– Ну что ж, – Эстебан посмотрел на темное небо и поднялся на ноги. – Пойду посты проверю.
Он понял, что ненароком затронул тему, которую обсуждать с ним не собирались. Да, в общем-то, ему было и не особенно интересно, кто такие эти «серые». Его сейчас интересовали только чупакабры. В преддверии грядущей битвы адреналин уже играл в крови и усидеть на месте был непросто. Да и посты действительно нужно было проверить. Жители Сан-Хуан-Ла-Харосы все же не были профессиональными служаками, а потому могли с некоторым небрежением отнестись к порученным им заданиям, в которых не видели особого смысла. Расставить посты решил алькальд. Зачем? Для порядка! Необходимости в этом особой не было, а может быть, и вовсе никакой, но когда каждый человек стоит на своем посту – это дисциплинирует, сплачивает и укрепляет стабильность. А стабильность, как говорил один национальный лидер, – это основа основ и самый прямой путь к процветанию. Правда, он плохо кончил. Так и не дождавшись результатов своей мудрой политики. Ну так это ж уже потом. А до этого все у него было стабильно. Даже очень.
Ночь уже почти вступила в свои права. Идя по дорожке, тянущейся через кофейную плантацию, еще можно был узнать в лицо встречного, если, конечно, он был тебе знаком, а вот под сенью деревьев оставалось довольствоваться лишь контурами фигуры сидящего рядом человека. Или включить фонарь. Камохин так и поступил. Включил фонарь и сунул его в развилку между стволом и веткой дерева.
Скоро должны были прилететь чупакабры. И тогда – начнется!
– Ян, – прикрыв глаза от света, посмотрел на фламандца Орсон. – Ты поинтересовался моим мнением насчет защиты редких животных. Могу я задать тебе такой же прямой вопрос?
– Всегда пожалуйста, Док, – открыто улыбнулся стрелок.
– Кто ты по национальности?
Улыбка исчезла с лица квестера.
– В каком смысле?
– В самом прямом и определенном. Я – англичанин, Камохин с Осиповым – русские. А ты?..
– Я – фламандец!
– Ты такой же фламандец, как я – папуас.
– Да с чего ты это взял? – вскинулся Брейгель.
– Послушай, Док… – попытался было вмешаться Камохин.
Но взмахом открытой ладони Орсон попросил его умолкнуть.
– Я ничего не имею против папуасов, – заверил всех присутствующих биолог. – Но поскольку уж мы работаем в одной группе и, как я полагаю, планируем и в дальнейшем не расставаться надолго, я хотел бы, чтобы между нами не было каких-то секретов и недомолвок, которые могут здорово осложнить всем нам жизнь в дальнейшем.
– У каждого есть секреты, – сказал Осипов.
– Несомненно, – согласился Орсон. – Я ведь не спрашиваю Яна, чем закончилось его свидание с той рыженькой связисткой, на которую он глаз положил.
– Ну, знаешь!.. – возмущенно воскликнул Брейгель.
– Вот именно! – взмахом руки остановил его Орсон. – Я этого не знаю и знать не хочу! Потому что это меня не касается. Но я хочу знать, почему ты скрываешь от нас свою национальность?.. Это что, какая-то ужасная семейная тайна?
– С чего ты взял, что он не фламандец? – стараясь сохранять спокойствие, спросил у биолога Осипов.
– Он давно намекает на то, что я слишком хорошо знаю русский, – ответил Брейгель.
– О, нет! – Орсон вскинул сразу обе руки с открытыми ладонями. Как будто собирался поиграть в ладушки. – Любой язык можно освоить в совершенстве. Даже русский. Но думает человек, – англичанин коснулся указательным пальцем виска, – на своем родном языке.
– Мысленно мы между собой общаемся по-русски, – заметил Камохин.
– Да, но для этого мне, например, приходится постоянно напоминать себе, что нужно думать по-русски. И то, как все вы могли заметить, я то и дело сбиваюсь на английский. То же самое и с Эстебаном. А вот Ян думает по-русски так же чисто, как и говорит. За все то время, что мы находимся в Гватемале, у него в голове ни разу не промелькнула ни одна мысль пофламандски…
– Вообще-то, во Фландрии говорят на нидерландском, – заметил Брейгель.
– Да какая разница, – слегка поморщился Орсон, – на нидерландском, немецком или французском. Ты думаешь только по-русски. Спрашивается, с чего бы вдруг?
Брейгель улыбнулся, немного смущенно, немного растерянно и самую малость обиженно, и развел руками.
– Можешь не отвечать, – сделал предостерегающий жест Камохин.
– А! – указал на него пальцем англичанин. – Так ты знаешь, в чем тут дело!
– Нет, не знаю, – мотнул головой стрелок. – Но считаю, что Ян имеет право не отвечать. А мы не имеем права копаться в личной жизни друг друга.
– Это как сказать, – англичанин скрестил руки на груди.
Давая тем самым понять, что, мол, sapienti sat.
– Бамалама, если для кого-то это имеет принципиальное значение, я действительно не фламандец. – Брейгель улыбнулся и поднял руки, как будто сдаваясь в плен. – Я не собирался никого вводить в заблуждение. Документы у меня порядке, и по ним я фламандец. Так уж исторически сложилось.
Брейгель щелкнул пальцами и крутанул кистями рук, как будто собирался станцевать фламенко.
– Кто же ты на самом деле? – спросил Осипов.
– Это довольно длинная и запутанная история. – Брейгель вновь попытался что-то изобразить кистями. – Я…
– Чупакабры! – раздался крик одного из постовых. – Летят!
– Хорош трендеть. – Камохин схватил автомат и подсумок с запасными обоймами. – За работу!
Вот оно и началось.
Глава 44
Коза жалобно заблеяла и пригнула голову, завидев вынырнувшую из темноты чупакабру.
Впрочем, козы всегда блеют жалобно. Такая уж у них манера. Что бы ни случилось, блеять нужно жалобно и тоскливо, чтобы показать, какое ты несчастное создание и как несправедлива к тебе суровая жизнь. В этом жестоком мире каждый выживает как может.
Одни нападают, другие обороняются, третьи взывают о помощи.
Жалобное блеяние не спасло бы козу, если бы чупакабра действительно вознамерилась высосать из нее кровь. Однако кровожадная тварь была нацелена на тыкву, набитую горячими углями, которую держал на колу охотник. Индейцу сделалось не по себе, когда он увидел, как вынырнувшая из темноты чупакабра сложила крылья и камнем рухнула вниз, прямо на него. В конце концов, он ведь был всего лишь фермером, выращивающим кофе и разводящим коз, а вовсе не охотником на монстров. Невольно он присел на корточки. Но кол с насаженной на заостренный конец тыквой продолжал держать высоко над головой. Он четко уяснил, что только в этом заключается его спасение. Не будет горячей тыквы – чупакабра свернет голову ему.
В конечной точке своего падения чупакабра резко раскинула крылья в стороны. Скорость падения упала почти до нуля. На миг похожая на гигантский зонт тварь зависла, замерла в воздухе. И одновременно с этим метнулся вперед вымяобразный вырост с разверстым зевом и торчащими по сторонам загнутыми крючьями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
