— Ну что, полегче тебе?
— Черта с два! Болит как не знаю что! Только знаешь — будто…
— Робинзон-четыре, мистер Берк, ответьте! Прием! — ожила рация голосом Цолля. Филипп рванулся к ней, нажал кнопку.
— Это Берк. Слушаю вас. — Подумал: «Наверное, спасатели уже пробились!»
— Как состояние госпожи фон Вальрехт?
— Не очень хорошо. Скоро уже прибудут спасатели?
— М-мм… у меня для вас не слишком хорошие новости. Дело в том, что полчаса назад сошла еще одна лавина. Как раз туда, где работали наши люди. Расчищенное место снова завалено, вся техника…
Сердце Филиппа колотилось так, будто хотело проломить ребра. Только сердце и холодные колкие мурашки по спине, все остальное застыло в каком-то ступоре, не было сил ни шевельнуться, ни выговорить хоть слово.
— …Там ведутся поисковые работы, — продолжал Цолль, — двое спасателей остались где-то под снегом. В общем… вам придется еще немного подождать.
— Сколько?
— Не знаю. Сейчас мы ищем какие-то альтернативные способы эвакуировать вашу спутницу.
— Но можно же, наверное, вертолетом нас забрать! Или хотя бы ее.
— В таких метеоусловиях вертолет не может лететь, тем более ночью. Когда рассветет, можно будет попробовать.
— Но до рассвета еще девять часов! Поймите, ей все хуже и хуже становится! — Он не мог сказать напрямую при Амелии то, что крутилось в голове: «Она может просто не дожить до утра!»
— Повторяю — мы сейчас ищем другие способы ее эвакуации. Я скоро свяжусь с вами. Конец связи!
Щелчок — и хриплый смех, раздавшийся сзади, так неожиданно, что Филипп вздрогнул.
— Похоже, суждено мне в этой дыре загнуться. А… ч-черт!
Он обернулся — Амелия кривилась, держась за живот.
— Интересно, а папашка, когда я помру, на похороны приедет, приличия соблюдет? Хотя, наверное, он меня на семейном кладбище захочет упокоить…
Кажется, марихуана наконец подействовала.
Подумав несколько секунд, Филипп снова нажал кнопку «Передача».
— Это Робинзон-четыре, центр, ответьте!
— …Упокоить — и одной заботой меньше! — продолжала вещать Амелия. — Ему всегда на меня наплевать было…
— Слушаю вас, мистер Берк, — отозвалась диспетчер.
— Я хочу, чтобы вы немедленно связались с отцом госпожи фон Вальрехт.
А что может сделать Трент, когда счет идет на часы? Но, может, что-то и сможет… Он продиктовал телефон, который помнил наизусть, потом еще один, краем уха слушая излияния Амелии:
— …Они когда развелись, и мы с мамашей в Калифорнию уехали, я ей там была тысячу лет не нужна. И я все мечтала — может, он меня обратно к себе возьмет?! Не-ет, куда там!..
— Хорошо, мистер Берк, я сейчас этим займусь.
— …У меня в поместье пони остался…
— Конец связи.
— Классно ты это придумал — с косячком! — сообщила Амелия, когда он подошел к дивану.
— Что — меньше болит?
— Боли-ит! Только мне на эту боль насрать стало. И на все насрать. И подохну — тоже насрать. Дай еще косячок!
На ее заострившемся бледном лице повисла странная гримаса, похожая на веселую улыбку, если бы не глаза. Несчастные, жалкие, испуганные, они, казалось, кричали: «Ну сделай же что-нибудь!»
Филипп надеялся, что она не видит, что ему тоже страшно. Не просто страшно — он был в панике.
— Не дам. И хватит этих глупых разговоров, от тебя уже уши вянут!
— Робинзон-четыре, прием! — позвала диспетчер из рации. Голос у нее был совсем молодой, чуть ли не как у подростка, и Филиппу почему-то на миг представилась худенькая девушка-старшеклассница.
— Слушаю вас, центр!
— Я сейчас звонила мистеру Тренту. Но там никто не отвечает. А по другому телефону ответила секретарша, сказала, что он перезвонит часа через три.
— Я же говорю, ему насрать! И так мне и надо! — громогласно выдала Амелия новое «откровение».
— Вы объяснили, что это насчет его дочери?
— Да, я все объяснила. Герр Цолль хочет с вами поговорить.
— Мистер Берк? — перехватил микрофон Цолль.
— Да, я слушаю, — отозвался Филипп.
— Мы вызвали из соседнего района группу спасателей. Они поднимутся к вам по склону. В составе группы будет врач, он сможет оказать госпоже фон Вальрехт первую помощь. Потом они попытаются переправить ее вниз, на шоссе.
— Вы имеете в виду склон в восточной части долины?
— Да. Его внизу пересекает двадцать девятое шоссе — оттуда они и пойдут.
— Сколько времени это займет?
— Группа будет на месте часа через полтора. Сам подъем займет около двух часов — там около пяти километров, вверх, по глубокому снегу.
Филипп мгновенно прикинул: полтора часа, пока группа окажется на шоссе… подъем… Спуск — правда, вниз, но с грузом — тоже часа два, не меньше, да и не смогут спасатели сразу же обратно идти, им надо хоть немного передохнуть.
— Получается, что в больницу она попадет не раньше чем через семь часов.
— Да. К сожалению, больше ничего другого я вам предложить не могу.
— Я понял. Конец связи.
Он отошел к дивану, присел на корточки.
— Ну что — все слышала?
— Все, — мрачно подтвердила Амелия. — Жила глупо — и подохну глупо… Все один к одному, блин! — Голос ее на последнем слове сорвался, словно она еле сдержалась, чтобы не всхлипнуть.
— Ну… ну чего ты, — Филипп погладил ее по лицу. — Все будет в порядке.
Она повернула голову, зажмурилась и привалилась к его ладони погорячевшей щекой. Сказала, не открывая глаз:
— Да перестань… Ты же сам понимаешь…
Наступило молчание. Оно давило со всех сторон, забиралось комком в горло, не давая нормально вдохнуть, звенело в ушах…
Семь часов — она не выдержит столько! Семь часов медленной агонии, боли и страха — и медленно дергающейся по кругу стрелки, которая будет неумолимо отстукивать свое «Ждать… ждать…»
— Филипп… — Амелия с трудом разлепила спекшиеся губы, — а ты меня будешь вспоминать… хоть иногда?
И даже не от этих слов — от ее безнадежного подрагивающего голоса что-то будто взорвалось у него внутри.
— Ну, хватит! — Он решительно встал. — Хватит с меня этих глупых разговоров! Я не позволю тебе умереть — ясно?!
— Но… — начала она.
— Я тебя хоть раз в жизни обманул?
— Нет.
— Так вот, ты не умрешь — я тебе это обещаю! — повторил Филипп и улыбнулся, как можно более уверенно, стараясь передать эту уверенность и ей. — Сейчас я помогу тебе одеться, и мы спустимся вниз, к дороге.
То, что он задумал, смахивало на самоубийство. Точнее, на убийство — ведь если от движения, от толчков и тряски у Амелии что-нибудь там, внутри, порвется, и начнется кровотечение, то получится, что он сам, своими руками отнял у нее те несколько часов, которых, возможно, хватило бы до прибытия спасателей! Но теперь отступать было уже нельзя — в несчастных, наполненных болью глазах вспыхнуло что-то похожее на надежду.
