных бабочек и прислушиваясь к кваканью лягушек и стрекоту цикад на лужайке. Ки крепко спал, вытянувшись на спине и открыв рот, его голая грудь была вся в каплях пота. Правая рука Ки почти касалась бедра Тобина, пальцы его иногда подергивались, когда мальчику что-то снилось. Тобин позавидовал тому, как легко удалось уснуть его другу.
Чем больше Тобин хотел уснуть, тем безнадежнее бежал от него сон. Глаза его казались ему такими же сухими, как остывшие угли в очаге, а сердце колотилось так, что сотрясало, казалось, постель. Луч лунного света падал на кольчугу на подставке в углу, рядом с доспехами лежал и меч, который, как сказали Тобину, принадлежал теперь ему. Слишком рано для меча, с горечью подумал Тобин, слишком поздно для кольчуги…
Сердце мальчика колотилось все сильнее. Выскользнув из постели, Тобин натянул мятую рубашку и прокрался в коридор. Внизу в зале, как знал Тобин, спали слуги, но если подняться на третий этаж, можно найти Аркониэля, который, должно быть, еще не лег. Впрочем, разговаривать с ним Тобину не захотелось, и он прошел в игровую комнату.
Ставни были открыты, и все заливал лунный свет. В призрачном сиянии игрушечный город казался почти реальным. На мгновение Тобин представил себе, что стал совой и летает над ночным Эро. Однако стоило мальчику приблизиться на шаг, и город снова стал всего лишь игрушкой, прекрасной игрушкой, подаренной отцом, рядом с которой, рассматривая улицы и дома, они провели вместе столько счастливых часов.
И еще отец называл ему имена цариц…
Тобину больше не нужно было вставать на стул, чтобы дотянуться до полки, где хранилась шкатулка с фигурками. Усевшись на полу, мальчик выстроил цариц и царей на крыше Старого дворца: Фелатимос и его дочь, царица Герилейн Основательница, как всегда, оказались рядом, затем шла бедная отравленная Тамир, жертва честолюбия своего брата… За ними выстроились Агналейн Первая, Клиа и все остальные и, наконец, бабушка Агналейн Вторая, безумная сама и передавшая безумие дочери… На уроках истории Аркониэль рассказывал о них всех гораздо подробнее, чем отец или Нари. Тобин знал о клетках для обреченных и о виселицах, обо всех отравленных или обезглавленных супругах бабушки. Неудивительно, что народ не возражал, когда дядя Эриус отмахнулся от пророчества и занял трон после ее смерти.
Тобин вынул из шкатулки последнюю, многократно чиненную деревянную фигурку: «царь-твой-дядя». Он все еще оставался для мальчика лишь историческим персонажем, мельком увиденным однажды из окна.
Он увез маму с собой.
Тобин повертел фигурку в руках, вспоминая, как часто отцу приходилось склеивать ее после нападений Брата. Впрочем, призрак перестал интересоваться изображением Эриуса уже несколько лет назад…
Раздался тихий треск, и Тобин удивленно моргнул: оказалось, что он отломил голову фигурке. Мальчик бросил кусочки в тень, отбрасываемую игрушечной цитаделью, и прислушался к их стуку по полу.
Отец с баночкой клея в руках не придет, чтобы починить фигурку.
За этой мыслью последовал целый ряд воспоминаний: как отец смеялся, называл ему улицы Эро, играл в бакши, ездил верхом… и все же заплакать Тобин не смог.
В этот момент Тобин услышал позади себя тихие шаги и почувствовал запах дыма и лесной зелени. Черные волосы Лхел коснулись его щеки, и ведьма прижала голову Тобина к своей груди.
— Я открыть тебе правду, кееса, — прошептала Лхел. — Твой отец, он сделать этот город для тебя, а тебя — для этот город.
— Что ты имеешь в виду? — Тобин отстранился и обернулся, в залитой лунным светом комнате он был один.
— Что ты здесь делаешь? — В дверь заглянул сонный Ки. Когда Тобин ничего не ответил, Ки обхватил его за плечи и отвел обратно в спальню. Растянувшись на постели рядом с Тобином, Ки снова заснул, как только его голова коснулась подушки.
Тобин хотел поразмыслить о значении сказанного Лхел, но ласковая тяжесть руки Ки у него на груди и принесенный Лхел лесной запах усыпили его. На этот раз он спал без сновидений.
Глава 36
Долго ждать Эриус не стал. Не прошло и двух недель после возвращения Фарина, как Аркониэль, выглянув из окна своей мастерской, увидел поднимающееся над дорогой облако пыли.
Чтобы поднять такое облако, требовался целый отряд, и у Аркониэля не было никаких сомнений, кто его послал.
Ругая себя за то, что не был более бдительным, молодой волшебник уже собрался прибегнуть к заклинанию, чтобы найти Тобина и Ки, когда заметил мальчиков на дальнем краю лужайки. Полуголые, как всегда в такую жару, они расположились в тени густой ивы на берегу реки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
